Гиппопотам - Стивен Фрай

15. Да ну, брось. Ладно, не видел, так слышал.

16. Ага, слухи.

17. Для тебя и существование Мексики тоже «слухи». Ты и вправду сомневаешься в нем?

18. Хорошо. Хорошо. Тем не менее остается еще проблема Дэвида. Я принес клятву над его крестильной купелью. Его отец, мой друг, просит, чтобы я наставил его. Впервые в жизни он не знает, что ему делать. А я могу помочь.

19. Это верно, помочь ты можешь. Ты можешь…

Пришлось прерваться. Ко мне приближались чьи-то голоса. Двое, с головой ушедшие в разговор. Они остановились под открытым окном виллы, дальним, выходящим на озеро.

– Вот, по-моему, достаточно тихое место. – Голос Макса Клиффорда.

– Очень тихое. – Голос Дэвида.

Я застыл, разинув рот, как ребенок, услышавший команду «замри». Оттуда, где я сидел, до них было всего несколько ярдов, и малейший шорох внутри летнего домика они различили бы с такой же ясностью, с какой я различал их разговор.

– Ну так вот. Перейду прямо к делу, Дэвид. Я сегодня утром видел Оливера.

Молчание.

– Он не сказал, что произошло, но что-то произошло, это ясно. Что-то, схожее с удивительным выздоровлением твоей кузины Джейн, свидетелями которого мы с Мери были около года назад.

– Это верно. У Оливера теперь здоровое сердце. Клиффорд восхищенно хохотнул.

– Поразительно. Совершенно поразительно.

– Нет, вы знаете, ничего поразительного тут нет. Во всяком случае, для меня.

– Я так полагаю, эти твои действия что-то у тебя отнимают.

– Да. Если честно, кое-что они у меня отнимают.

– Я просто… Знаешь, я как-то нелепо себя чувствую, обращаясь к тебе с подобной просьбой. Я же понимаю, это не то что одолжить книгу или попросить кого-то посидеть вечерок с ребенком.

– Вы можете просить меня о чем угодно, Макс.

– Моя дочь, Клара, она… с ней не все ладно.

– Я уверен, что смогу помочь ей, Макс.

– Она не то чтобы больна, она, как бы это сказать, со странностями. Такая нескладная, неуклюжая и…

– И несчастная.

– С ней бывает очень трудно на людях. Все смотрят на нее, понимаешь? Косоглазие, торчащие зубы и сами-то по себе достаточно плохи. Но она не прилагает совершенно никаких усилий к тому, чтобы выглядеть грациозной или…

– Да, я понимаю. Я буду очень рад увидеться с ней и сделать что смогу.

– Я не знаю точно, в чем состоит твой метод. Может быть, мы с Мери в состоянии чем-то тебе помочь?

– Ну, тут дело вот в чем, Макс. Вы должны доверять мне, понимаете? Я предпочел бы, чтобы вы при нашей с ней встрече не присутствовали.

– Конечно, конечно. Как скажешь. Но тебе хватит сил? Я к тому, что с виду ты мальчик не очень крепкий. Мы не хотим, чтобы ты переутомился.

– На самом-то деле я довольно сильный. Мой дух восстанавливается очень быстро. Если я его не расходую.

– Превосходно.

Они замолчали. Я, насколько мог бесшумно, вытянул затекшую ногу. Может, уже ушли? Я поразмыслил, не встать ли мне, не подойти ли к окну, не выглянуть ли из него. Но тут послышался плеск брошенного в озеро камушка, и я решил, что они все еще здесь. Новая пара камушков, потом заговорил Дэвид:

– Что вы сказали обо мне Кларе?

– Ну, мы намекнули, что, возможно, ты захочешь ей помочь.

– И как она к этому отнеслась?

– Кларе четырнадцать лет, она делает то, что ей говорят, – резко ответил Макс. И, видимо поняв, как грубо это прозвучало, поспешил добавить: – Должен сказать, ей и говорить-то особенно не приходится. Нет, она очень чуткая. Ее косина, зубы, чертовы глаза, которые глупо таращатся в разные стороны. Она из-за них очень переживает. Да и все мы.

– Где она сейчас?

– По словам ее матери, где-то с Саймоном. Разгребают навоз в конюшне. Или выгребают, что более вероятно. Хочешь, чтобы я прислал ее к тебе?

– Ближе к вечеру, если вы не против. После второго завтрака.

– Да. Да, понимаю, тебе надо сначала поесть. Э-э… где ты этим будешь заниматься?

– Пока не знаю, Макс. Возможно, мы с ней погуляем. Но нам действительно никто не должен мешать. Мы должны быть совсем одни.

– Как скажешь, как скажешь… Я тебе очень благодарен. Мери и я, мы оба очень…

Голос Макса стих, я снова остался один. Я вернулся к блокноту и завершил – пока что – мой список.

20. Возможно, скоро у меня появится и свидетельство для глаз. Думаю, лучше будет с выводами подождать до той поры.

Перед вторым завтраком я заглянул к Майклу. Он диктовал письмо. Выглядел он спокойнее и увереннее в себе, чем при последнем нашем свидании. Таково, надо полагать, его деловое лицо. Майкл вроде бы обрадовался, увидев меня. С другой стороны, он вроде бы обрадовался, увидев меня и неделей раньше, а я теперь знал, что на самом деле присутствие мое чрезвычайно ему досаждало. Насколько я могу судить, не народился еще на свет человек, который радовался бы, увидев меня, просто одним людям удается скрывать это лучше, чем другим.

– Ага, Тедвард! Как провел утро?

– Я хотел сказать тебе пару слов, Майкл.

– Спасибо, Валери. Теперь я поговорю с мистером Уоллисом.

– Да, лорд Логан.

Валери выскользнула из кабинета, прикрыв за собой дверь.

– Итак, что ты выяснил и что скажешь?

Я уселся в кресло по другую сторону письменного стола.

– Ты слышал об Оливере?

Майкл вздохнул и забарабанил пальцами по виску.

– Энни заходила ко мне. Она очень расстроена. По ее словам, она вчера велела Дэви ни с кем не встречаться, не поставив предварительно ее в известность. Он не послушался, и это страшно ее рассердило. «Конечно, не послушался! – ответил я ей. – Если бы мои дядья сказали мне, когда я был в его возрасте: „Хватит тебе работать в магазине, Майкл. Посиди, послушай радио, книжку почитай, довольно думать о бизнесе, покупателях и деньгах“, неужели я бы их послушался? Да ни за что». Но Энни это не успокоило. – Майкл снова вздохнул и развернул новую сигару. – Так скажи мне, Тедвард, что ты теперь думаешь?

– Что я думаю? Не знаю. Однако… – я заговорщицки улыбнулся, – возможно, узнаю сегодня к вечеру.

Майкл нахмурился:

– Сегодня к вечеру? А что случится сегодня к вечеру?

– Майкл, можно я не буду тебе рассказывать? Я не позволю случиться ничему такому, чему случаться не следует, даю слово.

– А дашь ты мне слово, что твое слово чего-нибудь стоит?

– Мне нравится думать, что оно стоит по меньшей мере воздуха, потраченного на его произнесение.

Логан хмыкнул, выражая согласие.

– Значит, ты собираешься поговорить с Дэви? – спросил он.

– Возможно, – ответил я. – Вечером все расскажу.

– К этому времени тут уже будет Джейн. Приедет после полудня.

– Да, знаю, – отозвался я. – «Полный дом», как в покере: дамы и валеты.

Логан встал, мы прошли в библиотеку – тяпнуть чего-нибудь перед ланчем, – однако оказавшийся там Оливер так резвился, так выхвалялся своим добрым здравием, что даже стакан хереса и тот вылетел у меня из головы.

IV

Дневной прием пищи в Суэффорде отличается определенной чинностью. В домах королевства, что побогаче, это дело обычное. Полагаю, Леви-Строс[212] или Маргарет Мид[213], будь они живы, смогли бы объяснить нам этот феномен, отскоблив с изысканного сельского поместья его поверхностный глянец и показав скрытую под ним твердую, как тик, основу племенных табу, – при нынешнем же положении дел нам приходится обращаться за разъяснениями к умникам, пишущим о светской жизни в воскресных газетах. Завтрак, к великой радости моего традиционалистского «я», обходится более-менее без слуг – на резкий призыв колокольчика является со свежим кофе и тостами один только Подмор. На буфете рядами поблескивают супницы, содержащие, в добавление к естественным образом ожидаемым бекону, яйцам, сосискам, грибам и цельным, до морщинистости подсушенным помидорам, три великих столпа традиционного английского завтрака – кеджери, копченую рыбу и почки (слегка приправленные пряностями); по всей длине обеденного стола пунктирной линией тянутся тарелки с джемом, чайники и кофейники, серебряные подставки для гренков и графины, налитые до хрустальных краев апельсиновым, томатным и грейпфрутовым соком. На приставном атласного дерева хепплуайтовском столике Подмор веером раскладывает поутру общенациональные и местные газеты. К ним добавляются и журналы: «Спектейтор», «Прайвит аи», «Олди», «Кантри лайф», «Филд», «Норфолк фэйэр», «Иллюстрейтед Лондон ньюс», «Экономист», «Инвесторе кроникл» и – для близнецов – «Бино». Мое обыкновение, о коем я уже упоминал, состоит в том, чтобы исхитриться сойти к завтраку последним и получить всю столовую в собственное пользование. Я просиживаю в ней час с небольшим, пока первые позывы утреннего метеоризма не увлекают меня в уборную. Если бы святой Петр спросил меня, в каком времени и месте я предпочел бы проторчать всю мою нескончаемую небесную жизнь, я, безусловно, выбрал бы половину одиннадцатого утра (летнего) в столовой Суэффорд-Холла.