Македонский Лев - Дэвид Геммел
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты ничего больше не можешь сделать, сказал он себе. Это тебе не по силам.
Но эту позицию он принять не мог. Все те годы, что он жил, потеряв Дераю, мысли об отмщении спартанцам постоянно наполняли его сознание. Теперь этот день настал, и начало его мести близилось. Но где же Пелопид?
Если не убить советников, они переметнутся к спартанцам, и тогда, даже если Кадмея будет взята, Агесилай или Клеомброт поведет армию, чтобы вернуть ее. Он тихо проклял фиванского воина. Высокомерный, тупой баран!
Медленно текло время. Стражники продолжали вышагивать за воротами, а смех внутри становился всё пронзительнее. Прибыли семь жриц Афродиты, в дорогих цветных хитонах и в вуалях под драгоценными инкрустированными гребнями. Стражи посторонились, чтобы впустить их. Парменион прикрыл глаза от боли в черепе; боль была еще сильнее от осознания того, что нельзя полагаться на такого человека, как Пелопид.
Прохладный ветер тронул его лицо, принося краткое избавление от боли. Он сел — боясь изменений, перемен. Стражники по-прежнему вышагивали, и всё, кажется, оставалось так, как было. И вдруг он понял, что не было звуков: ни музыки, ни смеха.
Значит, подумал он, оргия началась.
Но где же, во имя Аида, бродит Пелопид?
Прошел час. Скоро настанет время Калепию читать его речь, поднять толпу и отправить ее на Кадмею. С последним ворчливым проклятием в адрес ненадежных фиванцев, Парменион встал и начал долгий путь на агору. Шум позади заставил его обернуться, чтобы увидеть как открываются ворота дома Александраса и в лучи солнца из них выходят жрицы. Они пошли к Пармениону. Не обращая на них внимания, он продолжил свой путь, но повернув за угол он услышал топот бегущих ног, и рука упала ему на плечо.
— Оставьте меня! — буркнул Парменион.
— И ни слова похвалы? — раздался мужской голос. Парменион уставился на высокую жрицу в вуали, которая вдруг сняла покров и усмехнулась ему. Лицо, которое он увидел, было смазливым и безбородым, губы были накрашены в ярко-алый цвет, глаза подведены.
— Уйди от меня. Мне от тебя ничего не надо! — сказал Парменион, занося руку, чтобы оттолкнуть мужчину прочь. Сильные пальцы сомкнулись на его локте железной хваткой.
— Не признал меня? Это ж я, Пелопид! — воин усмехнулся и вуалью стер краску с лица и помаду с губ. — Здесь не один только ты стратег, друг мой.
Парменион окинул взглядом остальную группу, пока они освобождались от женских одежд. Каждый был вооружен скрытым кинжалом, и только теперь спартанец увидел капли крови на ярко расшитых одеяниях. — Ты сделал это! — воскликнул он.
— Они мертвы, — ответил Пелопид. — Как и поэт Александрас — который, если хочешь знать мое мнение, ни для кого не потеря.
Оставив свои костюмы в аллее, отряд побежал на агору, где уже собиралась громадная толпа. Пелопид и его соратники проталкивались через народ, оставив Пармениона стоять у больших ступеней, ведущих к храму Посейдона. Толпа насчитывала многие тысячи к тому времени, как Калепий появился из храма и стал медленно сходить по ступеням вниз. Толпа выкрикивала его имя, и он, казалось, был глубоко удивлен такими овациями. Он поднял руки, требуя тишины. Парменион обнаружил, что боится этого момента, опасаясь того, как повлияет на возбужденную толпу помпезная речь Калепия.
Несколько мгновений государственный муж взирал на толпу сверху вниз, затем раздался его голос. — Прошло много времени, друзья мои, с тех пор, как я в последний раз говорил с вами. Но я всегда считал, что когда человеку нечего сказать по существу — ему следует хранить молчание! Наши друзья и союзники, спартанцы, были призваны сюда три года назад советниками и эфорами Фив. Я был против этого решения! Я был против тогда. Я остаюсь проив сейчас! — раздалось мощное поощрение, но Калепий замахал руками и заглушил толпу. — Почему, спрашивали тогда советники, спартанцы не могут занять Кадмею? Разве они не были нам друзьями? Разве они не лидеры Греции? Какой вред будет в том, чтобы разместить гостей в нашем городе? Какой вред? — повторил он. — Какой вред? Фиванский герой, награжденный самим Агесилаем, томится теперь за решеткой — плоть его исхудала, тело его подвергается пыткам. И почему? Потому что он любит Фивы. Разве это деяния друзей? Разве так должно быть? — прокричал он.
— Нет! — прорычала толпа.
Парменион отказывался верить своим ушам. Куда-то исчезла помпезность, и хотя он уже слышал эти слова ранее, сейчас они казались свежими и проникновенными. И в этот момент Парменион понял, что такое магия великого оратора. Паузы и правильная расстановка — это еще не всё; у Калепия была харизма, сила, которая позволяла его зеленым глазам видеть не только толпу, но каждого человека в отдельности, его голос трогал каждое сердце.
— Я пойду в Кадмею, — сказал Калепий. — Я пойду и скажу спартанцам: «Освободите наших друзей — и уходите из этого города. Потому что вам здесь больше не рады.» И даже если они бросят меня в подземелье, даже если они свяжут меня своими путами из крепких веревок, я продолжу стоять против них всеми силами своей души и всей отвагой Фиванского сердца.
— Смерть спартанцам! — выкрикнул голос из толпы.
— Смерть? — переспросил Калепий. — Да, мы могли бы убить их. Нас тысячи, а их немного. Но вы же не убиваете назойливых гостей; вы благодарите их за то, что пришли, и просите их удалиться. Я пойду сказать им это. Но пойду ли я один?
Ответ был оглушительным, одно слово, возносящееся над толпой как нарастающий раскат грома.
— Нет!
Калепий спустился со ступеней, толпа расступилась, пропуская его, и пошла за ним, когда он начал свой длинный путь к стенам Кадмеи.
***Из своего укрытия в зарослях, в каких-то тридцати шагах от стен Кадмеи, Норак смотрел, как спартанцы закрывают ворота. Руки его вспотели, и он вытер их о тунику. Остальные нервно ожидали рядом с ним.
— Как думаешь, они откроют ворота до того, как штыри пройдут сквозь балку? — спросил один из помощников.
— Держи эту мысль в голове, когда будешь опускать молот, — посоветовал кузнец, — и помни, кстати, что Эпаминонд сейчас в этой крепости, готовится к пыткам. И ему известно твое имя, так же как и мое.
— Кажется, я вижу толпу, — прошептал другой подмастерье. Норак рискнул высунуться из зарослей.
— Это они, — согласился он. — Так давайте выполним свою часть дела.
Группа выскочила из укрытия и побежала к воротам. Дозорный на стене заметил их и закричал, но прежде чем он пустил дротик они оказались в безопасности под укрытием надвратной башни. Норак приложил размеченное древко копья к левым воротам. — Сюда! — приказал он. Штырь был приставлен в указанное место. Норак отметил точку второго удара, и молотобойцы посмотрели на кузнеца. — Сейчас! — прокричал он, поднимая орудие.