Либеральный Апокалипсис - Сергей Чекмаев

Вскоре в совет директоров каждой уважающей себя корпорации входил по крайней мере один авторитетный философ. Теперь они занимались не только тем, что отфильтровывали потенциально опасных коучей и инструкторов для деловых игр — в их обязанности входило также формирование корпоративной идеологии. Спустя несколько лет философы создали свою собственную корпорацию — Службу Интеллектуальной Безопасности, управлявшуюся Конклавом. А рядовые члены корпорации стали в просторечии именоваться хабермасами — в честь великого философа прошлого, так много сделавшего для изучения коллективного разума.

— Годзилла, — нетерпеливо напомнил Липман. — Ты хотела рассказать мне о Годзилле, дитя.

Секретарша на мгновение запнулась. Затем в ее серых глазах мелькнула какая-то тень.

— Он говорил с нами на языке хабермасов, — ответила она неуверенно. — Это было странно… но мы все понимали.

«Еще бы, — усмехнулся про себя Микаэль. — Он использовал все, чему его учили в университете и школе СИБ. А будучи зятем Папы Юргена, он наверняка мог посещать семинары по высшей технике Эр-Эс».

— Он рассказывал нам про Эр-Эс, — словно прочитав его мысли, сказала женщина. — Про то, что эту технику изобрели очень давно… еще в доисторические времена.

— Не изобрели, — неизвестно зачем поправил ее Липман. — Некоторые люди всегда ей владели.

— Да, — тут же согласилась секретарша. — Людоеды. Они подавляли волю своих соплеменников и те безропотно давали себя сожрать. Все главы корпораций, вся мировая элита, все, кто владеет Эр-Эс, — потомки тех людоедов.

— Дитя, — ласково сказал Микаэль, — это правда. Но правда и то, что Годзилла ничем от них не отличается. Поэтому вы его и слушали. Поэтому и пошли за ним, когда он объявил Час Разрушения.

— Даже если это и так, он дал нам свободу.

— Свободу умирать, — возразил Липман. — Вы стали его пальцами, его кулаками, которыми он уничтожил Сити. Вы пережили короткий миг счастья, иллюзию вседозволенности. Он приказал, и вы послушно разгромили офисы нескольких крупнейших корпораций. Он сделал это с помощью все той же техники Эр-Эс, роковой суггестии, которая заставляла твоих предков идти в пещеру к его предкам. В пещеру, из которой потом вылетали обглоданные кости.

Секретарша задрожала.

— Прошло пятьдесят тысяч лет, — безжалостно продолжал Микаэль. — И теперь Годзилла жрет вас, только вместо костей из его пещеры вылетает сломанная офисная техника. Ему нет дела до твоей свободы, дитя. Вы для него — мусор, шлак под ногами. Он такой же хабермас, как и я.

— Для вас мы тоже шлак, — тихо произнесла женщина.

— Да, — не стал спорить Липман. — Бессмысленный, бесполезный шлак, чья функция — нажимать на кнопки компьютера и перекладывать миллионы тонн ненужных бумажек. Но я несу ответственность за вас, простецов, и за менеджеров, которые стоят чуть выше вас, но, по большому счету, также бесполезны, я отвечаю. А Годзилла просто вас использовал. Чтобы отомстить миру, в котором он не мог подняться выше определенной ступеньки. Вот и весь его секрет, дитя.

— Вы мне не отец, — упрямо повторила секретарша. — И я не жалею о том, что мы сделали.

«Сколько их было? — подумал Микаэль печально. — Пятьдесят, сто тысяч? Все они одновременно перестали быть усердными корпоративными муравьями и превратились в бесстрашных бунтарей. Разнесли свои офисы, выбили стекла в хрустальных башнях, сломали лифты и перевернули машины на парковках руководства. А потом, когда Час Разрушения прошел — запала ведь хватает совсем ненадолго, — поняли, что не знают, что им делать дальше. Сейчас они организуются в стойбища, поют песни и занимаются любовью прямо на улицах. Но что они станут делать потом, когда закончится еда?»

— Тогда иди, — сказал он женщине. — Иди и постарайся быть счастливой те несколько дней, которые тебе остались. Потом здесь начнутся восстановительные работы, и вас выселят куда-нибудь на свалку.

Она неуверенно огляделась по сторонам.

— Я правда могу идти?

— Ты же свободный человек, — усмехнулся Микаэль. — Тебе же так сказал Годзилла.

Женщина отошла на несколько шагов и вдруг обернулась.

— Он еще придет, — сказала она с затаенным торжеством. — Он сотрет с лица земли ваши поганые города. И он освободит всех… даже вас.

— Он готовился долго. — Микаэль положил свой отчет на грубо отесанную столешницу. — Как минимум, два года. Во всяком случае, два года назад участники тренингов в корпорациях «Фуджи» и «Сименс» уже прошли инициацию первого уровня. После этого процесс пошел лавинообразно. Каждый коуч инициировал от десяти до двадцати человек. Каждый из этих двадцати — еще двоих. И так далее. За два года Годзилла обратил уже семьдесят пять тысяч сотрудников в семи крупнейших корпорациях Сити.

— И все это время вы работали с ним рядом, Микаэль, — в голосе кардинала слышалась непонятная ирония. — Вы же, кажется, были даже друзьями?

— К сожалению, — Липман старался не смотреть на кардинала. Он чувствовал, как щеки его заливает краска стыда. — Я виноват, Ваше преосвященство. Но я постарался искупить свою вину. Я провел большую исследовательскую работу и теперь могу с высокой степенью вероятности предсказать, где Годзилла нанесет свой следующий удар. А следовательно, мы не только можем предотвратить ущерб, который планирует причинить Годзилла, но и вычислить его местонахождение. Постоянный контакт с несколькими десятками обращенных в каждой корпорации невозможен без устойчивых каналов связи. Даже программы шифрования, которые он использует, не смогут помочь ему, если мы будем отслеживать все его аватары…

Гроненфельд сделал нетерпеливый жест, и Липман замолчал.

— Достаточно, — сказал кардинал. — Вы хорошо поработали, старший хабермас, но то, что вы сейчас предлагаете, лишнее. Мы не станем тратить ресурсы на поиски Годзиллы.

— Почему? — растерянно спросил Липман. — Вы думаете…

— Вот именно. — Гроненфельд пододвинул отчет к себе и равнодушно перелистнул несколько страниц. — Я думаю. А тому, что делаете вы, хабермас, я даже затрудняюсь подобрать определение.

Он щелкнул длинными белыми пальцами, и из темноты за его спиной выступила высокая широкоплечая фигура.

— Нам не нужно искать Годзиллу, потому что Годзилла находится в этом кабинете. — Гроненфельд сплел пальцы в замок. — Бывший старший хабермас, а с сегодняшнего дня — избранный кардинал Конклава Борис Терновский.

— Ты?… — задохнулся Микаэль.

— Собственной персоной, — ухмыльнулся Борис. — Должен признаться, я получил большое удовольствие, прослушивая твои гневные послания. Что ты мне там обещал? Вырвать кадык? Переломать ребра? Если хочешь, можешь попробовать.

— Я не понимаю… — пробормотал Липман, умоляюще глядя на кардинала. — Это же Годзилла! Он же почти уничтожил Сити! Сколько миллиардов потеряли корпорации?

— Что-то около восемнадцати, — ответил кардинал. — На семь миллиардов больше, чем в прошлом году, когда Годзилла разгромил Рио. Но тогда Годзиллой был Стивен Лемке, а его потенциал значительно уступает способностям господина Терновского.

— Вы сами санкционировали уничтожение Сити? — Микаэль не верил своим ушам. — Но зачем?

Гроненфельд покачал головой.

— Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, старший хабермас. Вы что, не знали, что некоторые могущественные семьи в открытую выражали недовольство той ролью, которую играют философы в корпоративной политике? Не слышали о выступлении главы Дома Майкрософт, предложившем отменить закон об автоматическом предоставлении философам места в совете директоров любой крупной корпорации? Кое-кто стал сомневаться в целесообразности самого существования Службы интеллектуальной безопасности. Нас публично стали называть новой инквизицией.

И тут Липман, наконец, понял.

— Значит, это была провокация? Вы хотели просто до смерти напугать хозяев корпораций?

— Ах, Микаэль, Микаэль. Стивен Лемке действительно ставил перед собой именно эту задачу. Но ваш друг Борис пошел гораздо дальше. Он понял, что Годзилла может быть не только пугалом, но и инструментом влияния. Кто, как не мы, кардиналы и хабермасы, знаем, как управлять сотнями тысяч офисных простецов? Чьих приказов они не смогут ослушаться?

— Я всего лишь разработал методику, — скромно сказал Борис. — А стратегию придумали вы, Ваше Преосвященство.

— Не надо лести, — скривился Гроненфельд. — Тем более теперь, когда мы равны, Ваше Преосвященство.

Липман внезапно почувствовал себя лишним.

— А как же мое задание? — жалко проговорил он. — Поиск Годзиллы? Это была просто операция прикрытия? Чтобы никто не заподозрил Конклав?

— Нет, — сказал Гроненфельд неожиданно жестко. — Это не была операция прикрытия. Это был экзамен.