Скрипичный ключ к счастью - Дарья Александровна Калинина

Никифор так всем желающим его слушать и рассказывал:

– Меня на старости лет посетило чудо. Я всегда мечтал, чтобы кто-то из моих потомков принял бы мою эстафету. Но увы, Хелена в этом отношении была совсем безнадежна, у дочери просто не было музыкального слуха. В лучшем случае она стала бы посредственной исполнительницей, но достигнуть вершин ей было не суждено. Анечка сначала вроде бы проявляла задатки, но затем я понял, что играть она всегда будет неплохо, но лишь из-под палки. Музыка не увлекала ее, она не звала ее за собой. Нет, ни дочь, ни внучка не подарили мне этого счастья. Я уже устал надеяться. И вдруг, то самое, о чем я мечтал, случилось нежданно-негаданно! И за что мне такое счастье? Скажите вы мне?

Да, Мишенька старался радовать Никифора и за свою маму, и за бабушку. И прадед в мальчике души не чаял. Каждую свободную минуту старался проводить со своим любимцем. Больше никто и ничто его не интересовало. Увлеченного воспитанием из правнука идеального исполнителя, Никифора совершенно не трогало все то, что происходит вокруг них двоих. Он махнул рукой на все, в том числе и на то, что выписавшаяся из больницы Хелена перебралась жить к Эве. Никифор был благодарен судьбе за все, лишь бы его драгоценный Мишенька всегда оставался с ним рядом. Со своей стороны мальчик платил прадеду ответной любовью. Так что в этой семье наконец-то наступила редкая гармония, когда все счастливы и никто друг другу не мешает.

Что касается Сергея, то ему пришлось дать Хелене развод. Сначала он пробовал артачиться и по своей излюбленной привычке надеялся стрясти с жены денег. Намекал, что ее уход нанесет ему моральную травму, и прямо утверждал, что все эти годы ждал и надеялся на выздоровление жены. Но тут уж на него накинулись сразу с трех сторон. И под превосходящими силами женского батальона Сергею пришлось позорно капитулировать. Лизавета, Эва и Хелена так запугали Сергея, что после развода с Хеленой он тут же сделал предложение Лизавете. Впрочем, та не торопится его принимать, объясняя свою позицию тем, что ей еще надо подумать. Оно и понятно, как зять известного музыканта и его вероятный наследник, Сергей в глазах его невесты имел определенную привлекательность. А сам по себе он мигом утратил большую ее часть. Лизавета даже пыталась поглядывать в сторону Никифора, но тут уж Эва с Хеленой посоветовали ей угомониться.

Родители Гоши, невзирая на свои влияние, связи и деньги, не смогли уйти от уголовного преследования. Элеоноре было предъявлено обвинение в убийстве Елены Шепелевой, а ее мужа Сигизмунда привлекли за сообщничество. Это, а также просочившиеся в научную среду слухи о том, что ученый с супругой планировали разобрать родного внука на органы, поставили жирный крест на карьере Сигизмунда и вынудили его покинуть Наукоград.

Петр Карлович сдержал данное своей ученице обещание. Сашенька в награду за проделанную ею работу по расследованию этого запутанного дела получила целый год занятий. Со своей стороны Никифор тоже не остался в долгу, он подарил Сашеньке скрипку, на которой когда-то играла его внучка. Скрипка была с благодарностью принята.

Но в тот же день, когда девочка принесла новую скрипку к себе домой, она заметила хищный взгляд Яго, который попугай кинул на футляр у нее в руках.

– Даже и не думай! – с чувством посоветовала ему в ответ Саша.

Яго отвернулся и сделал вид, будто бы скрипка его ни капельки не интересует. Вид у него был обиженный, но Сашенька на эту уловку не поддалась и, обойдя клетку, показала Яго кулак.

И услышала:

– Ду-р-р-ра!

И все же нельзя было не признать, что именно благодаря Яго эта история была раскрыта. Да, он украл скрипку, но при этом умудрился найти письмо Анечки к ее маме и дедушке, которое во многом прояснило то, что случилось с девочкой. А также им была найдена фотография с родителями Гоши, которая и послужила окончательным гвоздем в тот гроб, который они сами себе сколотили.

Узнав о столь замечательном помощнике, который был у Сашеньки в этом деле, Никифор с Петром Карловичем скинулись и на заказ приобрели для Яго огромную клетку. Это была даже уже не клетка, а самый настоящий дворец, обставленный с поистине восточной роскошью. Она с трудом пролезла в дверь. И когда Яго увидел ее и понял, что это ему, то страшно заважничал. Его даже не пришлось уговаривать и задабривать фисташками, попугай тут же перебрался в новое место обитания.

– Получается, Яго единственный, кто из всей этой истории поимел личную выгоду.

Надо сказать, что с появлением новой клетки характер у попугая сделался значительно лучше. То ли он вообразил себя первым лицом в королевстве со всеми вытекающими из этого особенностями поведения, то ли просто был так сильно польщен вниманием людей, но так или иначе, а бедокурить и шкодничать в прежних масштабах он перестал. Вещи у соседей почти совсем перестали пропадать. И все окрестные магазины отныне были избавлены от налетов этой наглой птицы.

Долго ли могло продолжаться примерное поведение Яго, сказать было невозможно. Но пока что вся округа, и в первую очередь семья самой Сашеньки, наслаждалась мирными днями и тихими вечерами.

Папа даже сказал по этому поводу:

– Теперь ты можешь заниматься на скрипке, ничего тебя отвлекать не будет.

Впрочем, сыщица утратила интерес и к скрипке, и к занятиям музыкой. У Петра Карловича она появлялась от случая к случаю, чем очень огорчала своего учителя. Но Сашеньке было все равно. В ее жизни появилось нечто куда более увлекательное, чем скрипка. Любовь! Юрочка! Чудесный Юрочка с его чудесным проникающим в самую душу взглядом.

Нет, в город все-таки недаром пришла весна. Постучалась она и в девичье сердце. И нашла в нем отклик. Сашенька радостно распахнула новому чувству свои объятия, принимая его целиком и без оглядки. Трудно в это поверить, но новая страсть захватила Сашеньку даже сильней, чем когда-либо увлекало ее за собой самое увлекательное из увлекательных расследований.

С Юрочкой, а вовсе не со скрипкой теперь она проводила все свое свободное время. Они гуляли по одевшимся белой пеной вишневым аллеям, любовались тюльпанами на Марсовом поле и шли дальше, держась за руки. Обнимались на фоне садящегося над Финским заливом солнца. Целовались в белом сумраке наступивших летних ночей. И все у них было прекрасно, если бы только не одно «но».

Милорадов, собака такая, все еще не звонил!