Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но я не могу ни думать, ни дышать, пока он меня касается. Я с силой наступаю ему на ногу.
— Ай! Черт!
Он выпускает меня, я делаю рывок к забору, но он догоняет меня и хватает в охапку, прижимая мои руки к туловищу. Я верчусь, пинаюсь и кричу.
Мужчина пониже смотрит на меня в упор и качает головой:
— Как эту чокнутую только взяли на работу?
— Подерись мне еще. — Руки сжимают меня крепче. — Не дергайся, — рычит он, — ты делаешь хуже только себе.
Я визжу.
Мужчина пониже достает из кармана мобильный телефон и набирает номер.
— Это миссис Нэлл? Простите, мисс Нэлл. У нас тут нарушитель. Да, эта та девчушка с рыжими волосами и косичками. Что с ней делать?
После продолжительных брыканий и попыток вырваться я обмякаю в изнеможении. Мое зрение затуманивается, кажется, что я скатываюсь в длинный туннель. Мужчины переговариваются, но их голоса кажутся приглушенными и далекими, я не могу различить ни слова.
Они волокут меня в административное здание в центре зоопарка. Я больше не сопротивляюсь и не пытаюсь убежать, они заталкивают меня в кладовку и с силой захлопывают дверь.
— Она вообще запирается? — ворчит высокий.
— Нет.
— Ну и как тогда поступим?
— Подопри ручку стулом.
Я слышу скрежет дерева по плитке. Я наваливаюсь плечом на дверь, пытаясь ее открыть. Она сотрясается, но не двигается с места. Я пробую провернуть ручку, раскачивая ее, но она не поддается. Выхода нет. Я опираюсь на заднюю стенку кладовки. Тут темно, в воздухе тяжело повис лимонный запах чистящих средств. От него у меня перехватывает горло. Я начинаю стучать в дверь.
— Потише там, ты. Нэлл сказала, что ты будешь здесь сидеть, пока не приедет полиция.
— Кстати, когда они сказали приедут?
— Где-то через час.
— Через час? Серьезно? Дело срочное!
— Они так не считают.
Я перестаю стучать и оседаю на пол. Меня охватывает тяжелое оцепенение.
— Эй! — кричит мне через дверь высокий. — А что ты вообще собиралась делать с табличкой?
Я не отвечаю. Мой рот открывается, но из него выходит лишь неразборчивый звук. Слова не складываются в нормальное предложение.
— Ложь, — удается мне наконец прошептать.
— Что?
— Даже не пытайся с ней разговаривать, — говорит ему второй. — Не думаю, что у нее все дома.
Кровь пульсирует в голове, отчего меня начинает тошнить. Тонкий жесткий звук, похожий на вой загнанного животного, наполняет уши, и я понимаю, что он раздается из моего горла. Я сжимаюсь в комок на полу и начинаю раскачиваться. Не могу остановиться. Я раскачиваюсь все сильнее, пока моя голова не начинает биться о стену кладовки.
— Что она там делает? — бурчит один из мужчин.
— Не обращай внимания.
Я качаюсь все сильнее. Голова бьется о стену снова и снова: бах-бах-бах.
Я рада, что они не открывают дверь и не видят меня в таком состоянии, потому что я представляю, на кого я похожа. Я похожа на саму себя: аутичную девочку, у которой срыв.
Тело мое не остановить, поэтому я позволяю ему действовать, раскачиваясь снова и снова, пока я не онемею от боли и мои движения не замедлятся, как у заводной игрушки. Когда все проходит, я вжимаюсь в угол кладовки с прижатыми к вискам кулаками, мир вокруг кажется замершим и темным. Невыносимо сильный лимонный запах все еще режет ноздри. Тупая боль пульсирует во лбу. Я касаюсь места, где больно, и пальцы намокают в крови.
Я решаю в уме несколько алгебраических задачек, чтобы убедиться, что у меня нет сотрясения. Быстро дыша через рот, прислоняю ухо к двери, но не слышу за ней ни голосов, ни движения. Сложно сказать, там ли еще рабочие или ушли. Несколько минут я просто сижу, прислушиваясь. Содрогающиеся звуки моего собственного дыхания заполняют тишину.
Я дергаю ручку, но она не поддается. Мои пальцы разжимаются, обмякая.
Скоро приедет полиция. Меня никогда не арестовывали, поэтому я не знаю, что случится дальше. Наденут ли они на меня наручники? Придется ли мне провести ночь за решеткой?
Я еще раз пробую открыть ручку, трясу ее, пинаю дверь, пинаю ее еще несколько раз — вдруг что-то высвобождается и со стуком падает на пол. Стул? Какое-то время я стою неподвижно, затаив дыхание, но с той стороны совсем ничего слышно. Я дергаю ручку снова, на этот раз дверь мягко открывается.
Здание пусто, первые солнечные лучи слабо освещают помещение, стул лежит на полу. Я выбираюсь из кладовки, сажусь на корточки и выглядываю из окна. Снаружи я замечаю рабочих, они стоят и курят.
— Сколько уже прошло? — спрашивает один.
Второй усмехается:
— Спорим, они даже не появятся. Местная полиция — одно издевательство.
Затаив дыхание, я отодвигаюсь от окна. Если выйти через дверь, они меня заметят. Я пробираюсь на противоположную сторону здания, открываю окно и выбираюсь наружу. Затем бегу со всех ног, пока не добираюсь до проволочного забора. Перелезаю через него и бегу к машине, припаркованной в узком проулочке между жилых домов.
В измождении я тяжело опираюсь на машину и закрываю глаза.
Станут ли меня разыскивать? Не думаю, что погоня за какой-то сумасшедшей девчонкой, залезшей в зоопарк, заинтересует полицию. Я пытаюсь вспомнить, где выронила знак, но это уже неважно. Скорее всего, завтра они поставят его на место.
Пошел снег. Толстые, тяжелые хлопья летят вниз и оседают на моих волосах и одежде. Несколько минут я смотрю на снегопад, затем сажусь в машину.
По возвращении домой я обнаруживаю ярко-желтое уведомление о выселении.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Я смотрю на него в оцепенении.
Я думала, у меня в запасе больше времени. Но это неважно. Так или иначе, у меня нет денег, а миссис Шварц давно искала повод избавиться от меня. Я принимаю решение съехать прямо сейчас, избавив себя от унижения и не ждать, пока меня выселят насильно.
У меня не так много вещей. Телевизор старый, а мебель по большей части развалилась. Я складываю одежду, туалетные принадлежности, кубик Рубика, ноутбук, последние оставшиеся деньги и сколько влезет книг в спортивную сумку. Я замираю, увидев одинокую гвоздику, которая так и стоит в стакане на кофейном столике, хрупкая и мертвая. Я достаю ее из стакана и кладу в сумку поверх вещей.
Повесив сумку на плечо, я оглядываю гостиную, где провела столько вечеров, смотря телевизор на матрасе и поедая хлопья или взбитые сливки, обильно запивая их апельсиновой газировкой. Голые стены и облезлый, потрепанный ковролин тоже смотрят на