Мы не «рабы», а внуки божьи! Языческая Русь против Крещения - Лев Прозоров

Антония Сийского изгнали вместе с «братией». Трижды поджигали келью нашего знакомца Кирилла Белозерского. Изгнание постигло Дмитрия Прилуцкого и Стефана Мохрищского, Александра Куштского и Арсения Комельского. Адриан Пошехонский, Агапит Тотемский и Симеон Кичменгский были в борьбе с местным населением убиты.

Как видим, жители отдалённых углов Новгородчины ещё в московские времена не только приносили в жертву волов и овец на «идольских мольбищах», но и убивали проникающих к ним монахов. То есть были скорее сознательными язычниками, чем двоеверцами.

В новгородском «Уставе преподобного Саввы» XVI века предлагается задавать на исповеди такой вопрос: «не сблудила ли с бабами богомерзкие блуды[61], не молилася ли вилам, или Роду и Рожаницам, и Перуну, и Хорсу, и Мокоши, пила и ела?» Е. Аничков, опубликовавший этот фрагмент, предполагает, будто вопрос этот своим существованием обязан «книжной традиции» – с тем же успехом можно представить себе, как сегодня на исповеди священник спрашивает прихожан про общение с гуситами или стригольниками. По «традиции». Исповедальные вопросы это, собственно говоря, инструкция, жанр сугубо практичный и злободневный, чуждый всяческой «традиции» и не предполагающий, как хотелось господину Аничкову, «воспоминаний» о полутысячелетних древностях. Если в XVI веке такой вопрос задавали на исповеди, это может означать лишь одно – кто-то совершал подобные «проступки» именно в это время. Разумеется, на исповедь приходили двоеверцы и двоеверки, а вот «бабы богомерзкие», вместе с которыми прихожанка могла впасть в «поклонение истуканам» и «пожирание идоложертвенного», скорее всего были чистыми язычницами.

В XVII веке немецкий путешественник И. Вундерер, осматривая остатки лагеря Стефана Батория, видел под Псковом каменных идолов – Перуна с мечом и молнией, стоящего на змее, и Хорса с солнечным крестом.

Один из этих идолов был найден уже в Новое время, в 1894 году, судьба второго осталась неизвестной. К сожалению, немец не смог или не захотел сообщить, продолжалось ли почитание виденных им кумиров.

На другом краю русского Севера, в Вятской земле, тоже долго держалась старая вера. Митрополит Геронтий писал вятичам: «Вы… делаете злые дела: обидите святую соборную апостольскую церковь, русскую митрополию, разоряете церковные законы… разоряете церкви».

Уважение к христианству в повадках вятских молодцев, описанных митрополитом, действительно очень трудно заметить. Обращаясь к вятским попам, митрополит вопрошал: «Мы не знаем, как вас называть; не знаем, от кого вы получили поставление и рукоположение».

Историк Костомаров тоже задумывается над этим вопросом – ни в одну епархию Вятка не входила. Любопытно, однако, что соседи вятичей, северные удмурты, называют «попами»… своих языческих жрецов, отправляющих земледельческий культ этого племени. Полагаю вполне возможным, что и «попы» Вятки были того же толка.

Последний царь династии Рюриковичей Фёдор Иоаннович прославлялся в летописях за беспощадность к «идолопоклонникам» – разрушение их кумирен, истребление жрецов и насильственное понуждение креститься. Патриарх Иов писал царю:

«О великий государь, боговенчанный царь и великий князь Федор Иванович Всея Руси! Воистинну еси ты равен явися православному первому в благочестии просиявшему царюю Константину и прародителю своему великому князю Владимиру, просветившему Русскую землю святым крещением: они же убо каждый в свое время идолы поправше и благочестие восприяша; ты же ныне великий самодержец и истинный рачитель благочестия, не единых идолов сокрушая, но и служащих им до конца истребляя».

Между тем это не могло относиться к неславянским языческим племенам – их обращение в христианство дело много более позднего времени, XVIII века и «Инородческой конторы». Более того, этот же царь постоянно наставлял своих воевод не творить инородцам никакой обиды – неужели он сам при этом был так свиреп к тем же иноплеменникам? Скорее всего, как и полагают И.П. Русанова и Б.А. Тимощук, это были остатки русских язычников.

Интересно также свидетельство иностранных путешественников о пруде в Москве, именуемом Поганым, потому что в нём совершают свои обряды и купаются язычники. Была ли это реальность того времени – и в Москве, следовательно, ещё во времена царей обитали язычники, или только воспоминание, не ясно.

В этот же период (XV–XVI века) происходит крещение сельской округи, крестьяне становятся христианами (хотя бы формально). К этим выводам пришёл в конце 80-х годов прошлого века В. Власов в серии статей, посвящённых русскому календарному стилю.

Обнаружив, что в русском народном календаре Солнцеворотами именуются Петров день (12 июня с. ст.) и Спиридон (12 декабря), он вычислил, когда на эти дни приходились настоящие летние солнцестояния.

Таким образом, исследователь установил, что наложение фиксированных дат церковного календаря, связанного с богослужением, на народный, земледельческий календарь произошло на рубеже XV–XVI веков.

Примерно в это же время происходит и складывание того самого «пантеона» деревенских Богов с именами христианских святых, о котором мы говорили в начале книги. Помните: Козьма и Демьян – «куриный Бог», святой Власий – «коровий Бог» и так далее.

Всему этому «пантеону», в котором исследователи уже не первый век справедливо видят грубоватую перелицовку на христианский лад языческих культов русской деревни, соответствует так называемый «второй слой» мифологии соседей и сородичей славян – балтов.

Тут все Боги русского православного крестьянина найдут себе полные подобия – Мамант, овечий Бог, соответствует Эратинису, покровительствующему этим животным. Бубилас, как Зосима с Савватием, опекает пчёл.

Карвайтис, подобно Власию и Медосту, – коров. Кремата или Кяуле Крюкас покровительствует свиньям – как и Василий Кесарийский.

Конским Богам Флору и Лавру соответствуют Усиныи (ему приносят два хлебца, отчего учёные предполагают, что Усиныпи – пара близнецов, вроде близких им индоарийских Ашвинов) и некий Хаурирари, что несколько созвучно именам Флора и Лавра. Возникает вопрос – как и когда на древних божков перешли имена и образы православных святых?

На вопрос «как?» лучше всего отвечают этнографические параллели. Дело в том, что святыни «деревенских Богов» обычно были двоякого типа – икона и некий фетиш. Так, череп медведя был взаимозаменяем с образом святого Власия, как «скотий Бог», «куриным Богом», кроме иконы Козьмы и Демьяна, могли быть дырявый камень, древний каменный топор с просверленной дыркой, горловина разбитого сосуда и даже дырявый лапоть.

У народов Поволжья и Сибири переход от чисто языческих форм культа к такому же тандему фетиша и православной иконы происходил уже в Новое время, на глазах исследователей. Так, прикамский народ удмурты активно использовали христианские иконы («оброс», от русского «образ») в языческом культе и даже хранили их в домах жрецов.

Иконы размещались в родовом храме-куале или на деревьях в почитаемой роще. Наряду с ними почитались фетиши, обозначающие того или иного родового духа-покровителя, «воршуда». К такому виду культа удмурты перешли под давлением церкви и государства.

Почитать и далее прежние резные и литые изображения богов и духов в виде человеческих фигур, зверей, птиц было просто опасно – хранить их означало признаваться в «идолопоклонстве», напрашиваясь на самые суровые меры – пожалуй, самым безобидным наказанием упорным «идолопоклонникам» было перекладывание на них податей, снимаемых с более лояльных к государственной религии соплеменников (невольно вспоминается новгородское «забожничье»).

Фетиш (сушёная голова щуки, хвост белки, крыло тетерева) смотрелся куда безобиднее, икона и вовсе была воплощением благонамеренности; между тем иконы эти, как я уже сказал, хранились не просто у язычников, но у жрецов!

Переход имени изображённого на иконе святого на то языческое божество, которому молились на эту икону, ещё только начинался – верховное небесное божество, Инмара, начали именовать «Козьмой». Перенесение почитания древних деревенских божков на византийские образы и имена у русских происходило скорее всего примерно так же.

Не очень сложно и ответить, когда именно он произошёл. Среди святых, именами которых прикрылись языческие Боги, выделяются Зосима и Савватий Соловецкие, Пчелиные Боги. Во-первых, их привязка к пчелиному делу очень устойчива.

Коровьим Богом мог быть Власий или Модест, Мамант делил заботу об овцах с Анастасией, но о пчёлках-труженицах пеклись Зосима и Савватий – и только они.

Во-вторых, эти святые – самые «молодые» из деревенского «пантеона». Их культ возникает в конце XV – начале XVI века. Поскольку крайне сомнительно, чтобы столь важное для православного культа ремесло, как пчеловодство (надеюсь, читатель, роль восковых свечей в православных обрядах в особых пояснениях не нуждается), оставалось без покровителей, можно считать, что и в целом перенесение христианских имён на деревенский культ произошло в это же время.