Усыпальница - Боб Хостетлер

Сержант Шарон вышла из машины, пробежала под воротами и свернула направо, к армянской таверне.

82

Иерусалим, Старый город

Рэнд вошел в армянскую таверну вслед за Мири, спускавшейся по узкой лестнице. Повернув за угол, они оказались в ресторане и стали искать глазами Трейси.

— Вы ее видите? — спросила Мири.

Освещение было тусклое, но, несмотря на это, с того места, где они стояли, были видны все столики, может быть, за исключением одного-двух.

— Нет, — ответил Рэнд.

Он сделал несколько шагов вперед, чтобы увидеть столики справа, за углом, но Трейси не увидел.

— И там ее нет.

Мири достала паспорт Трейси из нагрудного кармана и подошла к молодой женщине в униформе: белая рубашка, черная юбка. Показав фотографию, Мири что-то быстро сказала на иврите. Ее собеседница начала оживленно кивать и показала на столик в самом углу.

Там никого не было.

83

30 год от P. X.

Иерусалим, Верхний город

Каиафа увидел Малха, который вошел во двор и терпеливо стоял у высокого куста хны, поднимавшегося над его головой на четыре или пять футов.[50] Кайфа опустил глаза к свитку и дочитал до того места, где можно было прерваться. Первосвященник знал, что слуга не посмеет обратиться к хозяину, пока он сам его не окликнет.

— Как моя жена? — спросил Каиафа.

— Она отдыхает, — сдержанно ответил Малх.

Каиафа мрачно кивнул. Со времени смерти невестки Саломея чувствовала себя так, словно была тяжело больна, но он знал, что причина ее недомогания не телесная.

— Он пришел, — сказал Малх.

— Кто? Кто пришел? — удивился Каиафа.

— Рабби. Тот, о котором вы сказали, что он не посмеет явиться сюда на Пасху. Он пришел.

— Где же он?

— На ступенях Храма, во дворе Храма. Везде.

— На виду, одним словом, — уточнил Каиафа.

Малх кивнул утвердительно.

— И проповедует на ступенях Храма. Люди говорят: «Разве это не тот человек, которого ищут священники и книжники? Вот он, открыто проповедует, и они слова ему не скажут». Говорят даже так: «Может быть, власти предержащие решили, что он и есть Христос!»

Каиафа нахмурился и потер переносицу. Этот учитель и чудотворец из Назарета то и дело повергал его в смущение. Каиафа был разочарован. Когда он впервые услышал о Галилеянине, у него появилась надежда.

«Любопытно, — подумал тогда первосвященник, — не Помазанник ли он Божий?»

Даже после того как рабби имел наглость ворваться в Храм и изгнать из него купцов и менял, Каиафа не вынес окончательного суждения. Он решил подождать, пока этот человек из Галилеи докажет свое право поступать именно так, а не иначе или же обнаружит свою несостоятельность.

Но прошли многие месяцы, а рабби ничего не сделал для того, чтобы снискать расположение властителей Израиля. Конечно, шли разговоры о чудесах, совершенных им в селениях и малых городах. К тому времени, когда эти вести достигали ушей первосвященника и фарисеев в Иерусалиме, они обычно обрастали слухами и домыслами… и наверняка были сильно преувеличены. Но, что еще хуже, когда Каиафа или Гамалиил отправляли посланцев, дабы засвидетельствовать совершаемые Галилеянином чудеса, он просто-напросто отказывался их совершать, а то и проклинал их за требование подтвердить свои способности.

В последнее время дошло до того, что многие фарисеи, устав от неуважения, которое рабби-деревенщина выказывал им и Закону Моисееву, настаивали на том, что его надо схватить и казнить, прежде чем он приобретет еще больше последователей. Но у него и так уже сотни учеников, а кое-кто говорит, что и тысячи готовы пойти за ним. Каиафа попал в неловкое положение: с одной стороны, он сдерживал фарисеев, желающих расправиться с новоявленным рабби, с другой — изо всех сил старался отыскать хоть какую-то логику в противоречивых поступках Галилеянина. И Каиафе уже стало казаться, что он не преуспел ни в том ни в другом.

Тяжело вздохнув, он посмотрел на Малха.

— Толпа превозносит его? Они приветствуют его, как Мессию?

— Они говорят: «Разве Мессия, придя, явит больше чудес, чем этот человек?» — раздельно произнес Малх и пожал плечами, будто давая понять, что у него эти слова вызывают недоумение.

Каиафа бережно положил свиток на скамью и встал. Теребя бороду, он медленно пошел в дом. Малх последовал за ним. Каиафа остановился и покачал головой.

— Вызови начальника храмовой стражи, — распорядился он. — Скажи, что мне надо поговорить с ним.

84

Иерусалим, Старый город

Трейси вышла из дамской комнаты. Возвращаясь к Карлосу, она увидела, что за столиком, где они сидели, никого нет. Замедлив шаг, Трейси тревожно огляделась.

Карлос выходил из мужского туалета.

И тут она увидела отца.

Она преградила дорогу Карлосу и первой подбежала к отцу. У того было странное выражение лица.

— Папа, что ты здесь делаешь? — спросила Трейси.

Она не успела закончить фразу, как отец шагнул к Карлосу и ударил его по лицу с такой силой, словно был чемпионом по боксу. Карлос, никак не ожидавший этого, упал на стул и, не удержавшись, с грохотом рухнул на пол.

— Карлос! — вскрикнула Трейси.

Она хотела удержать его, но все произошло так быстро, что Карлос уже неподвижно лежал на полу, а она размахивала над ним руками. Трейси бросилась на колени и приподняла его голову.

— Карлос, как ты?

Он не отвечал, и Трейси обернулась к отцу.

— Что с тобой?! — закричала она.

85

«Рамат-Рахель»

С тех пор как они вышли из ресторана, Трейси не сказала отцу ни слова. Когда Рэнд ударил Карлоса, вмешалась Мири Шарон. Она извинилась перед персоналом ресторана, заплатила по счету и подбросила Карлоса к припаркованному «лендроверу». Объяснила ему, как быстрее добраться до Тель-Мареша, вернулась в ресторан и отвезла Рэнда и Трейси в «Рамат-Рахель».

И вот отец с дочерью оказались в гостиничном номере, каждый наедине со своими мыслями. Рэнд перед всеми извинился за свое поведение в ресторане, особенно перед Карлосом, а Карлос, в свою очередь, попросил прощения у Рэнда за то, что доставил столько беспокойства. Но Трейси не сказала ничего, даже Карлосу.