Подарок - Сесилия Ахерн

Оттолкнувшись, он отъехал от стола.

— Хотите поименно? Что ж, можно и поименно. Джемма из бухгалтерии. Буфетчица Ребекка. Луиза из спортзала. Трейси, ваша секретарша до меня. Ну а как звали вашу няньку, я так и не выяснила. Продолжать? — Она улыбнулась и, не сводя с него глаз, отхлебнула вина. Ее глаза были влажны и чуть покраснели, словно вино воздействовало непосредственно на ее роговицу, окрашивая ее в красные тона. — Припоминаете?

— Это так. — Лу стало трудно дышать, и он проглотил комок в горле. — Но столько времени прошло… Я не тот, что прежде.

— Няня была всего полгода назад, — усмехнулась Элисон. — Ей-богу, Лу, неужели вы и вправду считаете, что за полгода можно измениться, если это вообще возможно?

Внезапно Лу почувствовал тошноту, его замутило. В страхе он провел по волосам потными ладонями. За что ему это?

— И впредь помните одно, — дерзко продолжала она. — Когда вы станете первым замом, вы сможете выбрать себе любую помощницу, но помните, что преимущество тут за мной. — Хохотнув, она поставила на стол свой стакан с вином и вытянула ногу, вновь подтаскивая к себе его кресло. — Если выберете меня, я стану исполнять все, что только пожелаете.

Она взяла у него из рук стакан и поставила его на стол. Потянув Лу за руку, заставила подняться. Он повиновался — безмолвный, покорный, как тряпичная кукла. Проведя ладонями по его груди, она ухватила его за лацканы, притянула поближе к себе, и, когда их губы уже готовы были сомкнуться в поцелуе, он опомнился и, отклонившись, шепнул ей на ухо:

— Мой брак не шутка, Элисон. Шутка — это ты. А такой женщиной, как моя жена, ты можешь стать разве только в мечтах.

И с этими словами он отвернулся от нее и отошел.

Элисон замерла на краю стола. Только губы ее чуть шевельнулись, и рот изумленно приоткрылся, а потом зашевелилась рука, теребя край юбки.

— Да, — сказал он, глядя, как она поправляет платье. — Прикройся-ка лучше. Приди в себя, а перед уходом собери и положи на стол папки.

Голос его был спокоен, и, сунув руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, он вышел из кабинета и очутился в центре караоке, где кривлялся пьяный бухгалтер Алекс, вместе с Мэрайей Кэри исполнявший «Все, что желаю на Рождество». Вокруг Лу вились ленты серпантина, а бородатые мужчины и нетрезвые женщины, едва он появился, накинулись на него с поцелуями и чуть не задушили в объятиях.

— Мне надо пройти, — говорил он, ни к кому не обращаясь и пытаясь протиснуться сквозь толпу к лифтам. Чьи-то руки хватали его, не пускали, вовлекали в танец, кто-то преграждал ему путь, проливая вино на его костюм.

— Мне надо пройти, — повторял он все настойчивее.

У него колотилось сердце, волнами подкатывала тошнота, казалось, кто-то чужой оккупировал его тело и всячески портит ему жизнь, ведя к погибели.

— У отца семидесятилетие, мне надо там быть, — говорил он, проталкиваясь к лифтам. Наконец он добрался до лифтов, нажал кнопку вызова и, не оборачиваясь, понуро стал ждать.

— Лу! — Он услышал, что его зовут, но не обернулся на зов. — Лу! Можно вас на минутку? — Но и тут он не обернулся, продолжая следить за мелькавшими на панели этажами и нетерпеливо дергая ногой от желания поскорее, пока не поздно, укрыться в кабине лифта.

Он почувствовал на плече чью-то руку.

— Лу! Я же звал вас. — Сказано это было вполне дружелюбно.

Он обернулся.

— А-а, мистер Патерсон! Здравствуйте. — Лу понимал, что говорит раздраженно, но единственным его желанием было уехать из офиса. Он обещал это Рут и потому поспешно потянулся к кнопке. — Я немножко тороплюсь, знаете ли, у моего отца юб…

— Я не задержу вас. Обещаю. Честное слово. — Лу ощутил руку мистера Патерсона на своем плече.

— Хорошо. — Закусив губу, Лу повернулся к нему.

— Ну, надеюсь, если вы не против, мы сможем поговорить в моем кабинете, — улыбнулся мистер Патерсон. — Вы хорошо себя чувствуете? А то вид у вас какой-то встрепанный.

— Нет, все в порядке. Просто я тороплюсь очень, — Он позволил начальнику взять его под руку.

— Да, конечно. Вы же всегда торопитесь, — засмеялся мистер Патерсон.

Он провел Лу в свой кабинет, и они уселись друг против друга в старые кресла, обитые коричневой кожей, в уголке кабинета. На лбу Лу сверкали капли пота. Он чувствовал запах своего пота и надеялся только, что мистер Патерсон этого не чует. Он потянулся к стоявшему перед ним стакану с водой, дрожащей рукой поднес его ко рту и стал жадно пить под пристальным взглядом мистера Патерсона.

— Может, хотите чего-нибудь покрепче, Лу?

— Нет, мистер Патерсон. Спасибо.

— Зовите меня Лоренсом, пожалуйста. — Мистер Патерсон покачал головой. — Честное слово, Лу, обращаясь ко мне «мистер», вы заставляете меня чувствовать себя каким-то учителем на кафедре.

— Простите, мистер Пат…

— Ну а я все же выпью. — И встав, мистер Патерсон направился к бару и налил себе из хрустального графина коньяку. — Так вы уверены, что не хотите? — предложил он опять. — «Реми XO»! — И он потряс в воздухе графином, как бы дразня Лу.

— Хорошо, спасибо, я выпью тоже.

Лу улыбнулся, чуть успокоившись. Паническое желание во что бы то ни стало поскорее бежать несколько улеглось.

— Вот и чудесно, — улыбнулся мистер Патерсон. — А теперь, Лу, давайте поговорим с вами о вашем будущем. Каким временем вы располагаете?

Лу сделал глоток дорогого коньяка и, вернувшись в комнату, к действительности, прикрыл часы манжетой, чтобы не отвлекаться. Он приготовился получить повышение, приготовился к тому, что его отменно начищенные ботинки пойдут по стопам Клиффа, но не в направлении лечебного учреждения, в котором тот теперь находился, а к его кабинету наверху, кабинету, откуда открывался такой замечательный вид на Дублин. Дыша всей грудью, Лу отводил взгляд от тикающих на стене часов и старался выкинуть из головы мысль о празднике в честь отца. Дело того стоило. Все его поймут. Да в сутолоке праздника, среди веселья, они и не заметят его отсутствия.

— Любым, какое вам будет угодно мне уделить, — нервно ответил Лу, гоня от себя настойчиво вопивший в его уши голос.

23

Сюрприз!

Когда Лу прибыл к месту проведения юбилейного ужина — прибыл с опозданием, — он был весь мокрый от пота, как это бывает, когда отступает лихорадка, и это несмотря на декабрьский холод, пробиравший до костей, холод, от которого немели суставы, а все тело сотрясалось, словно подхваченное вихрем. Он запыхался, и одновременно его тошнило. Он был возбужден и испытывал облегчение и в то же время мучительную усталость.