Красотка 13 - Лиз Коли

— Я вмещаю в себе множество разных людей.

Лежавшая рядом с ней Девочка-скаут процитировала еще одну строку из поэмы Уитмена, которую они обе любили: «Кто хочет прогуляться со мной?»

Повернув головы, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

Коснувшись друг друга кончиками пальцев, они процитировали в унисон: «Потому что каждый атом во мне принадлежит и тебе».

Они обнялись, их гладкие белые руки касались высокой зеленой травы. Они прижались друг к другу так плотно, что трудно было понять, где одно тело, а где другое. И, вздрогнув, издав вздох облегчения, они слились в одно целое, став одной девочкой, которая вихрем ворвалась в саму себя цельной, единой личностью.

В ее голове, как в калейдоскопе, замелькали картинки: лицо того мужчины — оно было и злым, и нежным; лежащие в углу тяжелые цепи, которые долгое время ограничивали ее жизненное пространство; до боли знакомая ручка на водяном насосе; растрескавшийся коричневый кувшин; железные горшки и кастрюли; книга, торчавшая из кармана ее фартука; бутылка масла, которым заправляли лампы; тесная кладовая, где хранились консервы, крупы и специи; поросшие мхом стволы сосен, она ориентировалась по ним, когда, сжимая в руках пакет с несколькими дорогими ей вещами, спускалась с гор в долину, уходя от хижины все дальше, и дальше, и дальше; магазин, где она украла карту, потому что у нее не было денег — не считая, правда, четырех монет достоинством в 25 центов, которые она нашла под печкой. На них она купила себе колу, чтобы хоть чем-нибудь наполнить свой желудок, который после нескольких дней пути ссохся от голода. Ей тогда показалось, что ничего вкуснее этого напитка она в жизни не пробовала.

Ничего вкуснее этого она еще не ела. Рот Энджи был наполнен сладкой кремообразной массой. Она ела крем-брюле. Нежный карамельный соус буквально таял на языке.

Ее ресницы дрогнули, и, открыв глаза, она в тот же миг увидела глаза доктора.

— Это просто изумительно, Линн! Вам обязательно нужно заказать себе такое же мороженое.

— Анжела… — прошептала доктор, и ее глаза наполнились слезами.

Энджи удивленно подняла брови.

— Почему я назвала вас по имени?

Доктор Грант схватила салфетку и промокнула влагу, блестевшую в ее глазах.

— Девочка-скаут всегда называла меня Линн. Она теперь… в тебе?

— Полностью, — сказала Энджи. — Эй, что случилось? Почему вы плачете?

Доктор Грант — Линн — громко шмыгнула носом.

— «О, дорогая, как это нелепо! Прямо за десертом. Я оставлю его для Красотки. Мне нужно уйти», — сказала она, и сразу появилась ты. Я даже не смогла попрощаться с ней.

Энджи засмеялась.

— Вам не нужно прощаться с ней, Линн. Я все еще здесь. — Она вздохнула и проглотила еще одну ложку крем-брюле.

— Энджи, добро пожаловать в свое единое и неделимое «я»! — сказала доктор Грант и разрыдалась. Это было совершенно непрофессиональное, но чрезвычайно приятное проявление любви и благодарности.

Часть 3

Я

Глава 16

Исповедь

Из школы домой я шла пританцовывая. Точнее, не шла, а летела, не касаясь земли. Во рту по-прежнему ощущался сладковатый привкус крем-брюле. Вернувшаяся из библиотеки мама смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Меня буквально распирало от желания поскорее все ей рассказать, но нужно было дождаться подходящего момента. И мама, сама того не зная, мне в этом помогла, попросив помочь ей накрыть на стол.

— Ты уже определилась, какой подарок хочешь на Рождество? — спросила она, передавая мне столовое серебро.

Я улыбнулась ей и, встав на цыпочки, радостно воскликнула:

— Я уже получила то, чего хотела больше всего на свете, — себя саму! Все мои двойники соединились в одно целое. Ну, или почти все.

— Ох, не может быть! Неужели все закончилось? — радостно всплеснув руками, спросила она.

Я кивнула и улыбнулась такой широкой, счастливой улыбкой, что мои щеки едва не треснули от напряжения.

— О Энджи, дорогая моя! — воскликнула мама, прижимая меня к себе дрожащими руками. — Такой огромный подарок под елку не поместится, — сказала она, всхлипывая, и прижалась губами к моему уху.

В последнее время она стала очень сентиментальной.

— Мама, мамочка, мамуля! — радостно пропела я и обняла ее. Раздался тихий звон серебра, и я развела руки в стороны, чтобы случайно не уколоть ее вилкой или ножом. — Ты права. Тогда я, пожалуй, остановлюсь на сапогах для верховой езды. Что ты на это скажешь?

Этот выбор, похоже, сделала за меня Болтушка. Однако после того, как мы превратились в единое целое, ее желания стали моими желаниями.

— И это все? — спросила мама, отстранившись. Ее порозовевшее лицо было влажным от слез.

— Эти сапоги безумно дорогие, — заметила я. Зайдя в магазин, который находился прямо рядом с конюшнями, я поинтересовалась их ценой.

— Может быть, ты хочешь, чтобы мы купили тебе еще и эти странные штаны? — спросила она, вытирая глаза.

Они тоже стоили невероятно дорого.

— Нет, не хочу. Мне вполне удобно в своих кожаных джинсах, — ответила я. — И вот еще что…

Я не решалась спросить об этом. До Рождества оставалось всего две недели, и меня мучил только один вопрос: кто будет сидеть за нашим праздничным столом?

Больше всего на свете мне хотелось снова увидеть бабушку. Мне нужно было поговорить с ней, объяснить ей все. Когда я вспоминала о том, как она посмотрела на меня в последний раз, в душе все переворачивалось. Она ни разу не навестила меня в больнице. Я не получила от нее ни одной открытки. Меня также очень волновало и то, смогу ли я объясниться с отцом.

Поэтому я, набравшись смелости, задала этот больной вопрос маме. Положив руки мне на плечи, она пристально посмотрела на меня. Ее глаза еще никогда не были такими серьезными и печальными.

— После того как Биллу вручили официальное предписание, запрещающее ему приближаться к тебе, бабушка сказала, что больше никогда не приедет к нам. Она добрых полчаса кричала на меня и ругалась, обвиняя в том, что я заставляю ее выбирать между сыновьями. Это было ужасно! — сказала мама.

Увидев гримасу боли и ужаса на ее лице, я поняла, что это была версия «лайт» ее разговора с бабушкой, а на самом деле все было намного хуже.

— Она даже не хочет сказать нам спасибо за то, что задница Билла сейчас не на тюремных нарах?

— Нет, не хочет. Она до сих пор не верит в то, что все, что ты… мы рассказали, правда. И прошу тебя, дорогая, никогда не употребляй слова «задница».

— О-о! А что по этому поводу думает папа? — спросила я.

— Ему сейчас очень тяжело. Ведь он любил Билла.

Словно услышав эхо из далекого прошлого, я сказала:

— Да, и я тоже.

Мама сжалась, опустив руки.

— Мне очень жаль. Значит, папа наконец поверил мне?

Мама кивнула, не глядя на меня.

— Доктор Грант смогла найти убедительные доводы, — сказала она. — Если бы мы смогли уговорить ее выступить в суде, то…

— Все, хватит! Так мы можем договориться бог знает до чего. Билл был несовершеннолетним мальчишкой, конечно, за исключением последнего случая, — твердо произнесла я, понимая, что у нас нет никаких вещественных доказательств, только свидетельства типа «он сказал», «она сказала». Даже если бы они у нас были, это все равно ничего бы не изменило. Как ни странно, но за совершение инцеста закон предусматривает гораздо более мягкое наказание, чем за изнасилование. Мы сделали все, что могли. — Главное, что он теперь и близко ко мне не подойдет. И это не может не радовать.

Подойдя к столу, я аккуратно разложила вилки и ложки.

— Мне бы очень хотелось, чтобы все сложилось по-другому, чтобы я могла все вернуть назад и заново прожить свою жизнь.

— Только не заставляй меня все начинать сначала, — сказала мама и опять заплакала. Схватив салфетку, она принялась вытирать лицо. — Я снова и снова спрашиваю себя, не замечала ли я чего-нибудь странного. Может быть, были какие-то явные признаки, а я просто не обращала на них внимания? Ты всегда была веселым, жизнерадостным ребенком. Даже сейчас, триста пятьдесят раз перетряхнув всю свою память, я ничего не могу вспомнить.

— Понимаешь, мама, все это было настолько глубоко спрятано в моем подсознании, что я сама узнала обо всем только после того, как начала посещать сеансы психоанализа. Я ни в чем не виню ни тебя, ни папу.

Мама посмотрела на меня с надеждой и в то же время с сомнением.

— Это правда, мама, — сказала я и, чтобы она поверила в искренность моих слов, обняла ее, осторожно прижавшись к ее растущему животу.

Он как-то странно дернулся, и что-то ударило меня.

— Мама, да он уже брыкается! — воскликнула я.

— О да. Немного рановато, конечно, — сказала она, погладив свой живот. — Ты действительно почувствовала, как он пнул тебя?