К истокам слова. Рассказы о науке этимологии - Ю Откупщиков

Испанское слово infanteria [инфантерúа], французское infanterie [энфантрú], английское infantry [úнфэнтри], немецкое Infanterie [úнфантери] — все эти слова имеют значение ‘пехота’. Когда-то слово инфантерия существовало и в русском языке (генерал от инфантерии), но после 1917 года оно было окончательно вытеснено современным словом пехота.

«Гарсон, пива!»

С небрежным видом подгулявший купчик бросал эти слова старику-официанту, не подозревая, что garçon [гарсóн] по-французски значит ‘мальчик’, а тот ‘мальчик’, к которому он обращается, годится ему в дедушки.

Формы обращения часто подвергаются деэтимологизации, в частности в сфере обслуживания. «У вас есть лимонад?» — обращаетесь вы к продавщице. Никакого ответа. «Скажите, пожалуйста, у вас есть лимонад?» Опять — никакой реакции, ибо продавщица увлечена разговором со своей знакомой. «Девушка, у вас есть лимонад?» — спрашиваете вы в третий раз. «Да, пожалуйста!» — живо откликается… пятидесятилетняя продавщица. Диапазон употребления слова девушка за последнее время необычайно расширился, слово стало «штампом» обращения, утратив свои этимологические связи в языке, несмотря на всю их прозрачность.

Слова молодой человек в обращении к далеко не молодому мужчине также стали обычным делом в разговорной речи.

Одно время модным штампом было слово старик в обращении молодых людей друг к другу. В этой ситуации данное слово употреблялось с определённой дозой юмора, подвергаясь в какой-то мере деэтимологизации. Именно поэтому слово старик, употребляемое (в подражание молодёжи) лицами «не первой молодости», начинает звучать комично. Ибо здесь снимается действие деэтимологизации.

Таким образом, мы видим, что одно и то же слово может выступать как в деэтимологизированной, так и в недеэтимологизированной форме — в зависимости от общего контекста речи.

Наконец, нужно сказать, что катахреза может возникать в результате изменений, происшедших за пределами языка. Например, слово атом происходит от греческого слова atomos [áтомос] ‘неделимый’. Но когда после работ Д. Томсена оказалось, что атом делим, реальное содержание, обозначаемое словом атом, вошло в противоречие с этимологией слова. В данном случае катахреза появилась не в результате изменения значения слова, а вследствие углубления наших знаний о том объекте, который данным словом обозначается.

Деэтимологизация и этимология

Почему мы так подробно остановились на различных случаях частичной или полной деэтимологизации слова? Да по той простой причине, что без деэтимологизации вообще не было бы этимологической науки. Если бы в языке не происходило постоянной утраты этимологических связей между словами, то у учёных не было бы никакой необходимости создавать науку этимологию, так как происхождение каждого слова оставалось бы совершенно очевидным даже для неспециалиста.

По существу, все непонятные по своему происхождению слова в языке в разное время подверглись деэтимологизации. Именно нарушенные в результате этого процесса древние этимологические связи и восстанавливают своей работой этимологи. Иначе говоря, этимологи реконструируют то, что было разрушено действием деэтимологизации.

Глава двадцатая

Этимология, словоупотребление и словотворчество

Вопросы, связанные с деэтимологизацией в языке, имеют важное значение не только в чисто теоретическом, но и в практическом плане. Авторы разного рода книг и статей по культуре речи, доказывая, что так говорить можно, а так нельзя, довольно часто в своей аргументации опираются на этимологию. Поскольку уже самые заглавия книг типа «Правильно ли мы говорим?» или «Говорите правильно» обычно не оставляют у читателя никаких сомнений в непогрешимости изложенных в них рекомендаций, эти последние по большей части воспринимаются как «руководство к действию». Между тем авторы такого рода рекомендаций, опираясь на этимологию, во многих случаях не учитывают особенностей развития языка, связанных с деэтимологизацией и катахрезой.

Можно ли открыть окно!

Писатель Б. П. Тимофеев[111] считает неправильными такие сочетания слов, как закрой дверь или открой окно. Чем же он мотивирует своё столь странное утверждение? Ссылками на этимологию глаголов закрыть и открыть, которые имеют тот же самый корень, что и существительные кров, крыша, крышка. Следовательно, «этимологически» закрыть или открыть можно сундук, шкатулку, кастрюлю, то есть предметы, имеющие крышку. Дверь же или окно, как предметы со створками, не открываются, а отворяются (то есть поворачиваются на петлях, распахивая створки).

Все это было бы верным, если бы в языке не было деэтимологизации и если бы слова не обладали способностью изменять свои значения, расширяя или сужая их при этом. В самом деле, если подходить к употреблению слова с точки зрения его этимологии, то должны ли мы говорить, что Колумб открыл или отворил Америку? Ведь у Америки нет ни крышки, ни створок!

Живое словоупотребление в языке не может быть уложено в прокрустово ложе этимологического анализа. Словоупотребление не должно на каждом шагу ориентироваться на этимологию слов, тем более что многие слова вообще не имеют надёжно установленной этимологии. Иначе нам пришлось бы каждый раз, прежде чем употребить то или иное словосочетание, открывать (или отворять?) этимологический словарь и наводить соответствующие справки.

Автор цитированной книги, требуя, чтобы мы непременно отворяли и затворяли окна и двери, естественно, вынужден был вспомнить известные слова пушкинской Татьяны:

Не спится, няня: здесь так душно!Открой окно да сядь ко мне.

Вот что по этому поводу сказано в книге «Правильно ли мы говорим?»:

«Татьяна, по свидетельству самого Пушкина (гл. III, строфа XXVI):

…по-русски плохо знала,Журналов наших не читалаИ выражалася с трудомНа языке своём родном…

Где уж ей было знать такие тонкости, как различие между словами отвори и открой».

Если признать правильным этот ход рассуждений Б. Н. Тимофеева, то мы должны будем прийти к выводу, что и сам Пушкин не сумел разобраться во всех этик «тонкостях». Ибо он (в авторской речи!) употреблял глагол открыть в том же значении, что и его Татьяна:

Едва дыша, встаёт она;Идёт; рукою торопливойОткрыла дверь…

Такие выражения, как ломиться в открытую дверь или день открытых дверей, также говорят отнюдь не в пользу изложенных выше более чем странных рекомендаций.

Кавалькада машин

Случай со словами открыть и отворить показывает, к каким ошибкам может привести нас стремление употреблять слова в полном соответствии с их этимологией. Между тем подобная тенденция в наши дни получила довольно широкое распространение. Рассмотрим ещё один пример.

В последние десятилетия на страницах газет и журналов всё чаще появляется сочетание слов кавалькада машин. Правомерно ли такое словоупотребление? В одной из статей, помещённых в журнале «Русская речь», говорится о том, что кавалькада машин — словоупотребление ошибочное (1970, № 4, стр. 128). Почему? Опять по этимологическим соображениям. Слово кавалькада ‘группа всадников’ этимологически воcходит к латинскому caballus [кабáллюс], итальянскому cavallo ‘конь, лошадь’.[112]

Всё это верно. Только здесь не учтены возможности деэтимологизации слова. Выше мы уже видели, что итальянский глагол cavalcare подвергся деэтимологизации в итальянском языке, где допускается словоупотребление, не связанное со словом cavallo ‘конь’ (например, cavalcare un asino ‘ехать верхом на осле’). Если даже в итальянском языке, где этимологические связи между словами cavalcare и cavallo лежат на поверхности, возможна деэтимологизация глагола cavalcare, то не станем ли мы «большими роялистами, чем сам король», если запретим метафорическое (переносное) употребление слова кавалькада, ссылаясь на его латинскую (или итальянскую) этимологию?!

Живость и образность нашего языка во многом зависят от его метафоричности. Вдумайтесь в такие сочетания слов, как вереница мыслей, уток; лавина казаков; цепочка фонарей, машин, матросов и т. д., и т. п. Во всех этих примерах словоупотребление противоречит этимологии, причём — в отличие от слов кавалькада машин — в рамках одного и того же языка. Без этих «противоречий» и «нарушений» язык наш давно превратился бы в засушенную мумию. Ни шуток, ни намеков, ни игры слов, ни ярких образов — ибо каждое слово употреблялось бы только в том значении, которое определено его этимологией. На вопрос о том, отчего утка плавает, в таком языке был бы возможен только один ответ: «от берега», а на вопрос: «почему утка плавает?» — лишь ответ: «по воде». А всё остальное — «от лукавого».