Святой дракон и Джордж. Никто, кроме человека - Гордон Диксон

Даже предводители похода поддались резкой смене обстановки. Жиль нахмурился, Даниель язвила направо и налево, а Дэффид замкнулся в себе. Создавалось впечатление, что весь отряд отреагировал на некое зловещее предчувствие.

Джим переместился в авангард. Он оказался одним из немногих, кого не поразила повальная хандра. Брайен, восседавший верхом на Бланшаре, тоже оставался жизнерадостным, по-спартански невозмутимым и стойким. Казалось, в его мире все вопросы и дилеммы были решены давным-давно. Испепеляющее солнце или ураганный снегопад, реки вина или крови. — поверхностные атрибуты, которые он неизменно будет игнорировать. Брайен производил впечатление человека, который будет шутить даже со своим инквизитором, находясь на дыбе.

Джим рассказал ему о настроении отряда, сделав акцент на поведении предводителей.

— Нечего беспокоиться, — ответил Брайен.

— Но крайне важно сохранить единство отряда. Представь, что Жиль неожиданно решит уехать и уведет за собой разбойников. Мы останемся с сорока воинами Малверна. И, подозреваю, добрая их половина ничего не смыслит в искусстве боя.

— Жиль так не поступит, — не согласился рыцарь. — Он знает, какое богатство достанется ему и его парням в цитадели сэра Хьюго. И он дал слово! А джентльмен всегда держит слово!

— Даже если мы можем рассчитывать на Жиля, — добавил Джим, — то возможны трения между Даниель и Дэффидом, в которые, слава Богу, еще не вовлечен отец. Дэффид с каждой милей говорит все меньше, а Даниель острит над ним все злее. Не следовало брать ее с собой, хотя ни у кого не хватило бы мужества открыто отказать Даниель.

— Без нее валлиец бы не пошел.

— Да, — признался Джим. — Но, согласись, воин из девушки никудышный.

— Откуда подобная уверенность? — спросил Брайен. — Ты видел, как она стреляет?

— В тот день, когда ее стрелы едва не убили нас. И еще в разграбленной деревне. Согласен, с луком она умеет обращаться.

— Позволь уточнить, — не сдавался рыцарь. — Даниель стреляет из стофунтового лука не хуже доброй половины лучников из отряда Жиля.

Джим заморгал от изумления. Много лет назад, еще в колледже, им ненадолго овладело увлечение стрельбой из лука. Он начинал с сорокафунтового, а остановился на шестидесятифунтовом, ощутив свой предел, хотя и не считал себя слабаком.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался он.

— Видел, как она стреляла, — после того, как тебя пронзили копьем, а бой за Малвернский замок еще продолжался.

— Она сражалась в замке? — настороженно спросил Джим. — Я считал, что она оставалась в лесу. Но как ты сумел на глаз оценить ее мастерство?

Рыцарь с любопытством оглянулся на Джима.

— Что и говорить, сэр Джеймс, диковинны заморские края, откуда ты родом, — заключил он. — Разумеется, я наблюдал за стрелой.

Наблюдал за стрелой?

— Следил за моментом выстрела, — разъяснил Брайен. — Когда я оглянулся на Даниель, она прицеливалась ярдов с пятидесяти. Я стреляю из восьмидесятифунтового лука. Разумеется, я не лучник. Но все же Даниель никак не назовешь слабой.

Джим молча ковылял рядом с Бланшаром. Слова рыцаря заставили его глубоко задуматься.

— Если Даниель стреляет из стофунтового лука, то каким же луком пользуется Дэффид?

— Одному Богу ведомо. В сто пятьдесят? Двести? Или больше? Валлиец — человек из другого теста. Он не только великий стрелок, но и мастер — золотые руки. Ты же видел, как долго он возится с каждой стрелой! И он достиг совершенства в обоих ремеслах. Бьюсь об заклад, что любой лучник из отряда Жиля, которому под силу натянуть тетиву Дэффида, отдал бы десятилетний заработок за оружие, изготовленное им собственноручно. Секрет валлийского лука кроется в креплении тетивы к излучинам. Даже обладая громадной силой вроде твоей недостаточно смастерить лук потяжелее, чтобы стрелять далеко и метко. Искусство стрельбы, как и тайна изготовления, кроющаяся в луке Дэффида, неподвластна обычному лучнику. Ты слышал, что сказал Жиль, когда валлиец вызвался от опушки леса снять со стен замка часовых. Справедливо это и для его стрел. Любой разбойник отдаст половину зубов за колчан стрел работы Дэффида.

— Понятно, — согласился Джим.

Информация осела, оставив неприятный осадок. До встречи с сэром Хьюго Джим воспринял бы все это как любопытный факт. Теперь же он ощутил некоторое раздражение мастерством Дэффида и снисходительностью тона Брайена, терпеливо и подробно разъясняющего — словно ребенку — жизненные нюансы на столь элементарном уровне.

Джим замолчал, а Брайен, после нескольких реплик, направленных на поддержание разговора, оставил Джима в покое, развернул Бланшара и поскакал в конец колонны проверить отряд. Оставшись один, Джим, не замечая перед собой дороги, шел вперед. Он пребывал в скверном расположении духа и не стремился к компании средневековых персонажей, будь то люди или животные.

Но, оглянувшись, он не увидел ни людей, ни лошадей, ни колеи, которая, очевидно, сделала один из необъяснимых поворотов, как петляющая лесная тропа, проложенная по маршруту удобного и наилегчайшего следования. Дорогу не строили целенаправленно, и потому она часто сворачивала, огибая кустарник. Очевидно, дорога сделала поворот, тогда как погруженный в размышления Джим продолжал двигаться по прямой. Он был уверен, что через некоторое время вновь повстречает отряд.

Джим наслаждался одиночеством. Ему изрядно поднадоел этот странный мир с говорящими существами, кровью, битвами, суперменами и сверхъестественными силами — и все это в контексте примитивной технологии и элементарного общественного устройства.

Внимательно разобравшись в себе, Джим сделал вывод, что существует предел жизни бок о бок с животными. Смргол и Арагх, как, впрочем, и остальные драконы, оставались-таки животными — даже невзирая на умение говорить. Но и люди, с которыми он встречался, казались ему сейчас ничем не лучше. Люди-животные, живущие обычаями, инстинктами, эмоциями, но никогда — разумом. Прекрасная Даниель была не более, чем одетой в шкуры женщиной каменного века. Дэффид, несмотря на искусство владения луком, оставался кроманьонским охотником, а Жиль — обычным, пусть даже умным и ловким разбойником. Брайен — машина смерти, безразличная к боли и со сгустком мышц под черепной коробкой. Ну а Геронда? Чистый дикарь в счастливом предвкушении пыток, которые учинит заклятому врагу, когда тот будет пойман.

С позиций комфорта и чистоты двадцатого века, к которому Джим принадлежал, вряд ли когда-нибудь ему покажется привлекательным, а тем более — приятным жить рядом с такими людьми. Шансы на улучшение их моральных качеств замерли на нулевой отметке. А любые обязательства или расположения, возникающие по отношению к ним, являлись глупым продуктом лже-романтизма.