Твари в бархатных одеждах - Джек Йовил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барон проигнорировал скрытое неодобрение в словах виконта и повернулся к Эльзассеру.
- Леос - непревзойденный мастер клинка. Полагаю, нам пригодится такой спутник в тумане.
Виконт скромно улыбнулся и постарался не придавать значения комплименту.
- Леос, может быть, вы к нам присоединитесь? Хотите принять участие в нашей охоте?
Молодой человек явно чувствовал себя не в своей тарелке, разрываясь между противоречивыми порывами. Ему не хотелось вмешиваться в расследование, связанное с чередой отвратительных убийств среди черни, и в то же время он горячо желал заслужить одобрение барона. В конце концов, ему не пришлось принимать решение, поскольку появилось еще одно лицо, прервавшее импровизированное совещание.
- Эльзассер, - сказал Йоганн, - дозволь представить тебя сестре виконта, графине Эммануэль.
Из сумрака вышла дама, укутанная в тонкую прозрачную ткань, которая защищала от тумана ее лицо и платье.
Эльзассер почувствовал необъяснимую слабость в коленках.
Он путешествовал в достойной компании. Интересно, что сказала бы теперь госпожа Бирбихлер. Несомненно, она предупредила бы своего постояльца, что он может умереть.
Тварь принюхалась к туману и, выпустив когти, начала освобождаться от мужской оболочки.
Она чуяла кровь в воздухе и выла от радости. Каждый вечер город встречал ее все радушнее.
Эта ночь будет великолепной…
6
Их повозка, запряженная двумя украденными лошадьми, громыхала по улицам Восточного квартала. Главарь встал, но ему больше не требовалось произносить речи. Толпа и так была с ним, послушно следуя за телегой. Позади Стиглиц сноровисто мастерил факелы, используя зубы вместо отрубленной руки. Обмакнув свои изделия в смолу, он передавал их Брустеллину и Клозовски, а они зажигали их. Когда факелы разгорались, они попадали к Ефимовичу и Ульрике, разбрасывающим их в разные стороны.
Вот факел завертелся в воздухе, как огненное колесо, и пропал в тумане. Ефимович услышал, как он приземлился, а затем - раз! - и пламя начало распространяться.
- Долой зеленый бархат! - закричала Ульрика. Ее длинные волосы струились по спине, а лицо пылало.
Ей вторили сотни голосов в толпе.
Настал ее день. Она была похожа на Мирмидию, богиню войны, которая вела армии против сил Хаоса.
Конечно, Ульрика, сама того не ведая, служила вышеупомянутым силам Хаоса.
Ефимович мог увлечь толпу словами. Как выяснилось, его пламенные речи придавали ему даже сексуальную привлекательность. Он мог повести людей за собой, подчинить их себе, внушить им любую идею. Перейди Ефимович на службу к Императору, и его последователи круто изменили бы свои воззрения, превратившись в приверженцев аристократии. Его лозунги вырывались из десятков глоток, как будто чернь дошла до них своим умом.
Однако у него никогда не будет того, что есть у Ульрики.
Эта женщина действительно была Ангелом Революции. В своем безумии она источала божественный свет. Она страстно верила в то, что делала, и заражала других своей верой.
Конечно, она была красива. Конечно, она была молода. И конечно, она много страдала, прежде чем превратилась из рабыни в ангела. В ней была искра, которая иногда есть у актеров, реже у политических вождей, и всегда - у богов.
Все мужчины на улице пошли бы за Ульрикой на смерть. Такие выдающиеся мужи, как Клозовски, Брустеллин и Стиглиц, были отчаянно, безнадежно влюблены в нее. Ходили слухи - хотя и безосновательные, - будто она одним взглядом могла покорить выборщиков, придворных и даже Императора.
Ульрика запела революционную песню, и ее высокий, чистый голос перекрыл гул толпы.
Легким движением она забросила факел в окно на втором этаже здания, и под радостные вопли бунтовщиков пламя начало разрастаться.
Толпа приветствовала бы своего ангела, даже если бы Ульрика подожгла их дома. Такая женщина могла добиться чего угодно.
Внутренний огонь Ефимовича рвался наружу. Лицо, которое Респиги раздобыл ему, сидело неудобно. Утром жрецу Хаоса потребуется новая кожа. Задержка его раздражала. У него было слишком много забот этой ночью.
- Они дрожат в своих дворцах! - воскликнул Клозовски. - Я воспою эту ночь в стихах. Мои произведения будут жить, даже когда сотрется память о Доме Вильгельма Второго.
Телега остановилась. Впереди началась давка.
- В чем дело? - спросил Ефимович.
- Храмовники, - ответил один из главарей мятежа, «рыбник» по имени Гед. - Они перекрыли мосты, чтобы не пустить нас на другой берег.
Ефимович усмехнулся. Едва ли их противники смогли собрать большие силы.
В Восточном квартале, самом маленьком из трех треугольных секторов, составляющих Альтдорф, начались пожары. Другой сектор включал в себя императорский дворец и храм, а третий - порт и университет. План Ефимовича состоял в том, чтобы занять порт и, пройдя по улице Ста Трактиров, соединиться с радикально настроенными студентами из школы Улли фон Тассенинка. Вожак повстанцев предвидел блокаду мостов, если не сказать, что рассчитывал на это.
- Стиглиц, - обратился он к однорукому воину, - ты хороший тактик. У нас численное преимущество. Мы сможем прорваться?
Бывший наемник потер культю и проворчал:
- Лодки. Нам нужны лодки. И лучники.
- Отлично,- сказал Ефимович.- Гед, достань все, о чем он просит.
- А ты? - спросил Клозовски. - Что ты будешь делать?
- Я переправлюсь через реку, и подготовлю все к тому, чтобы мы смогли ударить храмовникам в спину. Ульрика поедет со мной. С ее помощью мы получим поддержку в доках.
- Хороший план, - заметил Брустеллин. - Он напоминает тактику Кровавой Беатрисы в ее кампании против тринадцати восставших выборщиков.
Ульрика их не слышала. Она продолжала петь, наслаждаясь единением с народом. Ефимович потянул ее за руку и помог слезть с повозки. Люди уступали девушке дорогу, выказывая свое уважение. Молодой человек упал перед ней на колени и поцеловал край ее платья. Ульрика улыбнулась, навсегда превратив его в сторонника радикальных взглядов.
У Ефимовича чесались руки под перчатками. Этим вечером его внутренний огонь неистовствовал.
- У меня есть лодка, - сказал жрец Хаоса. - Она находится в укрытии. На другом берегу нас встретят друзья.
Ульрика позволила, чтобы он вел ее, как ребенка, сквозь ликующую толпу. Они двигались медленно, но, к счастью, Ангел Революции останавливалась не слишком часто, чтобы благословить и обнять товарищей по борьбе.
Пять или шесть кварталов уже горело, и пожар быстро распространялся среди близко стоящих домов. Тзинч получит много жареного мяса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});