В поисках правосудия: Арест активов - Билл Браудер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я готовился ко всем этим допросам и показаниям и вылетал в Нью-Йорк 25 января. Но тут пришло электронное письмо от Джейкоба. В нем была одна страничка приложения — решение Апелляционного суда: «После должного рассмотрения настоящим постановляется: ходатайство апеллянта об отсрочке УДОВЛЕТВОРИТЬ; слушания по делу в окружном суде ОТЛОЖИТЬ на время рассмотрения апелляции».
На простом языке это означало: всё остановить, а адвокатам расслабиться. Судебный процесс по существу приостановлен до тех пор, пока Апелляционный суд второго округа не решит, следует ли убрать «Бейкер-Хостетлер» из этого дела или нет.
Это решение было ошеломляющим. То, что апелляционный суд запретил судебное рассмотрение крупного дела об отмывании денег всего за несколько дней до назначенной даты, наглядно показало, насколько серьезно он относится к преступным действиям Джона Москоу и его конторы «Бейкер-Хостетлер».
С этого момента обновление электронного архива судебных документов по делу приостановилось. Следующий документ появился там только спустя три месяца — 29 апреля 2016 года. Это было уведомление Федерального суда Южного округа Нью-Йорка. Апелляционный суд второго округа всё еще рассматривал вопрос о дисквалификации, но судья Гриеса, служивший федеральным судьей с 1972 года, был навсегда отстранен от дела «Превезона».
27. Виолончелист
Весна 2016 годаГодом ранее, в середине мая 2015-го, на рассвете, двенадцать сотрудников французской Национальной полиции остановились у ворот роскошной виллы на шоссе Бель-Иснард в Сан-Тропе. Не было ни сирен, ни мигалок.
Старший офицер нажал кнопку интеркома. Спустя некоторое время ему заспанным голосом ответила блондинка средних лет, говорившая по-французски с явным русским акцентом. Удивленная столь ранним визитом, она с плохо скрываемым беспокойством спросила у него, в чем, собственно говоря, дело. Офицер предъявил ей ордер на обыск. Затем полицейские проследовали с ней в дом и в следующие двенадцать часов перевернули всё вверх дном. В конце дня дама была арестована и доставлена в полицейский участок Экс-ан-Прованса на допрос. На следующий день ее перевезли в Париж, где снова допросили. Этот допрос проводил Рено Ван Рюмбек, судебный следователь магистрата, ведущий расследование по отмыванию денег во Франции, связанное с делом Магнитского.
Ей было предъявлено обвинение в отмывании денег. Одновременно Рено Ван Рюмбек заморозил 9 миллионов долларов на ее счетах во Франции, Люксембурге и Монако. Это было пятое постановление об аресте активов по делу Магнитского.[11]
Обыск, арест и постановление об аресте стали прямым следствием одного из поданных нами заявлений по результатам изучения молдовского файла. Расследование информации, содержащейся в этом файле, привело нас не только в США и во Францию, но и в другие страны Европы и мира и помогло пролить свет на хитро сплетенную паутину обширной сети по отмыванию денег.
Способ отмывания денег одновременно и сложен, и прост.
Он сложен по конструкции. Если 40 лет назад преступник мог принести чемодан наличных в банк, открыть счет и депонировать все деньги, то сегодня максимальная сумма, которую можно внести или снять, составляет 10 тысяч долларов. В случае превышения этого лимита придется подавать декларацию о происхождении денег в соответствующие органы. Поэтому наличные — неподходящий инструмент для масштабного отмывания грязных денег. Преступники отмывают деньги электронными переводами, открывая сотни счетов в десятках банков на бесчисленные подставные компании-пустышки. Затем перебрасывают деньги между ними много раз и в определенных лимитах, надеясь, что ни у кого не хватит ни терпения, ни ресурсов, ни бдительности их отследить.
Но этот способ прост по сути. Отмывание денег — это не более чем перевод денег, и каждый перевод, как говорил Джон Москоу еще в 2008-м, оставляет свой несмываемый след. В случае России отмывание денег начинается с денежных переводов в этой стране, далее транзитом через Молдову, Кипр, Литву, Латвию и Эстонию, и уже после этого деньги попадают в страны назначения, такие как Франция, Швейцария и США. Когда деньги достигают этого последнего этапа, они накапливаются в банках, вкладываются в недвижимость или используются для приобретений дорогостоящих услуг и совершения покупок. Сюда относятся фрахт яхт и частных самолетов, скупка ювелирных изделий и предметов искусства и прочее.
Отмывая деньги, преступники не рассчитывали нарваться на ребят из Центра исследования коррупции (OCCRP) или на нас, в частности, на Вадима. Исследовав молдовский файл, он подготовил заявления о возбуждении уголовных дел, которые мы направили более чем в десяток стран. По многим из них были начаты расследования, и это давало Вадиму доступ к еще большему количеству банковских переводов. Получая новую информацию, он вводил ее в свою базу данных, постепенно выстраивая единую картину распределения украденных 230 миллионов долларов.
То, что начиналось как относительно небольшая база, состоящая из разрозненных электронных переводов, названий компаний и банковских документов, превратилось со временем в одну из самых емких информационных систем по отслеживанию российских денег, добытых преступным путем.
К 2016 году Вадим стал «палочкой-выручалочкой» для любого журналиста, который занимался вопросом отмывания российских денег.
В конце марта мне позвонил Люк Хардинг, британский журналист газеты «Гардиан», возглавлявший в свое время ее московское бюро. Люку около 40, волосы песочного цвета. Он выпускник Оксфорда и известен многочисленными статьями и книгами о российской коррупции. У нас с Люком была особая связь. Как и меня, его задержали в Шереметьеве, продержали там ночь и наутро депортировали в Лондон. Его российская виза также была аннулирована без объяснения причин, и по сей день он невъездной.
Он сказал, что работает над одним проектом и хотел бы заскочить к нам офис поделиться мыслями. Когда я спросил, о чем идет речь, он извинился и уклончиво ответил:
— Я не хотел бы обсуждать это по телефону.
Выражение «если ты не параноик, это еще не значит, что за тобой не следят» определенно относится к Люку. За время работы в Москве он, его супруга, тоже британская подданная, и двое малолетних детей регулярно становились жертвами омерзительных нападок сотрудников ФСБ. Эфэсбэшники неоднократно проникали к ним в квартиру на десятом этаже и в их отсутствие меняли заставки на компьютерах, устанавливали радиобудильники так, чтобы они срабатывали посреди ночи, и даже не гнушались тем, что ломали детские замки-блокираторы на окне рядом с кроватью их младшего сына. Слава богу, что никто не пострадал физически. Все эти действия были направлены на причинение психологического давления — дать Люку и его семье понять, что они находятся под постоянным контролем, очень уязвимы и беззащитны.
Люк пришел к нам в офис 22 марта. Когда мы провожали его в конференц-комнату, он попросил меня и Вадима оставить наши мобильные телефоны на столах. Мы согласились. В комнате мы увидели, как он засовывает свой
