Кикимора и другие. Сказки-притчи - Александр Богаделин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не ведали они, за какое дело взялись. Дитяти ни минуты на месте сидеть не хотела. То на елку взобраться норовит, то бегать наперегонки по топи непролазной предлагает, а то сядет на кочку и в три ручья заревет. Мол, скучно ей тут, и к папке немедленно она хочет.
К полудню горе-воспитатели и не рады уж были, что Болотному согласие свое дали. Хорошо, что Щасвернус вовремя додумался загадки загадывать.
— В деревне первая невеста, ей пол-локтя довольно места, — говорит. — Зелены кудри мягче воску, а белый сарафан в полоску.
Надеялся он, что долго дитяти ответ искать будет, а та ногами топает.
— Береза это! — кричит. — Нечего такие простые загадывать!
Пришлось бесу с чертом рога чесать да все загадки, которые знали, припоминать. Да только Марфуша не дослушавши сразу ответ сказывает, а потом бегает вокруг, за хвосты дергает и рожицы строит.
Разозлился Пшелты не на шутку.
— Простые, говоришь? — и на Болотницу смотрит грозно. — Вот тебе тогда мудреная загадка будет. Кто утром на четырех ногах ходит, днем на двух, а вечером на три ноги становится?
Хотела Болотница что-то сразу сказать, но видит — не очень ответ ее подходит. На кочку посреди болота вскарабкалась, щеку кулачком подперла, думает, аж уши шевелятся.
Возрадовались черт с бесом и под кустом отдохнуть от трудов праведных прилегли.
— Это кто таков будет? — Щасвернус шепотом беса спрашивает.
— А кто ж его знает, — тот ему в ответ. — Не успел я трактат заморский до отгадки дочитать.
— А как же она догадается?
— Пускай помучается. Глядишь, передых нам до вечера будет.
* * *Только недолго им радоваться пришлось. Послышался вдруг свист негромкий, и аккурат в кочку перед Марфушей стрела каленая воткнулась, опереньем красным украшенная. Взяла она её в руки, в стороны разные вертит, понять ничего не может.
Но вскоре треск кустов раздался, и вышел к болоту добрый молодец. Кафтан узором золотым сплошь расшит, шаровары шелковые в сапоги сафьяновые заправлены, а улыбка аж в шапку бобровую упирается. Сразу видно — себе на уме.
Болотница поначалу под корягу сигануть хотела, но быстро передумала. Лягушкой большой оборотилася, и на молодца с любопытством поглядывает.
А тот по сторонам посмотрел, видит, нет никого больше.
— Ты это, того, стрелу назад возвертай, — к Марфуше-лягушке обращается.
А у Болотницы сразу план хитрый народился. Взяла она, да на руки ему и прыгнула.
Вздохнул смертный горестно:
— Ну что ж, видно судьба у меня такая, — говорит, и назад в лес направился.
Черт с бесом, как опомнились, сразу за ним бросились.
— Слезай немедленно, — требуют.
А плутовка им и отвечает:
— Скажите отгадку, тогда и слезу.
Так и унес молодец лягушку с собой.
* * *А это Иван-царевич был, младший сын царя-батюшки. Время сыночкам подошло суженую себе выбирать. Вот и пустили они в небо стрелы каленые. У старшего стрела на двор княжеский упала, у среднего — на двор купеческий, а у младшего самого в лес дремучий залетела.
Как вернулся царевич с лягушкой на руках, стали над ним все потешаться. Обиделся Иван и в покоях своих заперся. Глядит Марфуша, а все стены у него нимфами невиданными увешаны. Кто у моря-окияна на песочке под солнышком сияющим лежит, кто в ручье журчащем купается. И захотелось ей такой же красавицей стать. Взяла от одной глаза волоокие да ресницы великие, от другой — волосы пышные, от третьей — формы округлые, да девою и обернулась. Иван где стоял, там и сел.
А как опомнился, сразу обниматься полез. Но тут черт с бесом подоспели и быстро его окоротили. А потом голоском ласковым и добавили, мол, нечего раньше времени руки свои распускать.
Иван красавицу такую сразу батюшке с матушкой показывать повел. Глядит Марфуша, все ей кланяются, мужики шапки с голов сдергивают, а невесты братьев старших прямо-таки от зависти почернели. Царь-батюшка на пиру по праву руку от себя усадил, икрой заморской потчует. А как пляски начались, прям проходу не дают.
Возвратились ввечеру Иван с невестой в горницу свою, а там уж черт с бесом их дожидаются.
— Повеселилась и хватит, — Марфуше говорят. — Пора в болото родимое возвращаться.
А та ни в какую.
— Средь пиявок и водяных сами, — говорит, — живите. А мне и здесь любо.
Переглянулись Пшелты с Шасвернусом, подхватили Болотницу под белы рученьки и назад в лес понесли. И как ни пиналась та и ни ругалась словами нехорошими, и не думали останавливаться.
Ивану все это представилось, будто вдруг налетели на любимую мыши летучие, подхватили и в окно унесли. Успел он вцепиться в платье ейное, но только клок в утешение в руке один и остался.
Царевич сразу стражу призвал и Марфушу искать бросился. Но даже следов под окнами видать не было.
Всю ночь Иван глаз не сомкнул, а на утро заявился к отцу с матушкой и извещает с порога, что суженую свою он найти должен.
Пробовали родители отговорить его от затеи безумной. Мол, много еще невест в округе для него осталося. Но царевич с детства упертый был. Ежели чего в голову себе вобьет, ни за что с пути не своротишь.
* * *Как Пшелты с Шасвернусом Марфушу к болоту принесли да из тела человечьего выдернули, так сразу под корягу до утра и засунули, а сами сверху сторожить устроились. Но только солнышко лучи свои первые показало, вылезла та на свет божий, на кочку уселась и реветь принялась. И так уж её черт с бесом утешали, и эдак, все без толку.
— Погляди, сколько леших да водяных кругом, — уговаривали. — Где это видано, чтоб Болотница замуж за смертного шла.
А та все про свое лопочет.
— Почему Василисе Прекрасной можно? Чем я ее хуже?
Пошли Пшелты с Щасвернусом к Бабе Яге советоваться.
— Иван невесту искать отправился, — Старая им на то отвечает. — Коль сумеет он суженую свою найти — так тому и быть. Ну, а ежели сплохует и назад повернет, не судьба, значит.
Возвратились на болото черт с бесом и слова Яги Марфуше сказывают.
— Сиди здесь и жди, — говорят. — Ежели доберется до тебя Иван, так и быть, отпустим к нему.
А сами к опушке лесной бросились.
* * *Подъехал Иван к лесу дремучему, глядит, камень перепутный лежит, а на нем ворон черный восседает важно. То Щасвернус обратившийся был.
Поводил царевич копьем по надписям и в сторону леса направился.
— Стой! — завопил ворон голосом человеческим. — Ты что, читать не умеешь?
— Плохо я в буковках разбираюсь, — признался Иван. Так и пришлось Щасвернусу ему написанное читать.
— Налево пойдешь — сундук с золотом найдешь. Прямо пойдешь — коня потеряешь, а налево путь держать будешь — в болоте сгинешь.
Черт с бесом как думали. Иван, конечно же, за златом отправится. Тут они его и заплутают в буреломах непроходимых. А назад только тогда выпустят, когда он слово даст восвояси убраться.
Но царевич по-другому уразумел.
— На кой, — говорит, — злато мне надобно, коль без любимой свет белый не мил. Коня верного тоже жалко. Так что правильно надумал. Ежели Марфушу в первый раз на болоте нашел, может, и в другой сыщется.
Стали Пшелты с Щасвернусом криками его страшными пугать, деревья вековые перед конем валить. А Иван только песенки насвистывает, через завалы-буреломы перебирается.
Добрался он до речки-невелички, что в болото Марфушино впадала, и подкрепиться малость решил. Достал крючок костяной, в подпол кафтана воткнутый, нитку распустил и рыбу ловить принялся. Надергал с десяток пескарей и плотвичек и уж огонь развести собрался, только тут мурлыканье завораживающее послышалось. Это Пшелты, видя такое дело, Кота Баюна малость помочь попросил.
Заснул сразу Иван сном беспробудным, а Баюн рядом устроился, песнь свою продолжает. Но страсть как он рыбку свежую любил и на улов царевича все глазом одним поглядывал. Не удержался, да и съел плотвичку одну.
Пока Кот другого пескаря доедал, Иван просыпаться начал, но опомнился Баюн вовремя и опять песнь свою завел. Только не заметил он, очередную рыбину уплетая, как лягушка к молодцу подобралась и лапами уши его прикрыла. Очнулся Иван, видит, котяра обед его доедает. Разозлился сильно и с кулаками на вора набросился, еле Баюн лапы свои унес.
Поворачивается царевич, а там Марфуша его стоит, девой вновь обернувшаяся. Бросились они друг к другу, слова сказать от волнения не могут.
Только не могли черт с бесом такого допустить и за самоуправство быстро Болотницу скрутили и под водой спрятали. Привязали лилиями да травами к коряге разлапистой и сидеть смирно велят.
А та бушевать принялась, наружу рвется, того и гляди поранится.
Пшелты тогда и говорит: