Один на дороге - Владимир Михайлов

— Да, — сказал я, — но что поделать — такие времена, экономика требует. Да и сами женщины добивались — вот, добились… Скажите, его учреждение где оно помещалось? Вы, наверное, знали.

— Да. Но ни дома, ни той улицы давно нет, с сорок пятого года. Сейчас на том месте построена большая гостиница.

— Выстроена гостиница? Вы точно знаете?

— Иначе я бы не говорила.

Не то, совсем не то… Человек этот, майор Шпигель, мой коллега и противник, не имел отношения к интересовавшему меня объекту. Или, может быть, все-таки имел? Недаром ведь в туннеле я обнаружил зеркальце — такое же, как здесь, в углу портрета…

— Скажите, он не рассказывал вам о делах, которыми занимался здесь, в городе? Вы знаете, в чем заключалась его служба и, значит, понимаете, что в конце войны, а может быть, и раньше, он должен был готовить к уничтожению многое здесь, в самом городе. То, что не должно было достаться нам. Может быть, он все же говорил вам что-нибудь?

Она покачала головой.

— Могу лишь повторить: он не говорил со мной о делах, и был прав: они меня не интересовали. Мне нужен был он сам, нужно было, чтобы я чувствовала Хего рядом. А когда его не было — какая разница, что он там делал… И разве это сегодня так важно?

— Да, — поколебавшись, сказал я ей. — Есть одно здание, уцелевшее… Мы подозреваем, что оно было предназначено для взрыва. Хотим его разминировать. И я подумал, что если бы знать, что это готовил он… Понимаете, у каждого специалиста есть свой почерк, своя манера. Зная ее, можно о чем-то догадаться, что-то понять…

Шамборская улыбнулась.

— Не знаю, что вы имеете в виду, — сказала она. — Но думаю, что это делал кто-нибудь другой. Гюнтер был не единственным, кто занимался взрывами.

— Почему вы так уверены? Вы что-нибудь знаете?

— Если бы это делал он, — уверенно сказала она, и в голосе ее была гордость, — то вам не пришлось бы сегодня думать ни о чем таком. Потому что этот дом взорвался бы еще тогда. У него не было случаев, чтобы что-то не получалось.

— Откуда вы знаете? — возразил я. — Ведь места, где он бывал, потом занимали наши, и он не мог больше получать оттуда сведения о том, что там происходило.

— Он прошел войну, — сказала она. — Он выезжал в разные места. Но в Кракове был не он. Иначе Краков не уцелел бы. А там, где он был — все происходило так, как было задумано, даже и после того, как приходили ваши.

Я вспомнил майора Авраменка, который повертел в пальцах что-то блестящее и сунул в карман перед тем, как приняться за извлечение мины.

— И вам не было бы жалко Кракова? Вы же, насколько я могу судить, полька?

— Во мне есть и польская, и шведская, и русская кровь, и не только они… Да, я жалела бы. Но его я жалела бы больше. Он был горд. Он был художник. И если что-то не взорвалось — значит, это делал не он. Она подошла к своему портрету, остановилась, повернувшись ко мне. — Впрочем, вы можете проверить. Если вы внимательно смотрели на портрет, вы могли заметить… Он был художником. И когда создавал произведение, он ставил на нем подпись. Все равно, на полотне или… на чем-нибудь другом. Если этот ваш дом готовил он, вы должны были найти там его подпись.

— Как он подписывался? — спросил я, заранее зная ответ.

Она поднесла руку к портрету.

— Вот как здесь. Это как иероглиф, выражающий его фамилию.

— Шпигель, — сказал я, — зеркало. И невольно глянул в зеркальце, словно надеясь увидеть в нем Шпигеля. Но увидел лишь самого себя.

III

— Все это весьма любопытно, — сказал Лидумс рассеянно. — Только не вижу, чем твоя информация нам поможет. Если бы у нее нашелся план минирования, хотя бы какие-нибудь наброски, а так… Что толку с того, что он писал картинки?

— Ты неправ, — возразил я горячась: мне все это, наоборот, казалось очень важным. — Надо поискать старых саперов — тех, кто прошел этими дорогами в войну. Кто, может быть, натыкался на этот знак. Мне вот самому пришлось однажды… Может быть, если потом все это суммировать, возникнет представление о его почерке.

— Да, — поддержала меня майор Иванова. Интерес к истории не позволял ей отстраниться от нашего дела раньше, чем будет найдена разгадка; а может быть, история была и ни при чем, просто хотелось вспомнить молодость. Какой бы она ни была, молодость, все равно порой бывает жалко ее до рези в глазах. — Это очень важно. Борешься ведь не с отвлеченной силой, не с набором силлогизмов, а с человеком. Разные люди в одинаковых ситуациях поступают каждый по-своему. И если высветить этого Шпигеля как следует… Жаль, что мне в те годы не пришлось с ним встретиться.

— Я не отрицаю, что какая-то польза от этого и могла быть, во всяком случае, теоретически, — произнес Лидумс таким тоном, словно читал лекцию зеленым мальчикам. — Но только теоретически. А практически у нас просто не будет времени. Наступают на пятки. Строители собираются накатать большую телегу и городские власти их поддерживают.

— Глупость какая, — сказал я.

— Их, видишь ли, заботит, что мы прекратили готовить немедленное уничтожение, — усмехнувшись, объяснил Лид уме. — Если бы мы подогнали к объекту полдюжины разных машин необычного вида и ежедневно устраивали бы там гром, свист, лязг, фейерверки, клубы зеленого дыма и прочее, они смолчали бы, потому что считали, что дело движется. А когда там тишина, потому что у нас сейчас совсем другой период работы — это им действует на нервы. Все-таки много несуразностей на гражданке… А ведь мы, — тут он помрачнел и взглянул на Иванову, — продвинулись, и даже в нескольких направлениях сразу. Вот, коллеги майора помогли…

— Да, — сказала Иванова. — Я шла от той же мысли: надо разобраться прежде всего в человеке. И вот, нашли кое-что. Даже не в наших архивах. А в архивах научных журналов. Немецких, конечно. Ваш Роттенштейнер оказался очень любопытным человеком.

— Что-то интересное?

— Много поводов для размышлений. Удалось в основном восстановить его биографию. И получается, что он, будучи по образованию действительно врачом, тем не менее всю жизнь занимался преимущественно бактериологией. Все учреждения, в которых он работал, — тут нам дали списочек, — были иногда косвенно, а чаще всего напрямую связаны с этим делом.

— Интересно, — сказал я.

— Еще не все. В архиве одного научного журнала нашли статейку, принадлежащую перу этого доктора. Во всяком случае, фамилия и инициалы те же. Посвящена она некоторым специальным вопросам технологии массового производства культур бактерий для использования в качестве оружия и защиты собственных войск при применении этого оружия не в глубоком тылу противника, а в его прифронтовых районах. Автор был аккуратен, и на рукописи имеется не только дата и подпись, но и место написания.