Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт - Фаня Шифман

Бенци тут же пододвинул один из грубо сколоченных стульев поближе к Моти и присел рядом. Он взял друга за руку, начал поглаживать ладонь, глядя на его неплотно прикрытые глаза. Сколько он так сидел, он не знал. Моти продолжал пребывать в полузабытье, и Бенци уже начал испытывать тревогу: столько времени больной человек, нуждающийся в помощи, её не получает. А он сам ничем не может ему ничем помочь!..

Судя по всему, в этом месте хватает квалифицированных медицинских работников.

Почему же они не идут к больному человеку? И как её вызвать, эту помощь? Однако… только что из комнаты вышел Мезимотес. Почему он столько драгоценного времени потратил на дурацкие разговоры и угрозы? Это не на шутку тревожило Бенци, он даже не придал никакого значения угрозам бывшего босса в адрес сыновей, не говоря уж об угрозах в свой собственный адрес — ведь он никогда не считал злодеем Мезимотеса, в отличие от Арпадофеля и Пительмана… Что происходит?!

Бенци просидел рядом с Моти всю ночь, а наутро явились два дубона, ни слова не говоря, поманили его пальцем. Он указал на Моти, которого ещё вечером постарался уложить на составленные рядом три стула, пытаясь что-то сказать. Дубоны его слушать не стали, подошли, крепко взяли за локти и вывели из помещения. Бенци понял: с роботами, даже живыми, говорить не о чём и бессмысленно! Тревожно оглядываясь на Моти, он вышел из комнаты. …Через три дня его привели в маленькую комнатку без окон, где он обнаружил на тахте спящего друга. После пережитого за эти три дня у него только и хватило сил порадоваться, что видит Моти живым и спокойно спящим… Как видно, какую-то помощь ему всё-таки догадались оказать! — и на том спасибо!

Ирми и Ренана добрались до старого дома Доронов. Ирми сразу же провёл Ренану в спальню и усадил её на диван.

В это время мальчишки сидели в студии, музицируя на большом угаве и ничего вокруг не замечая. Прихода Ирми с Ренаной они тоже не заметили. Ноам деловито вводил в память ницафона наигрываемые ими мелодии. Он полагал, что даже черновой «огрызочек из двух-трёх тактов», может неожиданно оказаться очень важным и ценным для их целей.

Ирми сбегал на кухню, принёс стакан воды, присел перед Ренаной на пол и, ласково, осторожно поил её, приговаривая: «Попей и расскажи мне, девочка моя, что с вами было…» Ренана дробно стучала зубами о стекло стакана, потом начала лихорадочно и жадно пить, не переставая всхлипывать. Ирми робко погладил её ладонь, потом, словно бы нечаянно, дотронулся до щеки. Ренана отпрянула, удивлённо глядя на него расширенными и полными слёз глазами: «Нет, не надо… Прошу тебя… Мы не должны… Есть предел…» Ирми опешил, густо покраснел, немного отстранился и спросил: «Я что-то сделал не так? Тебе неприятно?» — «Ну что ты!.. Не в этом дело… Ты же знаешь, что мы не должны… Тем более после того, что с Сареле случилось… Понимаешь?..» — «Понимаю… Прости…» — сконфуженно и печально произнёс Ирми, отвернулся от неё, сидя на полу и опустив голову, уши его пылали.

Немного успокоившись, он робко поднял голову и искоса глянул на покрасневшие глаза девушки и снова попытался взять её руку, которую она осторожно высвободила.

«Я думаю, сейчас тебе необходимо поспать…» — тихо произнёс он, не глядя на неё.

Ренана устало и бесцветным тоном произнесла: «Хели с Максом звонили?» — «Я им звонил, Макс сказал пару слов: о состоянии Сареле, о том, что Хели хочет связаться с прессой. У кого-то из её коллег там, оказывается, есть свой человек.

Твой рассказ о погроме в ульпене может быть очень важным свидетельством…» — «Тогда я расскажу, что могу, сейчас! Пока фанфарматоры не замылили людям мозги!» И Ренана, глядя в пространство, заговорила, прерывая рассказ судорожными всхлипываниями: «Ворвалась банда дубонов, там было несколько штилей, они за нами и погнались… Уроки уже окончились, только у двух классов должна была быть практика, остальные шли к общежитию… Слышал, наверно, новый указ Тумбеля? — что наши школы закрывают… Нам дали три дня, а они пришли сразу же. Какое-то колпакование у них…» — «Это они так назвали? Интересно! А школы при чём? Они ведь уже превратили Парк в Ракушку! Чем не колпакование!..» — удивлённо обронил Ирми. Ренана всхлипнула и звенящим голосом прошептала: «Их дикие идеи… Странно, что вы тут ничего не знаете… Ты себе не представляешь, что было! Ты бы видел, какой стеной они на нас шли!.. Такая жуткая масса — как асфальтовый каток… С экрана, который во дворе поставили… выскакивали целые тучи зелёных спиральных мух… или ос… Жуть!.. Девочки испугались… Кто-то успел, кто-то нет… добраться до двора общаги… Они, несколько здоровенных штилей… зачем-то — за нами. Хватали, лапали, били дубинками… — понимаешь?.. — не глядя, куда и кого…

Пытались тащить за косы, за руки… На нас с Ширли напали, её ударили… У Ширли на руках синяки…» — «Ох… — сокрушённо выдохнул Ирми, огромными глазами глядя на Ренану. — Но они же не имеют права!» — вдруг возмущённо задохнулся он. Ренана мотнула головой и снова всхлипнула: «Она упала, хорошо, что мне удалось какой-то картон вывернуть им под ноги — это их задержало!.. А потом… — сама не знаю, как! — мне удалось одного… нет, потом ещё одного!.. толкнуть и… дать сдачи…

Даже не знаю, кто это был…» Ренана замолчала, судорожно глотнула, закашлялась, часто задышала, потом продолжила: «И не знаю, как это мне в голову пришло бить того, кто в форме… Наверно, от страха… Он лапы ко мне тянул… кофточку порвал… — она густо покраснела и отвернулась, помолчала и, искоса увидев смущённый, вопросительный взгляд Ирми, не глядя на него, продолжила тихим голосом: — Это меня взбесило, и я себя не помнила… махнула ногой… сильно врезала… куда — не поняла! Он даже заверещал… Теперь долго не забудет…» — «Да ты что!» — охнул Ирми, густо покраснев. — «Ещё несколько девочек так же пытались, тоже, наверно, со страху… но не получилось… наверно, побоялись…

Потом девочки говорили, что теперь нас обвинят в нападении на власть, особенно меня… после того, ну, ты помнишь…» — «Ренана, девочка моя, а почему ты с самого начала не включила та-фон в режим ницафона? Я ж тебе показывал!..» — осторожно спросил Ирми. — «Думаешь, мы могли что-то соображать? Ты бы знал, какой это был ужас!» — «Понимаю… — сочувственно кивнул Ирми, — всё равно жаль…

Мы могли бы представить документальное свидетельство бесчинства дубонов в женской школе… Я только надеюсь, что в туалеты они не ворвались…» — «Не знаю, что там было, когда мы ушли в общагу… Ведь нам и оттуда пришлось смываться…» Он помолчал, потом осторожно спросил: «А что случилось с той несчастной девушкой?