Летняя работа - Лиззи Дент

дверь. В этой фантазии он знает мое настоящее имя. Он знает меня. Возможно, он в курсе того, что я сделала, и все равно меня хочет. Он наваливается на меня всем своим весом, вдавливая меня в слишком мягкий матрас. Я хочу, чтобы он меня раздавил. – Мне все равно, кто ты», – шепчет он мне на ухо, а его рука пробегает по моей шее к груди. Я бы не остановила его. Я позволила бы ему взять меня именно так, как он хочет.

«Но, – запротестовала бы я, – а как же Тим?»

«Тебе нет дела до Тима», – пробормотал бы он, дыша мне в ухо.

Тебе нельзя влюбляться в Джеймса. У тебя здесь есть работа. Выучи карту вин, Птичка. Делай свою работу хорошо. Сосредоточься на том, чтобы выбраться отсюда без дальнейших инцидентов. Разберись со своей гребаной жизнью. Тебе нельзя влюбляться в Джеймса.

Кроме того, он думает, что ты Хизер.

Волна адреналина проносится сквозь меня, и я должна встать и что-то сделать. Я натягиваю кроссовки и сонно пробираюсь на кухню, включаю свет и делаю себе чашку чая.

Я хватаю отвратительного вида куртку, висящую у входа. Она оранжевая и мужская, но мне все равно. Удерживая чай в одной руке, другой я поворачиваю ручку входной двери и выскальзываю в темноту. Тумана больше нет, но ветер все еще можно назвать прохладным. Я сжимаю кружку в руках, чувствуя ее успокаивающее тепло.

Я пробираюсь мимо конюшни. В дальнем окне виден тусклый свет, и лишь редкое шарканье копыт нарушает жутковатую тишину.

Легкий ветерок очищает. Вскоре я оказываюсь у берега и спускаюсь к реке, ведущей к озеру.

Я двигаюсь к нему – к озеру – сама не зная зачем. В иссиня-черном свете, под сенью деревьев у реки я осторожно переступаю через узловатые корни и скользкие камни. В условиях минимальной видимости тропа опасна, но я больше не боюсь поскользнуться. Я пригибаюсь, когда чувствую, что над головой что-то пролетает, и слышу улюлюканье совы, которая садится отдохнуть на ветку надо мной.

Выйдя на берег озера, я смотрю налево и направо, выбирая менее очевидный путь, который ведет в сторону от отеля и соединяется с небольшой тропинкой к дальнему берегу. Я оступаюсь, и ноги погружаются в густую, тягучую грязь. Кроссовки чуть не остаются в ней, но я вытаскиваю их, при этом грязь разбрызгивается по ногам. Мне это нравится. Мне нравится, что грязь прилипает ко мне; приятно чувствовать себя близко к земле после долгих лет лондонского полированного бетона и стекла.

В небе уже виден намек на утро, но звезды над головой все еще рассыпаются веером. Я потягиваю чай, который начинает остывать, поэтому я выпиваю его до дна и засовываю кружку в глубокий карман куртки. Я хочу не чувствовать ничего, кроме этой тишины.

Передо мной проскакивает крупный кролик – возможно, заяц – с белым округлым хвостом, освещенным полной луной, которая появилась на небе из-за туч. Я ахаю, глядя, как ее отражение тянется по воде к моим ногам, словно серебряная дорожка.

Я останавливаюсь, и звук моих шагов исчезает в шуме утра. Птицы начинают просыпаться. Сверчки засыпают. Изредка раздаются необъяснимые всплески, доносящиеся с поверхности озера внизу.

Мой телефон пищит в кармане, и, чувствуя раздражение, я вытаскиваю его оттуда. Яркий свет экрана шокирует меня и сгущает сумерки до темноты.

Это сообщение от Тима, с которым я не разговаривала и не переписывалась уже несколько дней. С глаз долой из сердца вон.

«Сегодня поздно ложусь. Где ты? Почему молчишь? Как дела?»

И тут я замечаю сообщение от Хизер, которое, должно быть, пришло ночью:

«Просто подумала, что мы могли бы спланировать небольшой совместный уик-энд где-нибудь… за мой счет. Что думаешь? Мы могли бы встретиться в Мадриде или еще где-нибудь?»

Я смотрю на сообщение, желая сказать «да», но зная, что это невозможно.

Но сегодня утром я чувствую надежду: возможно, я смогу пройти через это. Смогу рассказать Хизер о том, что произошло, за обещанным пивом.

Я проверяю рукой, насколько влажная земля – немного, ничего страшного, и решаю посидеть и посмотреть на восход солнца.

На том берегу озера солнце начинает заявлять о себе, окрашивая низкие облака в кроваво-красный, а затем в оранжевый цвет. Я издаю негромкий звук и слышу, как он эхом разносится вокруг озера, отражаясь от холмов и возвращаясь ко мне. А потом – тишина.

Я кричу громче и снова прислушиваюсь. Мой голос, как камень, отскакивает от гор.

Сейчас июнь, до солнцестояния еще пара недель, но темных ночей на севере и так мало, и, должно быть, около пяти часов утра первый луч солнца пробивается из-за холма и бьет мне в лицо. Это радует, так как земля холодная, и я внезапно начинаю дрожать.

Я решаю прогуляться вокруг озера и вернуться в отель. Когда встаю, ощущаю влажное пятно на попе. Я вспоминаю, как кто-то говорил, что это популярная туристическая тропа и она проходит мимо руин каких-то каменных домов. Я окидываю взглядом все озеро и, прикинув, что весь путь займет не более двух часов, решаю пойти по ней.

Сначала я иду медленно, потом набираю темп и вдруг начинаю бежать. Я бегу и бегу. И не останавливаюсь, пока не оказываюсь на дальнем берегу озера. Тогда я оглядываюсь назад, в сторону отеля. Сердце колотится в груди, а солнце светит мне в лицо, согревая кожу, и я чувствую себя живой.

Я сгибаюсь пополам, задыхаясь, а когда дыхание снова выравнивается, я замечаю что-то, что по виду напоминает мяту, пучком высунувшуюся из-под камня. Есть ли такая вещь, как дикая мята? Я срываю маленькие верхние листочки и нюхаю их. Как раз в тот момент, когда собираюсь попробовать краешек одного из них, слышу позади себя стук лошадиных копыт.

– Хизер?

Я не слышала, как они подъехали. И не ожидала, что кто-то уже не спит. И уж точно не ожидала увидеть Джеймса так скоро. Лошадь, на которой едет Бретт, огромная. И этот жеребец не собирается останавливаться. Он наклоняет свою длинную шею ко мне, а затем слегка взбрыкивает, когда Бретт тянет его назад.

– Привет, – говорю я, вставая. Выгляжу отлично: краснолицая и потная. Я вытираю пот тыльной стороной рукава.

Джеймс натягивает поводья, заставляя свою чуть менее огромную гнедую лошадь сделать круг, а затем остановиться напротив меня.

– Ты же не собираешься это есть? – спрашивает он, озабоченно морща лоб, а его кобыла переходит на галоп, пробегает вдоль забора и наконец снова останавливается. Отчасти я рада