Гарри Поттер и Методы Рационального Мышления - Less Wrong

— Ну, спрячу его тогда в кошель.

— Возможно, это слишком далеко, — нахмурился Дамблдор. — Что, если твой кошель-скрытень потеряется или его украдут?

— Мне что же, везде с собой таскать этот булыжник?

— Это может оказаться мудрым решением, — с серьёзным лицом сказал Дамблдор.

— Э-э, — протянул Гарри. Камень выглядел неподъёмным. — Мне кажется, другие ученики меня не поймут.

— Скажи им, что это я приказал, — великодушно разрешил Дамблдор. — Никто не удивится. Видишь ли, все думают, что я сумасшедший. — Лицо у Дамблдора было всё таким же серьёзным.

— Честно говоря, если вы приказываете ученикам носить повсюду большие камни, я могу их понять.

— Ах, Гарри, — Дамблдор обвёл рукой все загадочные устройства в комнате, — в молодости кажется, что знаешь всё на свете, и когда чему-то не видишь объяснения, думаешь, что его просто нет. Но с возрастом приходит понимание, что вся вселенная действует согласно некоему ритму, некоторым закономерностям, даже если мы их не знаем. То, что кажется безумием мира — суть наше невежество.

— Реальность подчинена законам, — согласился Гарри, — даже если законы эти нам не известны.

— Именно, Гарри, — просиял Дамблдор. — Понимание этого — а я вижу, что ты в самом деле понимаешь — и есть источник мудрости.

— Тогда… почему мне нужно таскать этот камень?

— Вообще-то я не вижу для этого причин, — сказал Дамблдор.

— …Не видите.

Дамблдор кивнул:

— Но только то, что я этих причин не вижу, не означает, что их нет.

Некоторое время был слышен только тихий перестук механизмов.

— Ладно, — сказал Гарри, — не уверен, что мне стоит об этом говорить, но это просто-напросто неверный способ противостоять тому обстоятельству, что мы не знаем, как устроена вселенная.

— Неверный? — переспросил старый волшебник с удивлением и разочарованием.

Гарри чувствовал, что его доводы не убедят чокнутого старика, но всё равно продолжил:

— Да, неверный. Не знаю, как называется эта ошибка — даже не уверен, что у неё есть официальное название, — но если бы поименовать её довелось мне, я бы назвал её «ошибкой приоритизации гипотез». Как бы подоступнее объяснить?.. Ну… представьте себе, что у вас миллион коробков, и только в одном из них алмаз. И у вас целый ящик детекторов алмазов, каждый из которых всегда срабатывает в присутствии алмаза, но к тому же срабатывает и на половине пустых коробков. Если использовать двадцать детекторов, то в конце концов останется, в среднем, один истинный и один ложный кандидат. И после этого достаточно использовать один-два последних детектора, чтобы определить настоящее местоположение алмаза. Смысл этой метафоры в том, что, когда перед вами множество гипотез, большая часть времени уходит на поиск самых правдоподобных. А уж выбрать из них одну намного проще. Так что сразу начать рассматривать некую гипотезу, не имея в её пользу никаких свидетельств, значит пропустить основной этап работы. Как если живёшь в городе с миллионом человек, в котором произошло убийство, и детектив говорит: «У нас нет никаких улик, так что давайте рассмотрим вероятность того, что убийца Мортимер Снодграс».

— А это он? — спросил Дамблдор.

— Нет, — сказал Гарри. — Но позже обнаружится, что у убийцы тёмные волосы, а поскольку у Мортимера тоже тёмные волосы, все начнут говорить: «Ах, похоже, это и впрямь Мортимер». Будет нечестно по отношению к Мортимеру, если полиция станет его подозревать безо всяких оснований. Когда вероятностей много, большинство сил уходит на уменьшение их количества, на поиск настоящего ответа. Для этого не обязательно приводить доказательств или каких-нибудь официальных улик, которые необходимы учёным и судьям, но нужна хоть какая-нибудь зацепка, указание, чтобы склониться в пользу какой-то одной гипотезы, а не к миллиону других. Ведь нельзя просто взять и угадать ответ. Нельзя угадать даже вероятный ответ, достойный обдумывания, просто с бухты-барахты. Существует миллион вещей, которые я могу сделать вместо того, чтобы носить с собой камень моего отца. То, что я не всеведущ, не означает, что я не понимаю, как бороться со своим невежеством. Законы рассмотрения вероятностей не менее тверды, чем законы обычной логики, и то, что вы только что сделали, им противоречит. — Гарри замолчал. — Если, конечно, у вас нет какой-нибудь зацепки, о которой вы предпочли умолчать.

— Хм, — задумчиво постукивая пальцем по щеке, сказал Дамблдор. — Аргумент, бесспорно, интересный, но разве твоя метафора не начинает хромать, когда ты принимаешься сравнивать поиск единственного убийцы среди миллиона подозреваемых с выбором одной линии поведения, когда разумных среди них может оказаться предостаточно? Я не говорю, что носить с собой камень твоего отца — самая лучшая линия поведения. Я только говорю, что носить камень лучше, чем не носить.

Дамблдор снова засунул руки в выдвижной ящик и принялся в нём копаться.

— Должен заметить, — продолжил Дамблдор, пока Гарри размышлял над его неожиданным возражением, — что среди когтевранцев популярно заблуждение, что все умные дети поступают только к ним, никого не оставляя для других факультетов. Это не так: если ты распределился в Когтевран — это лишь значит, что твои решения определяются жгучим желанием всё знать, что не обязательно указывает на высокий уровень интеллекта. — Дамблдор улыбался, согнувшись над ящиком. — Хотя ты мне кажешься довольно умным мальчиком. Ты больше похож на загадочного древнего волшебника в молодости, чем на обычного молодого героя. Возможно, я выбрал неправильный подход при общении с тобой, Гарри, и ты способен постичь то, что немногим дано. Так что я рискну передать тебе другую фамильную ценность.

— Не может быть, — охнул Гарри. — Неужели у моего отца… был ещё один булыжник?

— Прошу простить, — сказал Дамблдор, — но я пока что старше и загадочнее тебя, так что все откровения в этой комнате будут принадлежать мне, покорно благодарю… ох, ну где же он! — Дамблдор глубже залез в ящик, а потом ещё глубже, пока его голова, плечи, а затем и весь торс не исчезли из вида, и только ноги всё ещё торчали над столом. Выглядело это так, будто ящик его сейчас съест.

Интересно, мимолётно задумался Гарри, сколько там внутри вещей и как выглядит полный инвентарный список?

Наконец Дамблдор вылез из ящика, держа в руке искомый предмет, который он положил на стол рядом с камнем.

Им оказался потёртый и потрёпанный учебник «Зельеварение: промежуточная ступень» за авторством Либатиуса Бораджа. На обложке была нарисована дымящаяся колба.

— Это, — возвестил Дамблдор, — учебник по зельеварению твоей матери за пятый курс.

— Который мне следует всегда держать при себе, — догадался Гарри.

— В котором сокрыта ужасная тайна. Тайна, раскрытие которой сулит катастрофу, так что я вынужден потребовать от тебя поклясться — всерьёз поклясться, Гарри, что бы ты о ней ни подумал — никогда и никому про неё не рассказывать.

Гарри покосился на учебник по зельеварению его матери за пятый курс, в котором, судя по всему, была сокрыта ужасная тайна. Вот в чём проблема — Гарри подобные клятвы и впрямь уважал. Для определённого сорта людей каждая клятва нерушима.

И…

— Хочется пить, — сказал Гарри, — а это дурной знак.

Дамблдор и не подумал отвлечься на сие загадочное утверждение.

— Клянёшься, Гарри? — Дамблдор внимательно смотрел ему в глаза. — Иначе я не смогу тебе ничего рассказать.

— Да, — решился Гарри. — Клянусь.

Иногда плохо быть когтевранцем, для которого немыслимо отказаться от такого предложения, ведь иначе он сгорит дотла от любопытства. И всем об этом известно.

— А я в ответ клянусь, — сказал Дамблдор, — что то, о чём я тебе поведаю, — сущая правда.

Дамблдор открыл книгу на случайной, кажется, странице, и Гарри склонился над ней.

— Видишь на полях заметки? — тихим голосом, почти шёпотом спросил Дамблдор.

Гарри присмотрелся. Желтеющие страницы описывали способ изготовления какого-то «зелья орлиной величественности». О многих его ингредиентах Гарри даже не слышал, да и названия были какие-то не английские. На одном из полей было написано: «Интересно, что будет, если сюда подмешать кровь фестрала вместо черники?» А сразу за этой надписью другим почерком: «Будешь несколько недель болеть и, возможно, умрёшь».

— Вижу, — сказал Гарри. — Ну и что?

— Вот этим почерком, — Дамблдор указал на вторую надпись, — написаны заметки твоей матери. А вот эти, — он перевёл палец на первую, — писал я, сделавшись невидимым и тайком пробравшись в её комнату. Лили была уверена, что их пишет кто-то из её друзей, из-за чего у них случались просто грандиозные ссоры.

И именно в этот миг Гарри наконец уверился, что директор Хогвартса и в самом деле сумасшедший.

Дамблдор смотрел на него всё тем же серьёзным взглядом.