Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы - Геннадий Семенович Фиш

— Все в сборе! — докладывает Сунила Коскинену.

— Все в сборе? — быстро переспрашивает Коскинен, и утомленные глаза его блестят.

— Около шестисот человек.

Народу действительно много, люди разговаривают, радуются, шумят, протягивают руки к разложенным перед домом кострам, прыгают с ноги на ногу, чтобы согреться.

С веселыми выкриками тащат парни огромные синеватые бычьи туши, а другие из молоденькой сосенки строгают вертел.

Все разговоры, скрывающие нетерпеливое ожидание, доходят до Коскинена ровным жужжащим гулом.

Нетерпение пронизывает и его, и он теряет сразу все собранные им и приведенные в порядок слова. И уже сам торопит Сунила — скорее! И выходит из дому.

Его сразу охватывает мороз, забирается в легкие, щиплет за уши. Говор делается приглушеннее, Коскинен спускается со ступеньки и сразу тонет в толпе, настороженной, возбужденной.

— Сюда, сюда!

Ему помогают взобраться на огромный ящик.

— Товарищи рабочие, лесорубы, вальщики, возчики! Товарищи!..

На него устремлены сотни глаз, его внимательно слушают сотни лесорубов. Воздух как будто стал теплее, и глаза заулыбались.

— …Я говорю как член Финской коммунистической партии и уполномоченный ее комитета. Здесь есть группа организованных рабочих, которые сделали уже решительный шаг и отдали себя целиком революционной работе…

«Это про меня тоже», — думает Лундстрем. Только вчера в эти часы он шел рядом с панко-регами, конвоируя до блеска начищенное оружие, которое сейчас будут раздавать.

— …Положение в Суоми таково, что каждый рабочий должен сейчас же решить для себя, будет ли он бороться за интересы капиталистов, против своих товарищей или единым фронтом против капиталистов?..

«Господи, зачем он спрашивает, разве рабочий может выбирать?» — восторженно думает Унха Солдат и жмет руку Каллио; он чувствует револьвер в кармане, и это ощущение усиливает уверенность в победе. Он хочет крикнуть: «Мы уже выбрали!», но слова не срываются с мерзнущих губ. Он слышит:

— …Капиталисты всех стран готовят общий поход против Советской России!..

И думает:

«Там командиры и солдаты равны… Там нет капулеттов, там нет акционеров».

И Гуттари слушает и спрашивает шепотом соседа:

— Правда, что в России прогнали помещиков и фабрикантов?

Но тот поводит плечом: не мешай, мол, слушать.

Сара: — Там у людей обеспечена старость и не продают их с аукционов.

Сунила: — Там работают восемь часов.

Молодой: — Там платят не за возраст, а за выработку.

Ялмарсон (этот торговец все время суетится среди возбужденных людей): — Но там нет товаров, там голод…

— …Мы связаны крепкими нитями с борющимися пролетариями России. Мы хотим на деле показать свою солидарность…

— Я полагаю, мы успеем еще, посмотрим, что будет, — ухмыляется возчик.

— Как же, без нас там не обойдутся!

«Придется топать в этих новых кеньгах», — думает один из лесорубов. Он сменил только что мешки с ног своих на кеньги, взятые у шюцкоровцев.

Финские капиталисты вооружают бандитские отряды и посылают их на территорию Карельской коммуны — и это уже война!..

— Тише! — крикнул кто-то в задних рядах.

Но и так слышно было, как трещат поленья в кострах, как шипит сало поджариваемых бычьих туш. Дыхание ровными дымками рвалось вверх… Война! Война! Война! Война!

— …Мы знаем, правительство проводит подготовку войны. Здесь и в ближайших деревнях уже учтены люди и лошади. Не сегодня-завтра должна и сюда нагрянуть мобилизация.

— К черту мобилизацию! — кричит Унха.

— …Опасность войны — явная! А если война возникнет, если мобилизационный аппарат лахтарей заработает, шюцкоровцы будут за нами следить, а мы будем разрознены, то мы не сможем тогда энергично сопротивляться. Товарищи! Настало время действия! Товарищи!..

— Правильно! Тише!

Инари не сводит глаз с говорящего Коскинена.

«Вот это человек, — думает он. — Как бы я был счастлив, если бы вносил в дело наше хотя бы десятую долю того, что дает Коскинен».

— …Нам удалось перехватить оружие, которое белобандиты пытались тайно перевезти в Карелию…

«Это он, кажется, говорит о нас». Инари находит в толпе, среди сотен глаз, глаза Лундстрема. Они, понимая, в чем дело, весело перемигиваются.

— …Мы повернем это оружие против белобандитов!..

Унха Солдат ощупывает с уважением свой револьвер.

— …Вы, рабочие, плохо накормлены и плохо одеты (вот они, дерюжные мешки на ногах вместо кеньг, вот они, перештопанные носки и заплатанные свитеры, вот завтраки всухомятку, холодные обеды). Здесь мы забрали склады акционерного общества, склады, полные товара. (Тише!) Мы их конфискуем и раздадим товары нуждающимся. (Правильно!)

Ялмарсон: — Потом отберут обратно полицейские и посадят в тюрьму!

— У меня нет целых кеньг!

— Давно, давно бы так!

— …Частной собственности не тронем. Не допустим никаких беспорядков.

Инари торжествующе оглядывается и внезапно замирает. Он увидел в толпе Хильду. Глаза их встретились. Хильда здесь! Как хорошо! Какой счастливый день ему дано пережить!

— …Товарищи! С походом бандитов на Карелию нужно покончить! Покончить!..

— Правильно!

— Верно!

«Кто же заплатит за меня недоимки?.. Почему так давно нет из дому писем?» — упрямо думает возчик.

— …Если события ближайших дней не потребуют нашей деятельности здесь, в Суоми, то перейдем в Карелию и присоединимся там к борющейся Красной Армии…

— Что он говорит!

— А как же родители?

— Перейдем!

— Там русские.

— Вот ты можешь и совсем не заплатить недоимок, — весело говорит Каллио возчику и хлопает его по плечу.

Мысль о такой возможности внезапно озаряет возчика… Как это? Можно ли? Первый раз в жизни пришла к нему эта мысль, и он потрясен ее новизной и простотой:

«Как это! Да, правда, ведь можно не заплатить недоимки, а дальше… ленсман… Нет!»

— …Никого не принуждаем идти с нами. Кто хочет добровольно идти, пусть заявит об этом в той комнате, где происходит запись…

Коскинен показывает на дом господ, и Каллио видит: на крыльце дома стоит Сунила с листами чистой бумаги в руках. Каллио видит: ярко-красная куртка пробирается к крыльцу. Ему делается смешно, и он вслух смеется.

— Вот это повезло! Сунила, оказывается, тоже здесь. И как это мы раньше не встретились? Вот это молодец, я понимаю, хочет записаться первым. — И Каллио поднимает руку вверх, машет товарищу и кричит: — Эй, Сунила, Инари тоже здесь!..

— Тише, тише, черт! — кто-то толкает его в спину.

А голос Коскинена по-прежнему звенит в морозном воздухе ясного февральского утра:

— …Товары, лошади, касса акционерного общества с этого момента наши. Мы проверили все ведомости и списки долгов и увидели, что большинство лесорубов после месяцев зимней работы еще находятся в долгу у акционерного общества. Но здесь есть и такие, кому акционеры должны. Обычных расчетов мы производить не будем. Каждому вальщику будет выплачено сто пятьдесят марок, каждому возчику триста