Фантастика 2002. Выпуск 2 - Сборник

Но особое внимание привлекает другое "изобретение" в будущей России - это деньги, которые изготавливают из… "дубового, соснового и березового дерева". Напророчил на нашу голову Фаддей Венедиктович!

А вот в другой повести Ф. Булгарина - "Сцена из частной жизни в 2028 году" (1843), так же посвященной построению идеального - имперско-монархического - общества в России, мы обнаружим вот такой примечательный диалог между вельможей и помещиком XXI века: "Помещик: Счастливая Россия. Вельможа: Счастливая от того, что мы, русские, умели воспользоваться нашим счастливым положением и все сокровища, тлевшие в недрах земли, исторгли нашим терпением, любовью к отечественному, прилежанием, учением, промышленностью. Пожалуй, если бы мы не думали о завтрашнем дне и кое-как жили, позволяя иностранцам брать у нас сырые материалы и продавать нам выделанные, то мы навсегда остались бы у них в зависимости и были бы бедными…".

Невольно подумалось: может, во внимательном прочтении литературного наследия и сокрыт секрет счастливого будущего России?

Вероятно, один из самых экзотических "имперско-технологических" вариантов России предложил в конце позапрошлого века ныне забытый литератор Н. Н. Шелонский, автор романа под незатейливым названием "В мире будущего" (1882). Времена реализованной утопии автор тоже благоразумно отодвинул подальше - в XXIX век. Россия 2891 года - сверхмощная держава, заключившая прочный союз с Францией, но при этом под православными знаменами. Вместе они владеют большей частью Земли. А какое же место в "новом" миропорядке отвел автор Америке? Америка и Великобритания в варианте Шелонского - всего лишь страны "третьего мира" - "вот как Китай в наше время". Так и просятся на язык строки из Вячеслава Куприянова: "и Россия опять засыпает / и в ней просыпается русская идея - / будто Америка спит и видит / будто она - Россия".

Перед нами цивилизация действительно с высоким научным потенциалом - побеждена гравитация, люди активно используют атомную энергию, телепатию и телекинез, восстанавливают больной и стареющий организм. Высокотехнологичный мир, но… не урбанистический. Напротив, автор искренне считает, что научно-технический прогресс и патриархальный уклад жизни - идеальная социальная модель для России. В романе эти две крайности и в самом деле сосуществуют гармонично. Россияне XXIX века отказались от городов, вместо них по земле русской разбросаны отдельные дома, отделенные друг от друга возделанными полями и садами. Люди объединились в семьи (кланы) по 300 человек и на каждую такую семью приходится по 16,4 га земли (каждый в будущем и пахарь, и строитель, и врач). Москва же превратилась в место отдыха, своеобразный парк-заповедник с пальмовыми аллеями. Люди живут в полном довольстве, но в аскетической простоте.

Здесь сквозь туман синеют села,

Пылает призрачная Русь…

До середины XIX века Россия оставалась страной аграрной, на 85 % состоявшая из жителей деревни. И, казалось бы, естественно предположить, что почетное первое место в литературе позапрошлого века должны занимать утопии о крестьянском рае. Подобные утопии о стране Муравии, о мужицкой вольнице с молочными реками и кисельными берегами, в избытки процветали в народном фольклоре, в сказках. Но не в литературе. О возможности построения крестьянской утопии еще в первой половине позапрошлого столетия весьма язвительно отозвался И. А. Гончаров в знаменитом "Сне Обломова" (1849). Писатель довел идею построения крестьянского рая почти до абсурда и логического завершения. Обретшие все, о чем только мечтали, бесконечно счастливые жители деревни Обломовки ведут сытый и безмятежный образ жизни. Что же тут плохого? А то, что состояние неизбывного счастья приводит к деградации общества. Обломовцы "плохо верили… душевным тревогам; не принимали за жизнь круговорота вечных стремлений куда-то, к чему-то; боялись, как огня, увлечений страстей; и как в другом месте тело у людей быстро сгорало от вулканической работы внутреннего, душевного огня, так душа обломовцев мирно, без помехи утопала в мягком теле".

"Конвейерное производство" крестьянских версий России началось несколько позже - в 1860-1870-е годы. Отмена крепостного права в 1861 г., освобождение крестьян, на деле не принесли ожидаемых перемен - ни для крестьян, ни для страны, но сдетонировала утопическую мысль. Чувство вины заставляло многих представителей интеллигенции идти в народники. В этой-то среде и были особенно распространены варианты "реставрации" России по крестьянскому эталону.

"Крестьянские" утописты в большинстве произведений устремляли свой взор не в будущее, а в прошлое - ко временам допетровской Руси, видя идеал в общинном старообрядчестве. Один из характерных символов "раскольнической утопии" - вымышленная деревня Тарбагатай, которую описал в поэме "Дедушка" (1870) Н. А. Некрасов. Поэт с оптимизмом смотрит в будущее освобожденного крестьянства, которое сумеет распорядиться свободой, если будет придерживаться исконной самобытности.

"Чудо я, Саша вида: / Горсточку русских сослали / В страшную глушь за раскол, / Волю да землю им дали; / Год незаметно прошел - / Едут туда комиссары, / Глядь - уж деревня стоит, / Риги, сараи, амбары! / В кузнице молот стучит, / Мельницу выстроят скоро. / Уж запаслись мужики / Зверем из темного бора, / Рыбой из вольной реки".

Воля-труд-сытость -изобилие-отсутствие государственного контроля - вот составляющие "крестьянской мечты". К слову сказать, неприятие государственной регламентации, пренебрежение детальным описанием государственного строя - вообще отличительная черта русских утопий XVIII - XIX веков.

Как царство суровой, но справедливой старообрядческой общины, существующей в гармонии с природой, рисует "российский идеал" Н. Н. Златовратский в утопии "Сон счастливого мужика", включенной в роман "Устои" (1878). Единственно полезный, праведный труд - труд на земле. Такова жизненная установка обитателей деревни-утопии. Но вот на чем держится эта мужицкая коммуна?

"Давно бы и мир развалился, и все в разоренье пришли бы, коли б старики строго нас на миру не казнили, как вздумает кто ссорой, иль буйством, или худым поведеньем мир довести до ответа пред строгим начальством!".

Похожие идеи развивает в "Сказке о копейке" (1874) и другой писатель, революционер-народник С. М. Степняк-Кравчинский.

Встречаются в и весьма забавные проекты "деревенской России". Вот как, например, представлялась жизнь в деревне будущего (действие происходит в ХХ веке) Н. В. Казанцеву в рассказе "Елка в Кулюткиной" (1893). Все до единого крестьяне ХХ столетия чрезвычайно образованы, изучают международный язык (?!), разъезжают на электровелосипедах, выращивают в теплицах бананы и ананасы, управляют погодой, и каждый второй житель деревни - доктор или магистр наук. И вот совсем уж замечательный штрих к наивно оптимистическим прогнозам литератора: автор сообщает, что последний пьяный в России был зафиксирован 31 декабря… 1898 года!