Не повторяется такое никогда! - Александр Ройко

В субботу к Андрею вечером заглянул Александров.

— Ну, что, вчера всё у тебя прошло благополучно?

— Да вроде бы, жалоб не было. И работает всё исправно.

— Значит, нужно это дело отметить. Пошли в кафе, попьём пивка.

— Давай сходим.

Они пошли в кафе и, наверное, с час сидели за столиком, потягивая пиво. Правда, это пиво периодически разбавлялось и рюмочками с более крепкой жидкостью. Но, в общем-то они были в норме, не перебрали, так сказать. Это обстоятельство выделяется особо, потому что дальнейшие события были Андрею несколько непонятны. Когда они выходили из кафе, шедший впереди Александров столкнулся в дверях с каким-то старшим лейтенантом, на вид несколько моложе его. Тот был в военной форме, и от столкновения с Александровым у него слетела с головы фуражка. Он, конечно, тут же обвинил в этом Андрея, тот отрицал свою вину, и у них завязалась словесная перепалка. Но этим дело не кончилось. Старлей уже забыл, что он направлялся в кафе и вместе с ними поспешил к выходу. На дворе уже стемнело. Они отошли немного в сторону от кафе и продолжили выяснять отношения. Морозевич пытался утихомирить их, но Александров сказал, чтобы тот не вмешивался — они сами разберутся. Как сейчас понял Андрей, старший лейтенант до того уже где-то принял, как говорится, на грудь и в кафе, вероятно, направлялся за добавкой. И, конечно же, в таком состоянии ни он, ни Александров не смогли справиться со своими эмоциями — словесная перепалка всё же завершилась потасовкой, хорошо хоть, что не долгой и без нанесения видимых травм. Морозевичу всё же удалось оттащить своего тёзку и увести его с собой. Старлей не пытался их преследовать и продолжить драку — Александров всё же был повыше его ростом и покрепче сложен. Морозевич пытался выяснить — что они такое не поделили, не фуражку же. Но Александров только во всём обвинял того.

— Как бы это дело не имело продолжения, — втолковывал Морозевич своему тёзке. — А если вы завтра снова встретитесь, то что — начнёте по новой. Вы же сегодня так и не выяснили, кто прав, а кто виноват? А если он будет не один?

— Ой, не морочь мне голову. Завтра будет завтра. Там видно будет.

Морозевич, сдвинул плечами, проводил Александрова до санчасти и отправился к себе в общежитие. Как оказалось, история, действительно, имела продолжение, но не совсем такое, как предполагал Андрей. Назавтра днём к нему зашёл Александров, они вышли на свежий воздух, и после короткой болтовни на разные темы тот спросил Морозевича:

— Слушай, а что это я вчера так заелся с тем военным?

— Я тебя самого об этом спрашивал, — расхохотался Андрей. — Но ты же ничего внятно объяснить так и не смог.

— Да, — сокрушённо покачал головой тёзка. — Некрасиво получилось, что мы с ним не поделили?

Но самое интересное произошло чуть позже. Прогуливаясь по городку, они натолкнулись на этого старшего лейтенанта, правда, сегодня уже в гражданской одежде. Тот сначала, увидев их, приостановился, но затем подошёл к ним, приветливо поздоровался и обратился к Александрову почти теми же словами, что не более часа назад произнёс сам Андрей:

— Слушай, что мы с тобой вчера не поделили?

— Да я и сам не знаю, — облегчённо улыбнулся Андрей. — Ерунда какая-то. Не знаю, что на нас нашло.

— Я тоже так ничего и не понял.

— Ладно, давай забудем об этом, — предложил Александров. Что было, то было, а сейчас мир. Не против?

— Конечно.

Они пожали друг другу руки и разошлись каждый в своём направлении. Но с той поры они стали чуть ли не друзьями, и при случае со смехом вспоминали свою стычку.

Вечером к Морозевичу пожаловал Кирзонян. Андрей знал, что завтра тот уезжает в отпуск, и был рад, что на него не повесили на это время дополнительно обязанности начальника сантеххозяйства, как в случае с Лукичом. Замещать на время отпуска Григория поставили одного из его опытных слесарей, Лукшин понимал, что теперь у Морозевича своей работы хоть отбавляй. Григорий отозвал Андрея в коридор и спросил:

— Та твоя справка на обмен денег у тебя ещё сохранилась?

— Да, сохранилась.

Андрей после получения первой зарплаты в Борстеле уже и забыл об этой справке — она была ему теперь совсем не к чему. Но он её и не выбрасывал — она так и осталась лежать у него в комсомольском билете.

— Не выбрасывай её до моего приезда. Когда приеду — она пригодится.

— Ты, я смотрю, не отказался от мысли провезти сюда советские деньги?

— Не отказался. Может и не все 300 рублей, но попытаюсь. Не такие уж большие деньги. Конечно, жалко будет, если обнаружат и отберут. Но в Союзе на них намного меньше всего купишь, нежели здесь, если обменять их на марки. Это же очевидно. Так почему не воспользоваться этой ситуацией.

— Ладно, сохраню справку. С этим проблем нет. Ну, а дальше видно будет.

— Лады, тебе тоже перепадёт. А сейчас давай прощаться, завтра утром я отбываю.

— Ну, что ж, желаю тебе хорошо провести отпуск и…, - улыбнулся Андрей, — ни пуха, ни пера.

— К чёрту, — тоже улыбнулся Кирзонян, и они разошлись по своим комнатам.

В двадцатых числах октября, когда налаженная работа в котельных шла своим чередом, Андрей решил съездить в Стендаль и отправить очередную посылку жене и сыну. Служащим, так же как и военнослужащим, разрешалось раз в месяц отправлять на родину одну посылку установленных размеров и весом. Этим правом пользовались практически все — и те, у кого были семьи, и те, у которых таковых не было. Адресат всегда найдётся — мать, брат, сестра, друг, подруга и так далее. В почтовом отделении висел список того, что можно отсылать и чего нельзя. Запрещались к отсылке продукты, драгоценности и тому подобное. Зато можно было много отсылать вещей из одежды и обуви, особенно детской. А детские вещи здесь были просто классные и, главное, не дорогие. Даже те, кто не имел семьи, часто отправляли посылки с детскими вещами — в Союзе их можно было очень выгодно продать. Там такой товар, можно сказать, отрывали с руками. Андрей на первых порах тоже удивлялся такому обширному ассортименту, например, детской обуви, в нём были такие изделия, что в Союзе даже взрослым не снились — различные туфельки, сапожки, ботиночки, сандалики, резиновые сапожки и прочее. Были разные типы детских мокасин из мягкой кожи, различных лаковых туфелек. Да в Союзе женщинам такие лаковые туфли только в грёзах виделись. А что уже говорить об ассортименте детской одежды, начиная с только родившихся детей и лет до 16-ти.

Кроме того, у немцев существовало множество различных комиссионных магазинов. Но это были не такие магазины, какие были приняты в Советском Союзе. Это были, так называемые магазины-"уценёнки", с которыми подобные союзные магазины не имели ничего общего. Туда не сдавались вещи населением, бывшие в употреблении вещи. Там продавались вещи совершенно новые, качественные, но такие, которые залежались на полках магазинов. В ГДР одежда и обувь относилась к сезонным товарам. И если летом, к примеру, не продали какие-нибудь босоножки, то уже осенью их можно было купить в подобных магазинах за полцены, а то и меньше. Кроме того, в магазинах следили за веяниями моды и немодные уже вещи тоже попадали в категорию уценённого товара. И, конечно же, посылки комплектовались преимущественно из таких магазинов. Это уже потом для себя лично покупались вещи в нормальных магазинах, как Александров со своим тёзкой купили себе костюмы. А в посылки такие вещи не клались. Да и занимали они очень много места. При сдаче посылки обязательно заполнялась декларация, в которой указывалось, что ты посылаешь. Поскольку перед глазами был перечень разрешённых товаров, то проблем с этим никогда не возникало. К сожалению, в число запрещённых продуктов, таких как продукты питания, попадали разные конфеты и жвачки. Но их тоже отсылали (немного, правда, — чтобы не было заметно), запихивая в детские туфельки, носочки и прочее. Из писем жены Андрей узнал, что из конфет сыну больше всего понравились небольшие разноцветные "мишки" — конфеты типа ароматизированных сахарно-желатиновых. Вот их то с тех пор Андрей больше всего покупал и затем прятал в посылках самым тщательным образом.

Что касается жвачки, то есть жевательной резинки, то она была двух видов: первый — это такая жёлто-зелёная упаковка из 5-ти пластинок с изображение лошади на обвёртке. Они продавались и отдельными упаковками, и оптом в запечатанном картонном блоке. Андрей в кинофильмах видел, как из жвачки надувают пузыри. Для него это общение с неведанной диковинкой было первым, но, сколько он сам не пытался надуть пузыри, ничего не получалось. Оказывается из этой жвачки пузыри и не надувались, их можно было выдуть из второго вида, который был подобен легендарной жевательной резинке "Биг бабало". Но такая жевательная резинка у немцев попадалась нечасто.

Здесь на почте посылки осматривались бегло, почтальонам-таможенникам, вероятно, уже здорово надоело копошиться во всех этих вещах и они смотрели только, чтобы перечень отсылаемого соответствовал декларации — они практически ничего не разворачивали и не пытались отыскать что-то недозволенное. Они знали, например, что золото из ГДР никто отправлять не будет, поскольку оно у них неважное и не идёт ни в какое сравнение с союзным. А разные там конфеты и прочее — это пустяки. Конечно, в Союзе посылки проверялись более тщательно, но проверялись единицы из них — выборочно. За всё время пребывания в ГСВГ Андрей ни одного раза не слышал от жены, а позже от родителей, что его посылка вскрывалась.