Возвращение танцмейстера - Хеннинг Манкелль

Сходя с трапа самолета во Фрёсёне, он сразу заметил, что здесь холоднее – земля уже подмерзла. Он взял напрокат машину – Вероника Молин сказала, что все расходы будут оплачены. Сначала он решил ехать прямо в Свег, но, подумав, свернул на мост и поехал в сторону Эстерсунда. Было бы неразумно скрыть свой приезд от Джузеппе. Вопрос только, какую указать причину. Вероника Молин позвонила ему конфиденциально, но он и этого не хотел скрывать от Джузеппе. У него и так хватает сложностей, не стоит создавать новые.

Он затормозил около Управления малонаселенных районов и какое-то время сидел не двигаясь. Что он скажет Джузеппе? Всей правды говорить нельзя. Нельзя и врать напропалую. Нужно слепить какую-то полуправду. Сказать, например, что он не в силах оставаться в Буросе и ждать, пока начнут облучение. Человек, больной раком, может позволить себе такой каприз.

Он зашел в приемную и спросил Джузеппе. Девушка за стойкой узнала его, улыбнулась и сказала, что Джузеппе сейчас на совещании, но скоро освободится. Стефан сел за стол и начал листать местные газеты. Материалы о следствии по-прежнему были на первых страницах. Накануне Рундстрём провел пресс-конференцию. Он говорил в основном об оружии и вновь обратился с просьбой к населению сообщать о своих наблюдениях. Но ни слова о том, какими новыми данными располагает полиция. Ни слова о каких-то машинах или людях, замеченных поблизости от места преступления. Если верить газетам, полиция топталась на месте.

В полдвенадцатого в приемной появился небритый Джузеппе. Он выглядел уставшим и обеспокоенным.

– Я должен был бы сказать, что удивлен твоим появлением. Но меня теперь ничто не удивляет.

В его интонациях ощущался пессимизм, которого Стефан раньше не замечал. Они прошли в кабинет. Джузеппе закрыл дверь, и Стефан произнес приготовленную речь – о том, что он не может усидеть на месте, что его съедает постоянная тревога, и вот – он приехал опять, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Джузеппе внимательно его выслушал.

– Ты играешь в боулинг? – неожиданно спросил он, когда Стефан замолчал.

Стефан смотрел на него непонимающе:

– В боулинг?

– Когда мне не по себе, я играю в боулинг. Можешь поверить, мне тоже иногда не по себе. Нельзя недооценивать боулинг. Спорт как-никак, причем в компании друзей. Можно представить себе, что кегли – это твои враги. Или какие-то нерешенные проблемы.

– Я, по-моему, никогда не играл в боулинг.

– Возьми на заметку. Как дружеский совет.

– А вообще как дела?

– Я видел, ты читал газеты. Мы только что провели совещание нашей маленькой следственной группы. Работа идет, правила соблюдаются, все работают много и тщательно. И тем не менее все, что сказал Рундстрём на пресс-конференции, – правда. Мы застряли.

– А как насчет двух разных преступников?

– Очень может быть. Многое говорит именно за это.

Стефан задумался:

– Но это еще не значит, что оба преступления совершены по разным мотивам.

Джузеппе кивнул:

– Мы тоже так думаем. К тому же история с собакой. Я не склонен считать это дурацкой шуткой, это вполне обдуманная акция. Кто-то хочет нам что-то сказать.

– Что именно?

– Понятия не имею. Но сам факт, что некто пытается нам что-то сообщить, создает… как бы это сказать… некоторую конструктивную путаницу. Нам внушают, что простых ответов на вопросы нет. Впрочем, мы так и не думали.

Джузеппе замолк. Стефан ждал продолжения. В коридоре кто-то громко засмеялся, потом опять стало тихо.

– Ярость, – сказал Джузеппе. – В случае с Гербертом Молином – совершенно безумная ярость. Кто-то тащит его за собой в кровавом танго, забивает кнутом насмерть и оставляет в лесу. С Авраамом Андерссоном – то же самое, но тут ярость более сдержанная, я бы сказал, вполне контролируемая. Ни убитых собак, ни кровавых танцев. Хладнокровная казнь. Я все время задаю себе вопрос – могут ли два столь разных темперамента уместиться в одном человеке? То, что убийство Молина было тщательно спланировано, сомнений нет. Одна найденная тобой палаточная стоянка чего стоит. Но с Андерссоном все по-другому, а что именно по-другому – я не могу для себя сформулировать.

– И на что все это указывает?

Джузеппе пожал плечами:

– Понятия не имею.

Стефан вновь задумался. Ясно было, что Джузеппе хочет услышать его мнение.

– Если эти два убийства все же связаны между собой, если это, несмотря ни на что, один и тот же преступник, надо думать, что в промежутке случилось что-то, что сделало необходимым и второе убийство – Авраама Андерссона?

– Я тоже так считаю. Остальные в группе со мной не согласны. Или я просто не сумел как следует объяснить свою точку зрения. Но все же наиболее вероятно, что это два разных человека.

– Странно, что никто ничего не видел.

– За все годы я не могу припомнить случая, чтобы мы стучались в такое количество дверей, рассылали столько писем и не получили ни единого ответа. Всегда находится кто-то, кто стоит за шторой и видит что-то необычное.

– То, что никто ничего не видел, – это тоже своего рода свидетельское показание. Значит, мы имеем дело с людьми, прекрасно подготовленными и знающими, что они делают. Даже если какой-то план проваливается, они быстро и хладнокровно находят выход из положения.

– Ты сказал – с людьми?

– Каждый раз сомневаюсь: один преступник или какой-то заговор, где замешаны несколько человек.

В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, вошел парень в кожаной куртке, с темными прядями в светлых волосах. Он кивнул Стефану и положил на стол пачку бумаг:

– Последние данные опроса жителей.

– И что?

– Одна старушка из Глёте утверждает, что преступник живет в Висбю.

– Почему?

– У «Шведских Игр»[7] там головная контора. Она считает, что все дело в бесе азарта, овладевшем шведским народом. И теперь половина населения ездит по стране и грабит вторую половину, чтобы раздобыть денег для игры. Больше ничего примечательного.

Парень вышел и закрыл за собой дверь.

– Новичок, – сказал Джузеппе. – Новичок, который ни в чем не сомневается и красит волосы. Из тех, кто постоянно и с удовольствием подчеркивает, что он молод и умен, а все остальные – старые дураки. Со временем будет хорошим полицейским.

Джузеппе поднялся из-за стола.

– Мне нравится с тобой разговаривать, – сказал он. – Ты хорошо слушаешь и задаешь как раз те вопросы, которые мне надо услышать. С удовольствием продолжил бы, но сейчас у меня встреча с криминалистами, и отменить я ее не могу.

Он проводил его до приемной.

– Ты надолго?

– Сам не знаю.

– Та же гостиница в Свеге?

– А там есть другая?

– Хороший вопрос. Не знаю. Может быть, какой-нибудь пансионат. Я позвоню.

Стефан сообразил, что собирался задать Джузеппе вопрос и чуть не забыл.

– А тело Молина вернули для похорон?

– Могу узнать, если тебе интересно.

– Да я так просто спросил.

По дороге в Свег он вспоминал слова Джузеппе о боулинге. Проехав Эверберг, он остановился и вышел подышать. Было совершенно безветренно и холодно, земля уже промерзла и была твердой, как камень. Я слишком ношусь с собой, подумал он. Я все больше погружаюсь в мрачную жалость к самому себе, а это мне совершенно несвойственно. Я же нормальный веселый человек, а не тот мизантроп, каким сейчас кажусь. Джузеппе абсолютно прав насчет боулинга. Совершенно необязательно сшибать шарами кегли, но он абсолютно прав. Я пытаюсь уговорить себя, что все будет хорошо, что я выздоровею. И в то же время делаю все, чтобы выглядеть как осужденный на неминуемую смерть безнадежный больной.

Въехав в Свег, он тут же пожалел о затеянном путешествии. У него возник мощный импульс – не сворачивая к гостинице, гнать в Эстерсунд и как можно быстрее вернуться в Бурос, к Елене.

Потом он поставил машину и пошел в гостиницу. Девушка-администратор, как ему показалось, обрадовалась, увидев его.

– Я так и знала, что ты не сможешь нас покинуть, – сказала она, смеясь.

Он тоже засмеялся. Чересчур громко и звонко. Даже смех у меня лживый, подумал он в отчаянии.

– У тебя тот же номер, – сказала она. – Третий. Есть сообщение от Вероники Молин.

– Она у себя?

– Нет. Вернется в четыре.

Он поднялся в номер. Казалось, он и не уезжал. Пошел в ванную, открыл рот и высунул язык. Никто не умирает от рака языка, подумал он. Все будет хорошо. После облучения все пройдет. Когда-нибудь эти дни будут вспоминаться как короткий кошмарный эпизод в моей жизни, не больше.

Он вытащил записную книжку, набрал номер сестры в Хельсинки и, послушав ее голос на автоответчике, оставил сообщение с номером своего мобильного телефона. Номера другой сестры, живущей с мужем во Франции, у него с собой не было, а заставить себя предпринять какие-то усилия, чтобы его узнать, он был не в состоянии. К тому же он так и не выучил, как пишется фамилия ее мужа.