У истоков русской контрразведки. Сборник документов и материалов - Николай Батюшин

Интересно сопоставить эту лестную для Лемке аттестацию генерала Алексеева с помещенным ниже заявлением самого аттестуемого.

«Записку о своей (Лемке) литературной деятельности я подал Пустовойтенко вчера, совершенно, конечно, не скрыв ни своих сочинений, ни своего постоянного участия в левой периодической печати с самого начала этой деятельности» (с. 766).

4 мая 1916 г., т. е. за месяц до ухода из Ставки, Лемке просит у генерала Пустовойтенко разрешения на двухнедельный отпуск, причем у них происходит разговор, поразительный для начальника, не говоря уже о человеке, хотя бы немного знакомого если не с техникой, то с задачами контрразведки.

«Он (генерал Пустовойтенко) сказал, что жандармы все еще наседают на меня (Лемке), уже посвятили в дело генерала Воейкова (дворцового коменданта), и у Пустовойтенко с ним была беседа. Теперь он получил от него вторую обо мне справку Департамента полиции, которую и прочел мне под большим секретом».

«Мне ставятся в ней обвинения:

1) Что в 1905–1906 гг. у одного лица, замешанного в партии социал-революционеров, найден был мой адрес, и я тогда же был взят под наблюдение;

2) Что в 1911 г. мой адрес также найден у другого такого же лица, которое посетило меня, но неизвестно за каким делом;

3) Что в 1911 г. у меня был произведен обыск, не давший никаких результатов, почему я и был оставлен на свободе;

4) Что во время своего управления фирмой М. М. Стасюлевича я поддерживал сношения с лицами, изобличенными в участии в партиях социал-революционеров и социал-демократов».

«Все верно, – говорит Лемке, – не возражаю. Пустовойтенко сказал, что потребует теперь точного указания этих алгебраических лиц».

Далее происходит длинный разговор, в результате коего генерал Пустовойтенко соглашается с предложением Лемке откомандировать его, «но не в строй и не в штаб, где она (аттестация) меня погубит, а в какое-нибудь тыловое учреждение. Разумеется, лучше всего, чтобы Вы оставались здесь спокойно. Для этого мне надо поговорить с Воейковым и убедить его, что если что и было у Вас раньше, то теперь в 1914–1916 гг. нет и не было ничего».

В заключение этого разговора Лемке заявляет генералу Пустовойтенко: «Но, пожалуйста, помните, что я не считаю себя скомпрометированным и не раскаиваюсь в том, что имею неподходящий к мундиру образ мыслей» (с. 820–821).

24 мая Лемке пишет, что вернулся из отпуска, и генерал Пустовойтенко ему сказал, что «вопрос о моем (Лемке) уходе решен – Воейков на этом настаивает». При этом было решено, что Лемке будет устроен в отделе генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба. Генерал Пустовойтенко заявляет Лемке, что о его «политическом прошлом» отсюда сообщать не будут.

29 мая 1916 г. Лемке пишет в «Дневнике» о взгляде на это дело генерала Алексеева со слов Крупина: «Он (генерал Алексеев) возмущен всем делом (Лемке), удивлен, что Пустовойтенко не взял на себя ответственность за мое здесь оставление (а ею Воейков был бы удовлетворен) и хотел свалить оставление на Алексеева. Последний сказал Крупину, что речь идет о его непосредственно подчиненном и притом хорошо ему известном, потому только Пустовойтенко и может решить вопрос о ручательстве» (с. 834).

Наконец, 2 июня 1916 г. упорными усилиями дворцового коменданта генерала Воейкова, а не по настоянию тех руководителей Ставки генералов Алексеева и Пустовойтенко, которым непосредственно надлежало это сделать, изгоняется из нее чрезвычайно опасный шпион Лемке во второе по важности после Ставки военное учреждение – Главное управление Генерального штаба.

О нем Лемке говорит так: «О службе моей в сумасшедшем доме, называемом Огенквар (отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба), когда-нибудь [напишу] после в связи с началом заставшей меня там Февральской революцией».

Успех плодотворной шпионской работы Лемке базировался, как я это уже говорил раньше, на упорном, вопреки здравому смыслу, содействии ему верхов Ставки в лице генералов Алексеева и Пустовойтенко. Это тем более им непростительно, что первый по прежней должности начальника штаба Киевского военного округа имел у себя в подчинении контрразведывательное отделение, второй же воочию видел в штабе Варшавского военного округа шпионскую аферу полковника Гримма, а кроме того, по должности генерал-квартирмейстера Юго-Западного и Северо-Западного фронтов также имел у себя в подчинении контрразведывательное отделение. Я не говорю уже о прямом нарушении ими пункта б. ст. 33 «Наставления по контрразведке в военное время», гласящего о том, что контрразведка должна «освещать по получении особых указаний генерал-квартирмейстера личный состав штабов, управлений, учреждений и заведений».

Я умышленно подробно остановился на работе шпиона Лемке, чтобы показать не только практические приемы его искусной работы и тем значительно облегчить разбор в дальнейшем технической стороны контрразведки, но и оттенить неподготовленность в этом отношении нашего высшего военного персонала во время Великой войны. Здесь повторилась та же история, что и с нашей тайной разведкой, – блестящие ее успехи в мирное время и полная почти ее анемичность во время Великой войны. И там, и здесь, т. е. и в активной, и в пассивной тайных разведках, ясно видны неподготовленность высших военных руководителей в Великой войне в понимании их значения, с одной стороны, и неумение использовать сведущих в этом отношении лиц – с другой.

III. Источники получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах.

А) Сообщения общей и политической (жандармской) полиции, органов, наблюдающих за неприкосновенностью государственных границ, военных и гражданских властей. Трудность получения этих сведений без привлечения к этому делу широких кругов населения путем должного его воспитания. Заслуживающий подражания пример штаба Варшавского военного округа в смысле подробного ознакомления офицеров с каждым раскрытым шпионским делом. Примеры: дело германского Генерального штаба капитана фон Ш. и германской службы поручика Д. как образцы проявления разумной инициативы унтер-офицером Новогеоргиевской жандармской команды в первом случае и подполковником железнодорожных войск С. во втором.

Техника разработки шпионского дела заключается в получении и классификации сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах, разработке дела и его ликвидации, т. е. в производстве арестов, обысков и пр.

Наибольшие затруднения представляют получения сведений о подозреваемых в военном шпионстве лицах ввиду того, что шпион работает в одиночку, а не сообща, как то имело место в подпольных политических организациях, где всегда можно найти недовольных азефов. Обнаружить поэтому шпиона, обыкновенно ничем не выделяющегося из окружающей среды, дело нелегкое и возможно лишь при широком содействии не только осведомленных в этом деле правительственных органов, но главным образом всех слоев населения, разумно воспитанных в целях сохранения военных тайн государства, т. е. в конечном результате и своих собственных интересов, с крушением государства обыкновенно страдают и частные интересы его подданных. Сразу, однако, достичь понимания этого нельзя, требуется лишь систематическое разъяснение народным массам их гражданских обязанностей. Базируясь, в частности, на имевших место шпионских делах, можно воспитывать широкие круги населения в духе содействия охране военных интересов страны.