Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— Ах, отец, не время строить иллюзии. Пока еще выбьюсь… А когда кончу учебу, даже не знаю, что буду делать дальше.

— Грех так говорить, Мусенька. — Мама погладила ее по волосам, мягким, красиво причесанным. — Даже доктор Бархударов хвалил твое пение. Он тоже был на спектакле.

Вместо ответа Мария покачала головой.

— А ну, чтоб больше тебя не видел в таком виде! Будто старая бабка! — сердито выкрикнул неня Миту. — И давно уже перестала петь дома, во дворе. Вечно чем-то недовольна. Куда веселей была, когда приходила просить, чтоб положил заплату на заплате на старые туфли. Сейчас, когда имеешь новые и красивые, могла бы и немного порадоваться.

Ей, однако, радоваться было нечему. После ухода нени Миту, когда все давно уже уснули, долго сидела на кровати, прижав к коленям подбородок, и смотрела в темноту за окном. Хоть в полиции ничего с ней не случилось, все же история с несчастной Люсей оставила в душе кровоточащую рану. Это правда: все, кто любит ее, вынуждены жить здесь, в нижней части города, без всякой надежды на лучшее, без каких-либо перспектив. Она же все больше питает надежду вырваться отсюда, из этого невыносимого окружения. Но где взять сил, чтоб преодолеть нищету и убожество? Театр скоро закончит гастроли и уедет, а она останется здесь, снова канет в неизвестность. И если б только это! Едва подумаешь, что настанет день и она больше не увидит этих удивительных людей, не будет больше находиться среди них, не будет принимать участия в репетициях, во время которых многому научилась… Впрочем, все это глупости, как и многое другое. Но нет, нет. Сейчас совсем другое. Кажется, влюбилась. Раньше были обыкновенные мальчишки, и разве могло быть серьезное чувство к ним? Или их к ней? На этот раз, однако… Но лучше не думать, не думать, и все. Но как можно не думать? Вырубов не случайно так часто с таким вниманием смотрит на нее. Ни на кого не смотрит, а на нее — да. И как пристально! Как будто что-то пытается разгадать, угадать, что у нее на сердце. Но если б даже узнал, что у нее там, на сердце? Глупости! Бедная девушка не смеет забивать себе голову такими нелепицами. Ее жизнь настолько отличается от жизни всех этих людей! Лучше думать о том, как бы пробиться к свету, как вырваться из этой убогой дыры! По какому пути направиться, чтобы в конце концов он привел ее на сцену. И не на временную, как сейчас, не в качестве фигурантки. Ах! А если все это не такие пустые мечты? Если Вырубов захочет взять ее с собой? Допустим. Допустим даже, что он не любит ее, что эти его пристальные взгляды — просто… Все равно она готова последовать за ним. Поскольку сейчас только от него зависит, чтоб она оставалась на сцене.

Мария вздохнула. Прислушалась к ночной тишине. Все давно спали. И никто из домашних не подозревал, какие сомнения она пытается преодолеть. Высоко вздымаясь над улицами окраины, в сероватом свете утренней зари виднелся массивный контур церкви Мэзэраке.

VII

Поздняя осень окутала город пеленой туманной мороси. Сырые ветры вздымали кудрявые клочья тумана, рассеивая их между черными ветвями оголенных деревьев. Туман проникал в город, заслонял сады в долине Петрикань, скользил над холмами Валя-Дическу, уже лишенными рыжевато-медного наряда виноградников. Однажды опустившись на город, клубы тумана ошалело метались среди серых зданий, катились вдоль сырых улиц и раскачивающихся деревьев парков, подчеркивая их унылую пустоту и безлюдье. Позже, к обеду, мгла терялась в садах Скулянки или неуверенно рассеивалась на дорогах вокруг Мунчешть. Чтоб затем, ближе к вечеру, вернуться снова и теперь уже окончательно завладеть городом, погрузив его в вязкую предательскую бездну. Бездна эта с каждым днем становилась все гуще, все плотнее, и в ней точно золотистый луч сверкал от вечера к вечеру подъезд театра, феерически освещенного, озаряющего светом и души горожан, прогоняя из них хоть на вечер грусть, холод, тоску и невзгоды.

И только в душе Марии этот свет поселился теперь навсегда. Поскольку в эти последние дни осени, когда вот-вот должны были установиться холод и неприютность зимы, в ее сердце прочно обосновалась весна. Во сне ей снились белоснежные весенние цветы, а днем, когда над городом царил туман, она видела над собой чистое, покрытое лазурью небо. И каждый день был теперь для нее как праздник. Отец Березовский, как никогда, был доволен ею. Голос девушки рвался светло и сильно под своды собора и казался божественным гласом, прославляющим свет, любовь, радость жизни. Были в восхищении и домнишоары Дическу. Занятия по бельканто доставляли истинное наслаждение всем слышавшим их. А успех, который выпал ей в качестве солистки во время исполнения «Реквиема», был бесспорным.

— Видишь, Аннет? — торжествующе говорила домнишоара Елена. — Видишь, что сделал с девушкой театр? А ты так возражала… Нет и еще раз нет! Место артиста — на сцене. Чтоб б ты там ни говорила!

— Quel révélation fantastique[32], дорогая моя, — саркастическим тоном отзывалась Аннет. И продолжала теперь уже серьезно: — Полностью с тобой согласна. Это маленькое эфемерное существо всем вскружило голову. В ней пробудились силы, которые я давно уже подозревала. Mais[33] эта сцена… Где будет театр завтра-послезавтра? Как переживет Мария расставание с ним и какими будут последствия разочарования, которое ей, безусловно, придется пережить? Об этом ты подумала?

Домнишоаре Аннет Дическу и в голову не могло прийти, как близка она к правде. Расставание с театром было бы полным крахом. Но Мария старалась не думать об этом. Не хотела думать. Жила как человек, старающийся поскорее растратить не принадлежащий ему капитал, не думая о том, что будет делать, когда настанет пора расплаты. Тем более что этот капитал, это богатство, было столь призрачным, столь эфемерным, словно нежный и хрупкий росток, укрепившийся в ее сердце, и о существовании которого никто ничего не подозревал. Даже он, Александр Вырубов, из-за которого и родилось это высокое чудо. Привлекательный мужчина, большой артист в считанные дни овладел ее сердцем. Каждый его взгляд, каждое движение приводили ее в трепет, а каждая улыбка воодушевляла.

Даже