Амулет (Потревоженное проклятие) - Сергей Волков

— А если нет? — спросил вдруг Смирнов.

— Тады все… — Саня рубанул рукой, мол, кранты.

Мы потихоньку двинулись вниз, и минут через пять увидели пронесшийся мимо нас грузовик — он лежал на боку в левом улавливающем тупике, вокруг бегали люди, водитель сидел в стороне, с ним разговаривал гаишник.

— Живые — и ладно! — обрадованно заметил Саня, наконец-то нажимая на газ — спуск кончился, и через пять минут мы спокойно катили по освещенным улицам Жигулевска — горы остались позади.

Волга поразила меня, прежде всего своей шириной и какой-то спокойной, но грозной могучестью — свинцо-серые волны медленно катились под опорами длинного решетчатого моста.

Я почему-то вспомнил темную воду из своего сна, и мне стало не по себе. Снег усилился, а ветер превратил мешанину снежинок в сплошную, косо летящую пелену. Дворники еле справлялись, а когда я приоткрыл окно, чтобы выбросить очередной окурок, в уютную теплую кабину забросило пригорошню снега.

— Буран начинается! — прокомментировал Пеклеванный, снижая скорость: Только бы заносов не было!

Мы стороной объехали Тольятти, через какую-то диковинную развязку выехали на нужную нам дорогу, и не заезжая в Самару — она осталась южнее, устремились на восток.

По дороге нам все чаще стали попадаться стоящие на обочинах машины водители благоразумно решили переждать непогоду.

— Ни-че! Прорвемся! — азартно сверкнул глазами водитель: — Скоро дорога ровная пойдет, глядишь, и ветер стихнет!

Я, после бессонной ночи и целого дня пути, когда за окнами постоянно мелькали сменяющие друг друга пейзажи, почувствовал, что засыпаю. В машине тепло, все под контролем — можно и прикорнуть на часок…

Проснулся я от крика Пеклеванного, который высунулся из окна и орал кому-то: «Ну что? Занос? Надолго?».

Мы стояли, уткнувшись в какой-то грузовик. Из-за бурана в двух шагах ничего не было видно, вокруг ярилась белая мгла. Саня закрыл окно и повернулся ко мне:

— Занос, мать его! Ни хрена не видать, этот вилок с передней машины ничего не знает! Пойду, посмотрю!

Он натянул на голову шапку, замотался шарфом, поднял куцый воротничок своей куртки и выпрыгнул из кабины. Я посидел-посидел, посмотрел на безучастного Смирнова, которому, казалось, было все равно — буран, занос, потоп, конец света, и решил последовать за Пеклеванным — посмотреть, что там и как.

Ветер буквально припечатал меня к бамперу «Камаза», за пазуху, за шиворот, в нос и рот сразу набился липкий мокрый снег. С трудом, увязая в снежной каше чуть не по колено, я выбрался на обочину. Впереди, на сколько хватало глаз, сквозь мглу виднелись зажженные фары машин — цепочка огоньков километров на пять! Мы тоже были не последними — за нашим «Камазом» пристроилось уже с десяток машин. Мимо меня, что-то крича друг другу, прошли вперед несколько человек. Да-а, застряли!

Пока я оглядывался и прикидывал, как на долго этот затор, из бурана вынырнул Пеклеванный. Весь залепленный снегом, он походил на снеговика.

— Там, посередке, какой-то козел на тракторе застрял — передачу у него заклинило! — перекрывая ыой ветра и тарахтение двигателя, прокричал мне в ухо водитель: — Ну, все сразу снегом залепило — занос! Машины с двух сторон встали, уроды, нет чтоб пропустить друг друга! Все, теперь привет придется ждать, когда буран кончиться, снег растает или трактор этот тягачем с дороги уберут! Едрись-трясись, невезуха!

Я молча кивнул — мол, понял, и мы полезли в кабину. Смирнов встретил нас убийственной по своей нелпости фразой. Он вытер лоб платочком — в машине было жарко, и сказал:

— Что, будем стоять в очереди, как все, или поедем?

Саня психанул, и трехэтажно обматерил экспедитора. Тот, однако, и бровью не повел, отвернувшись от водителя, снова замолчал и затих в своем углу…

— Здесь такая беда обычно под весну, в феврале бывает! — обьяснял мне Пеклеванный, стягивая с себя промокшую куртку: — Степи кругом, позади Волга! И, как начнется буран, так обязательно заносы! Бывает, по трое суток машины стоят! Менты трассу перекрывают, всех отправляют в объезд, и с той, и с этой стороны. Бывает, и люди гибнут…

— Это как же? — удивился я: — Замерзают?

— Ну, не только! Бывает, замерзают, а бывает — от выхлопа, задыхаются — во сне!

Я представил наш занесенный на половину снегом «Камаз», и три синюшных трупа в кабине — бр-р-р!

— Да ты не дрейфь! — подмигнул мне водитель: — Сейчас не зима, думаю, к утру все проясниться, поедем дальше!

— Я тебе говорил — не торопись загадывать! А ты все: «За Бавлинским перекрестком будем ночевать!»! — сказал я, давая Пеклеванному прикурить: Теперь будем ночевать вот тут!

— И все-таки это грешник виноват! — недобро покосившись на Смирнова, пробормотал Саня, затягиваясь: — Ну че, делать нечего, так хоть пожрем!

Расложив снедь, мы поели, допили остатки чая из термосов, Саня выкинул на улицу обьедки, и безовсякой подготовки начал:

— А вот был случай! Прапрадед мой, запорожский казак, привез из Турции клад — золото, сербро, камушки!

— А что он делал в Турции? — поинтересовался я, закуривая.

— Письмо отвозил турецкому султану! — невозмутимо ответил Пеклеванный, уловил мой недоверчивый взгляд и перекрестился: — Вот ей-богу, честное пионерское, не вру! Ага… Привез он, значит, клад, и заховал его где-то в огороде. Прадед мой его искал, дед, отец с братьями — ни хрена не нашли! Ну, я когда с армии на побывку домой приезжал, тоже решил покопаться вдруг повезет! А бабка моя, покойница, и говорит: «Ты, Сашенька, землю попусту не копай, а ступай в полнолуние на шлях, ровно в полночь. Только иди — не оглядывайся! Дойдешь до перекрестка, шапку сними, на землю брось и стой так, не двигайся! Как услышишь сзади шаги, крикни: «Душу мою оставь, а клад дедов отдай!». Тут тебе голос и скажет, где клад лежит. А ты, как услышишь, сразу крестись, Бога поминай, и тикай до хаты!»

Я скептически покосился на Пеклеванного — гоглевщина какая-то! Но он и бровью не повел.

— Ну так вот! Посмеялся я, конечно, над бабкой, да и забыл! Прошла неделя, и бабуся моя померла! Похороны, поминки, все чин-чинарем справили, и вот иду я как-то от дивчины одной, со станции. Иду по дороге, пьяненький, конечно, и че-то злой — не дала, что ли? Не помню! Луна, вот такая, на небе, светит — газету можно читать! Я злюсь, ругаюсь, кепку снял, швырнул на дорогу, и вдруг слышу сзади — шаги! Ну, думаю, щас я тебе наваляю с горя, козлина! И тут бабкины слова вспомнил и для смеху возьми да и скажи, как покойница учила: «Ты душу мою не тронь, а клад дедов отдай!». И что вы думайте — мне женский голос, веселый такой, отвечает: «А ты, Санечка, в подполе посмотри, в углу, под бочкой! Покопаешь — и найдешь!».

Тут меня аж потом прошибло, весь хмель прошел. Хочу повернуться, а не могу! Вспомнил, как бабка дальше учила, и давай креститься — как мельница, руками махал! Потом повернулся все же — никого! Вот, прикинь, бывает же!

— Ну а клад-то вы нашли? — вдруг подал голос Смирнов. Я даже вздрогнул от неожиданности — гляди-ка, заинтересовало его!

— Нашел! — кивнул головой Саня: — Только никакого золота там не было! Так, медь какая-то, крестик, складень, ну, икона такая, переносная, маленькая! И «Часовник» — церковная книга!

— Так выходит, прапрадед ваш попом был? — снова спросил Смирнов.

— Сам ты поп! — разозлился Пеклеванный: — Сказал же — казак! А клад тот не его, он, как оказалось, и в доме-то этом не жил, его дед мой построил. Дед, когда революция была, и попрятал все эти вещи — от большевиков! Но я другого не пойму — что за баба со мной на дороге разговаривала?

— В мире есть множество вещей, необьяснимых с точки зрения науки… заметил Смирнов, и я вздрогнул, уловив знакомые нотки в его голосе. От кого-то я уже это слышал! Но от кого? Вспомнил! Почти тоже самое говорил Паганель, когда мы охотились за амулетом!

А Смирнов, между тем, усевшись поудобнее, заговорил:

— Я в свое время много общался с людьми, которые искали клады. Какие только штуки они не проделывали, чтобы добраться до древних сокровищь! Даже папоротников цветок искали на Ивана Купалу, хотя всем известно, что папоротник размножается спорами и цветов не имеет!

— Как это не имеет! — закипятился Пеклеванный: — Мой крестный сам видел, как папоротник цветет!

Смирнов усмехнулся, впервые за все время нашего путешествия:

— Ну хорошо, хорошо! Я хотел сказать про другое — дело не в заговорах, обрядах или заклинаниях! Надо уметь брать клад, хотеть его взять, и брать, не смотря ни на что!

— А если он не дается? — влез Саня.

— Сам он не даваться не может — бывает, что его не дают взять, люди не дают!

— И что же тогда? — полюбопытствовал я. Смирнов опять усмехнулся своей недоброй усмешечкой:

— Если враг не сдается, его уничтожают!