Семь песков Хорезма - Валентин Рыбин

— Эй, ты, чучело! — заругался Мадэмин, потирая, словно обожженную огнем, щеку. — Мало того, что ты не похожа на женщину, ты и ведешь себя, как еж. — А ну-ка, скажи, как тебя зовут?

Девочка плотно сжала губы, глаза ее еще больше расширились и округлились. В них засверкала такая злоба, что Мадэмин не выдержал взгляда.

— Ну ладно, моя ханум, перестань сердиться, — мягко заговорил хан. — Я же пригласил тебя как свою наложницу. Если ты будешь умно вести себя, я сделаю тебя самой любимой женой Но сначала давай снимем с тебя это покрывало.

Едва Мадэмин принялся разворачивать пленницу, как она забилась конвульсивно и замычала бессвязно, словно овечка, терзаемая волком. Ее сопротивление пробудило в хане хищные инстинкты. Не церемонясь, он властно сорвал с нее покрывало, увидел обнаженное тело и на мгновение оторопел. Этого хватило девочке, чтобы вскочить на ноги и метнуться в сторону. Она прижалась спиной к зыбкой стенке шатра и прикрыла стыдное место руками. Мадэмин вожделенно сглотнул слюну.

— Красавица, подойди, — прохрипел он. — Ты хороша и непорочна, ты достойна стать моей женой. Возьми этот браслет, козочка.

Девочка смотрела на хана бешеными глазами, напружинившись всем телом. Ему показалось — сейчас дикарка бросится на него.

— Козочка, возьми яблоко, оно из сада самого пророка.

Хан протянул руку с яблоком, приближаясь к ней, Девочка отскочила в сторону.

— Ханум, ну зачем же так, — обиделся Мадэмин. — Ты не мышка, я — не кот...

Опасаясь, как бы его жертва не выскочила из шатра, он встал у входа, сбросил с себя одежду и двинулся на нее, тяжело дыша от нахлынувшей похоти. Она вновь метнулась от него, но он схватил ее за ногу. Он нава лился на нее всем телом, рыча, как зверь, и вдруг ужасный вопль потревожил тишину. Девчонка вцепилась зубами в волосатый подбородок маградита и прокусила его. Взвыв от боли, хан отпрянул, ударил свою жертву по лицу и она, обливаясь кровью, выскочила во двор, где уже метались всполошившиеся слуги.

— Гадкая тварь! Исчадие сатанинского ада!— кричал вслед хан. — Прогоните эту девчонку в образе зверя! Отдайте ее нукерам, пусть они вволю позабавятся!

Утром войско хана снялось с привала и после еще одного непродолжительного отдыха в Хазараспе, где воины привели себя в порядок, двинулось к столице.

До священных минаретов и стен Хивы оставался фарсах, когда идущие впереди карнайчи подняли огромные кожаные трубы, и теплый осенний день огласился грозными сотрясающими звуками, словно в небе раскололся на несколько частей гром, и эхо его покатилось во все стороны. Вскоре показались стены Хивы с распахнутыми Хазараспскими воротами. За деревьями поплыли купола минаретов — Палван-ата, Джума-мечеть, Шелекер-мечеть, Хай-мечеть, Карагез-мечеть, Атамурад-кушбеги-мечеть. За массивными стенами показалась внутренняя крепость — ичанкале, тоже обнесенная высокой стеной.

Мадэмин-хан, любуясь столицей, самодовольно улыбнулся: «Нет, на свете такого врага, который мог бы сокрушить эти могучие стены!»

На площади у дворца и во всех кварталах внутреннего города дымились огромные казаны с пловом, трещало на вертелах мясо, в лавках шла торговля халвой, сладкой патокой и миндалем. Тысячи горожан толпились в местах угощений, и еще тысячи шли к ичанкале из внешнего города, теснясь в проемах четырех арочных ворот.

Войска прошли мимо ханского дворца. Мадэмин, прежде чем въехать в цитадель, остановил коня на возвышении у портала, приветствуя народ. Он направился во дворец, и стали разъезжаться его доблестные конные сотни. Многие всадники, живущие в предместьях Хивы или еще дальше, на каналах и в аулах у самой пустыни, направили своих коней прочь из города. Другие подались во внешний город, в котором испокон века селились торговцы и ремесленники, а всадники были их сыновьями или просто снимали у них квартиры.

II

Аманнияз уже десятый год служил в войске хивинского хана и третий год командовал иомудской сотней. Он возмужал, превратился из гибкого юноши в сильного воина. О беспримерной храбрости и удали Аманнияза знали во всей Хиве. Именно эти качества и помогли ему стать начальником сотни — юз-баши. Участвуя во всех походах, Аманнияз-сердар лишь на зиму уезжал домой, в Куня-Ургенч. Постоянным же становищем для него был дом Сергея. Здесь он мог всегда найти сердечный приют и услышать доброе слово.

Аманнияз после окончания парадного шествия войск распустил своих джигитов по домам Сам направился в обоз ханского войска, где находились пленные и всевозможный скарб, поднял трех своих верблюдов и направился в сторону квартала Кефтерхане, где жил Сергей, Ехал он на караковом текинском скакуне, за ним на лошадях попроще пятеро джигитов. Эти удальцы всегда сопровождали юз-баши в походах и сражениях, и теперь конвоировали добычу, захваченную Аманнияз-сердаром в Мерве. На верблюдах раскачивались огромные чувалы с добром и одно кеджебе, в котором сидела пленница.

Маленький караван прошествовал по пыльным улочкам внешнего города, обогнул караван-сарай и остановился у ворот Сергеева подворья. Они были открыты, и сам хозяин был дома, фыркая, плескался под рукомойником, окруженный детьми На айване стояла Юлдуз-ханум. К приезду мужа она надела свое лучшее платье, лакированные туфли, и глаза ее сияли счастьем. Юсуп-ака, услышав голоса у ворот, кинулся встречать гостей. Аманнияз-сердар, ведя коня в поводу, поздоровался со всеми, затем, отдав скакуна одному из джигитов, распорядился:

— Лошадей и верблюдов отведите на скотный двор, а эту девчонку — в мою комнату!

Юсуп-ака, как добрый человек и гостеприимный хозяин, тоже был рад возвращению зятя и постояльца, но, в отличие от Юлдуз, у старика на душе было неспокойно. И едва Аманнияз направился в конец двора, Юсуп-ака тихонько пошел за ним.

— Аманнияз! — окликнул он, когда тот поднялся на айван. — Прости меня за худую весть, но я должен тебе сказать, что в прошлую пятницу приходил ко мне твой брат Атамурад. Заночевал здесь, потом ушел, пообещав еще заглянуть А вчера я слышал, вроде бы его схватили нукеры городского хакима и бросили в зиндан.

— В зиндан? — Аманнияз побледнел. — За что же его бросили в зиндан?

— Люди говорят, что он был в компании мулл и там хорошо говорил о русских. Кто-то донес об этом хакиму,

— Вах-хов, какой же черной вестью ты меня встретил! Сергей-ага об этом тоже энает?

— Нет, я не успел еще сказать. Я позову его, и м ы вместе подумаем, как спасти твоего брата.

Сергей меньше всего ожидал услышать что-либо прискорбное. Поднявшись к Аманниязу и увидев чумазую девчонку, он решил, что его позвали ради нее, и сразу спросил;

— Откуда ты взял такое сокровище?

— Ай, пожалел... Ее могли истерзать ханские нукеры и выбросить в реку. Пусть живет у меня... О ней у меня большой заботы нет. Другая забота появилась. Вот твой тесть сказал мне, что Атамурада за какие-то глупые слова в зиндан бросили. Я думаю, это пустые слухи. Сейчас я схожу и все узнаю...

Он отправился в медресе Ширгази, где зачастую собирались друзья Атамурада, в основном, поэты и музыканты, с которыми он учился, но и теперь, когда окончил учебу, то и дело навещал их. Компанию шахиров Аманнияз отыскал в одной из келий. Они только что вернулись с торжеств, устроенных в честь возвращения хана, и полулежали на ковре, сунув под локти подушки. Как только.Аманнияз появился на пороге, все сразу встали, и самый старший сказал:

— Дорогой сердар, как хорошо, что вы пришли. Поздравляем с возвращением.

— Где Атамурад? — нетерпеливо спросил Аманнияз. — Я слышал, он в зиндане. Не скрывайте ничего от меня, я давно знаю о ваших богохульских делах. По каждому из вас давно плачет секира.

— Аманнияз-ага, ну, зачем же вы так сердитесь? — хозяин худжре взял под руку разгневанного юз-баши и усадил на ковер.

— Ладно, не тяни душу, говори, за что бросили в зиндан моего брата?

— Ничего плохого мы не сделали, поверьте мне. Ваш брат, как вам известно, гостил в эту зиму у мангышлакского Нур-ишана. Ишан, сами знаете, человек русского подданства. Ему все пути-дороги открыты: то он едет в Астрахань, то в Оренбург, к самому Перовскому. А недавно ишан побывал в Тифлисе и привез весть, что русские начали войну с турецким султаном и вроде бы бьют турок беспощадно. Ишая рассказывал об этом вашему брату, а Атамурад — нам. Да беда в том, что здесь сидел один неугодный улем, недавно побывавший в Турции. Он и заспорил с вашим братом. Атамурад говорит ему: «Русские сбросят тюрбан с султана Турции», а улем утверждает: «Султан посадит всех русских на железный кол, потому что султану помогает Великобритания!» В общем, они очень горячо поспорили. Дело кончилось тем, что улем в конце-концов побежал во дворец, к хакиму. Ночью пришли нукеры.

— Где сейчас мой брат? — немного успокоившись, спросил Аманнияз.