Игра на понижение. Тайные пружины финансовой катастрофы - Майкл Льюис

19 декабря 2007 года Morgan Stanley организовал собрание инвесторов. Банк хотел объяснить, как получилось, что операционный убыток в $9,2 млрд – плюс-минус пара миллиардов – превысил прибыль, которую принесли почти 50 000 его сотрудников. «Мне крайне неприятно сообщать о подобных результатах, – начал Джон Мэк. – Они являются следствием ошибочных решений, принятых одним из отделов, работающих с долговыми инструментами, и плохого управления риском… Фактически все списания этого квартала явились следствием действий одного отдела из нашего подразделения, занимающегося ипотечными бумагами». Генеральный директор пояснил, что Morgan Stanley хеджировал риск, связанный с низкокачественными ипотеками, и что «этот хедж не сработал должным образом в чрезвычайной рыночной ситуации, сложившейся в октябре и ноябре». Однако ситуация на рынке в октябре и ноябре вовсе не была чрезвычайной; в октябре и ноябре рынок впервые верно оценивал риск, связанный с низкокачественными ипотеками. Чрезвычайными следует считать, скорее, события, предшествовавшие октябрю и ноябрю.

Заявив, что «как глава этой фирмы он несет ответственность за ее работу», Мэк принялся отвечать на вопросы аналитиков из других фирм с Уолл-стрит. На выяснение причин неприятности потребовалось некоторое время, но в конце концов их установили. Четыре аналитика приняли решение не доставать Мэка слишком сильно по поводу, похоже, самых крупных операционных убытков за всю историю Уолл-стрит, после чего слово взял Уильям Танона из Goldman Sachs.

Танона: И снова вопрос о риске, который в последнее время всех волнует… Объясните, откуда же у вас взялись такие огромные убытки. Я считал, что у вас существуют лимиты на позиции и лимиты на риск. Меня удивляет, что один ваш отдел мог потерять $8 млрд [sic].

Джон Мэк: Неправильный вопрос.

Танона: Простите?

Джон Мэк: Добрый день. Привет. И…

Танона: Я скучал без вас…

Джон Мэк: Билл, послушайте, давайте начистоту. Во-первых, эта сделка была признана и прошла по счетам. Во-вторых, она была внесена в нашу систему управления риском. Все очень просто. Если разобраться, все просто и так неприятно, поэтому я не очень складно выражаюсь. Когда эти ребята проводили стресс-тестирование позиции, они не представляли… что дефолты могут достичь такого уровня. Справедливости ради скажу, что наш отдел по управлению риском также не провел должного тестирования[27]. Вот и все объяснение. Мы попались на высоких хвостовых рисках. Вот что случилось.

Танона: Ладно. Хорошо. Еще один вопрос. Я удивлен, что ваш показатель VaR остался на прежнем уровне в этом квартале, учитывая понесенные убытки. Кроме того, как я понимаю, это были трейдинговые активы. Итак, можете прояснить, почему в нынешнем квартале не произошло резкого увеличения VaR?[28]

Мэк: Билл, я думаю, VaR очень хорошо отражает изменчивый трейдинговый риск. Но с точки зрения (невнятно)… в отношении этого, я с удовольствием вернусь к вопросу, когда мы с ним разберемся, а в настоящий момент я не могу ответить.

Услышав этот бессмысленный набор слов, присутствующие должны были осознать свою неспособность разобраться со сложнейшими нюансами торговли облигациями. На самом деле сказанное свидетельствовало о том, что генеральный директор и сам не разбирался в сложившейся ситуации. Среди коллег – генеральных директоров Джон Мэк слыл человеком, который достаточно хорошо осведомлен о рисках торговли облигациями в своей фирме. В конце концов, он и сам в прошлом работал трейдером по облигациям и профессионально вырос в условиях культуры принятия риска, существовавшей в Morgan Stanley. Но он не просто не понял намерений своих трейдеров, когда они только зарождались, – он не смог даже внятно объяснить, что произошло, после того как банк потерял $9 млрд.

Наконец наступил финал: последний покупатель риска, связанного с низкокачественными ипотечными кредитами, перестал покупать. 1 августа 2007 года акционеры выдвинули первый иск против Bear Stearns в связи с банкротством его хедж-фондов, специализировавшихся на низкокачественных ипотечных бумагах. Этот иск сильно обеспокоил трех молодых основателей Cornwall Capital, которые владели огромным количеством дефолтных свопов, купленных преимущественно у Bear Stearns. После Лас-Вегаса Чарли Ледли не мог избавиться от ощущения чудовищности происходящего. Бен Хокетт, единственный из троицы, имевший опыт работы в крупной фирме с Уолл-стрит, также предрекал катастрофический финал. А Джейми Май просто считал многих с Уолл-стрит негодяями. Все трое опасались, что Bear Stearns обанкротится и не сможет выплатить свои долги. «Рано или поздно наступит момент, когда ни с одной фирмой с Уолл-стрит нельзя будет иметь дело, – говорит Бен, – и этот момент наступит именно так».

Всю первую неделю августа они пытались ухватить тенденцию изменения цен CDO с рейтингом «два А», которые всего несколько месяцев назад торговались практически как безрисковые. «Лежащие в их основе облигации обесценивались, и все, с кем мы говорили, предлагали нам два пункта», – замечает Чарли. Вплоть до конца июля Bear Stearns и Morgan Stanley утверждали, что CDO с рейтингом «два А» стоят 98 центов за доллар. Рынок все повторял и повторял спор между Хауи Хаблером и Грегом Липпманном.

Cornwall Capital принадлежали дефолтные свопы на 20 паршивых CDO, но каждая из этих бумаг была порочна по-своему, поэтому определить их точную стоимость не представлялось возможным. Ясность существовала в одном: рискованная ставка перестала быть рискованной. Дилеры с Уолл-стрит всегда говорили, что им ни за что не избавиться от этих непонятных дефолтных свопов на транши CDO «два А», но рынок запаниковал и с готовностью покупал страховку на все, имевшее отношение к низкокачественным ипотечным облигациям. Ситуация изменилась: впервые Cornwall столкнулась с перспективой потери немалых денег из-за события, которое могло вызвать отскок рынка: например, из-за вмешательства правительства США и предоставления гарантий на все низкокачественные ипотечные кредиты. И разумеется, в случае краха Bear Stearns они теряли все. Если раньше перспектива катастрофы маячила далеко впереди, то сейчас угроза нависла прямо над ними. Они ринулись прикрывать тылы – искать покупателя на накопленные ими странные и как никогда актуальные страховые полисы.

Эта работа легла на плечи Бена Хокетта. Чарли Ледли попытался было выступить в качестве трейдера, но с позором провалился. «Эти мелкие нюансы, – ругался Чарли. – Нужно точно знать, что говорить, а если не знаешь, все на тебя набрасываются. Я вроде бы говорил: “Продавать!”, а все понимали – “Покупать!” Меня как обухом по голове ударили: торговля не мое дело». Бен зарабатывал трейдингом на жизнь, и единственный из троих знал, что и как следует говорить. Однако он вместе с семьей жены укатил отдыхать на юг Англии.

Вот так и получилось, что, сидя в пабе под названием The Powder Monkey в городе Эксмаут, графство Девоншир, Англия, Бен Хокетт занялся поисками покупателя на $205 млн в дефолтных свопах на мезонинные транши CDO «два А». В The Powder Monkey действовала единственная в городе надежная точка беспроводного подключения к Интернету, и никто из посетителей паба, увлеченных напитками, не обращал особого внимания на американца в углу, молотящего по клавиатуре компьютера и говорящего по мобильному телефону с двух часов дня до 11 вечера. До того момента только три фирмы с Уолл-стрит проявили готовность вести дела с Cornwall Capital и заключить с нею контракт ISDA, необходимый для работы с дефолтными свопами: Bear Stearns, Deutsche Bank и Morgan Stanley. «Бен всегда говорил нам, что без ISDA заключать сделки возможно, но не принято», – замечает Чарли. Но и момент был не совсем обычный. В пятницу, 3 августа, Бен обзванивал все крупные фирмы Уолл-стрит и говорил: «Мы не знакомы, и я знаю, что вы не подпишите с нами контракт ISDA, но у меня есть страховка на низкокачественные CDO, которую я готов продать. Вы согласны работать со мной без контракта ISDA?» «Сотрудники отделов облигаций отвечали отказом, – говорит Бен, – на что я советовал им позвонить главе кредитного отдела или главе отдела по управлению риском и поинтересоваться их мнением на этот счет». В ту пятницу только один банк изъявил желание работать с ними – UBS. И желание его было очень сильным. Последний из тех, кто удерживал воздушный шар, только что отпустил веревку.

В понедельник, 6 августа, Бен пришел в The Powder Monkey и снова принялся торговать. За страховые полисы стоимостью полпроцента UBS предлагал ему 30 пунктов авансом. Другими словами, $205 млн в дефолтных свопах, принадлежавших Cornwall, покупка которых обошлась в $1 млн, вдруг стали стоить чуть более $60 млн (30 % от $205 млн). Теперь интерес проявлял не только UBS; представители Citigroup, Merrill Lynch и Lehman Brothers, ответившие отказом в пятницу, в понедельник спохватились. Все они отчаянно старались оценить риски CDO, выпущенных их же фирмами. «Мне было проще, поскольку им приходилось рассматривать каждую сделку, а я хотел просто деньги», – рассказывает Бен. Cornwall была готова продать 20 позиций. Интернет-соединение то появлялось, то пропадало, равно как и телефонная связь. Не исчезало только рвение фирм с Уолл-стрит, жаждавших приобрести страховку от пожара на горящий дом. «Впервые за все время цены более-менее адекватно отражали реальную стоимость этих бумаг, – поясняет Чарли. – Позиции, которые Bear Stearns оценил в $600 000, на следующий день стоили $6 млн».