Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962 - Лидия Чуковская

На прощание Анна Андреевна сказала мне:

– Я совсем не могу работать, не в силах. За лето перевела 30 строк, а должна была перевести 3000. Зощенко уверен, что он накануне богатства, а я накануне самой черной нищеты.

26 августа 56 Сегодня вышел «Октябрь». Стихи Ахматовой – прошенные, взятые, принятые – там не появились. Зато в «Правде» появилась статья Рюрикова – «с одной стороны, с другой стороны» – и гнуснейший абзац о каких-то литераторах, критикующих партийные документы о литературе110.

Итак, решение 46 года, – этот памятник воинствующего невежества, – неприкасаем. Его, оказывается, будут отстаивать. Дети своими чистыми устами будут снова повторять эти грязные слова.

Разумные доводы Берггольц никого не вразумили.

Однако, однако, однако – книгу Ахматовой и однотомник Зощенко все же собираются издавать. Вот и пойми!

Приходил прощаться Эдик Бабаев111. Читал свою прозу – мне кажется, она лучше стихов. Очень точно пересказывал некоторые слова Анны Андреевны. Маленький эпизод из Левиного детства:

«Пришли два эстета: Георгий Иванов и Георгий Адамович. Лева слушал их, слушал и вдруг спросил: «Где вы живете, дураки? " – «Няня, возьмите ребенка на руки "».

Потом о своей куцей сурковской книжке: «Выпускается только для того, чтобы все говорили: «Ахматова? Фи!»»

Потом:

«Еголину мои стихи показались непристойными»112.

3 сентября 56 Из сборника Ахматовой Сурков выкинул два стихотворения: «И упало каменное слово» (догадался?) и «Севморпуть». Нет, разумеется, о «Приговоре» не догадался, попросту – «мрачно». А почему «Севморпуть»? Надеюсь, потому, что стихотворение плохое[195].

Я была у Анны Андреевны третьего дня. Она просила Суркова устроить так, чтобы книга издавалась не в «Советском писателе», а в Гослите. Ему она сказала: «не могу спускаться с десятого этажа», а мне – «не хочу с Лесючевским»113.

Последние известия: приходили к ней какие-то девицы из ВОКСа, снимали ее и интервьюировали; к чему бы это?

На мой вопрос, что она сейчас читает, ответила:

– Второй том нового Блока, и сержусь…114 В Блоке жили два человека: один – гениальный поэт, провидец, пророк Исайя; другой – сын и племянник Бекетовых и Любин муж. «Тете нравится»… «Маме не нравится»… «Люба сказала»… А Люба была круглая дура. Почему Пушкин никогда не сообщал никому, что сказала Наталия Николаевна? Блок был в Париже и смотрел на город и на искусство глазами Любы и тети… Какой позор! О Матиссе, гении, когда тот приезжал в Россию, записал у себя в дневнике: «французик из Бордо»115.

Не понравилось ей стихотворение Пастернака в «Знамени».

– На июльском воздухе нынче далеко не уедешь, – сурово сказала она[196].

Прочитала мне свои стихи, посвященные Цветаевой. Я уже слышала их.

– Это мой долг перед Марининой памятью: мне она посвятила несметное множество стихотворений116.

14 сентябр я 56 Была у меня Анна Андреевна, встревоженная вестями о Борисе Леонидовиче. Какая-то отрицательная – внутренняя – рецензия на его роман за подписью двадцати человек! Что же теперь будет? Роман собирались срочно печатать здесь, потому что он вот-вот должен выйти в Италии. Если он здесь будет осужден, а там выйдет – скандал вспыхнет грандиозный.

Потом она прочитала мне два новые свои стихотворения: «Ты выдумал меня. Такой на свете нет» и еще одно, со строкой о Марсе[197]. Дивные, особенно первое. Прочла и начала меня поддразнивать:

– Они уже были написаны, когда я вас видела, но я не решилась вам прочесть. И никто мне ничего про них не говорит. Сказали бы хоть вы два слова – ведь вы умеете говорить о стихах.

– Скажу ровно два: великие стихи.

– Не хуже моих молодых?

– Лучше.

По дороге домой я думала о том, о чем не решилась ее спросить:

А мне в ту ночь приснился твой приезд…

– значит ли это, что заграничный господин снова приедет? и

О август мой, как мог ты весть такуюМне в годовщину страшную отдать! —

значит ли это, что стихи о приезде написаны в годовщину постановления? Ведь в августе не одна страшная годовщина[198].

17 сентября 5 6 Вчера на часок забегала к Анне Андреевне. Она рассказала мне о ВОКСе, о радио. Ее одолевают со всех сторон. С чего бы это? Начальство, видимо, желает продемонстрировать миру, что она жива, здорова и щебечет. Это беспокоит ее; но гораздо более – новомирская рецензия на роман Пастернака. Анна Андреевна, гений тревоги, мастер зловещих предчувствий, заразила своей тревогой и меня. Борис Леонидович на днях был у нее – она сама специально вызвала его к себе по телефону. Все дурные слухи полностью подтвердились. Рецензия действительно уничтожающая, под ней действительно стоят двадцать подписей и среди них Федина.

Так117.

Я спросила про Леву.

– Да, он звонил, он уже не женится. Ах, я вам не говорила, что он должен был жениться?

– В первый раз слышу. А вы рады, что не?

– Мне все равно. Когда парню 44 года – можно уже его делами не заниматься. От Левы я хочу только одного: чтобы он не был на каторге. И более ничего.

Анна Андреевна ехала к Марии Сергеевне. По дороге завезла меня домой.

19 сентября 56 Сердце болит неистово. Вчера, когда мы сидели в ардовской столовой втроем: Анна Андреевна, Тышлер и я, мне пришлось потихоньку принять нитроглицерин.

Анна Андреевна рассказала, какая будет о ней передача. Потом из комнаты принесла свой портрет – тышлеровский, ташкентский, сорок третьего года: хочет, чтобы этим портретом открывалась книга. Тышлер взглянул, припомнил, одобрил. (По-моему, тут Ахматова похожа на Анну Каренину: что-то роковое в лице, в спутанных волосах118.) Об обложке и заставках Анна Андреевна хочет просить Фаворского.

Сегодня, сейчас, я позвонила ей, чтобы спросить о радиопередаче. Еще не состоялась, но зато состоялся звонок Антокольского: мою любимую элегию, «Есть три эпохи у воспоминаний», редакция из альманаха хочет снять; по словам Антокольского, у них набралось «слишком много похоронного». «Дайте что-нибудь другое». – У меня ничего нет. «Тогда мы возьмем что-нибудь из напечатанного». – На это вы не имеете права[199].

Много у них такого, как же! Не знаю, как у них, а в русской поэзии маловато. А они швыряются: в «Октябре» Храпченко снял «Черную и прочную разлуку», «Вторую годовщину», «И время прочь, и пространство прочь», «Он прав – опять фонарь, аптека»…[200] Какие богатые: могут и без этого обойтись. Впрочем, им что – таким, как Храпченко – они без всего могут (кроме большой зарплаты).