Сыновья человека с каменным сердцем - Мор Йокаи

Он шумно вошел в зал, уже с порога приветствовал дам, затем пожал обеими руками протянутые ему ручки и. вполголоса обменявшись несколькими словами с баронессой, нашел глазами Енё, который стоял, прислонившись к стене в оконной нише, и молча наблюдал за разыгравшейся перед ним сценой.

Когда вновь прибывший гость подошел к дамам, Ридегвари тут же направился к Енё и с деланной приветливостью воскликнул:

– Сервус, мой дорогой! Как хорошо, что я тебя встретил. Мне надо серьезно и спешно поговорить с тобою, дело идет о твоей судьбе. Будь добр, ступай домой и жди меня у себя на квартире.

Енё нашел в себе силы возмутиться тем, с какой бесцеремонностью Ридегвари выпроваживал его.

– Я в вашем распоряжении, милостивый государь. Вам не придется утруждать себя поездкой ко мне. Теперь я живу здесь, в этом доме. Моя комната – на втором этаже, направо от лестницы.

– Вот как! Я этого не знал, – удивленно произнес Ридегвари. – Тогда подожди меня там несколько минут.

Господин Ридегвари снова подошел к дамам, а Енё, нехотя покинув зал, поднялся в ту комнатку, которую привык уже считать своей.

Когда он несколько часов назад покидал эту комнату, ее четыре стены еще заключали в себе и ад и рай, причудливо сливавшиеся друг с другом; любовный восторг перемежался приступами ужаса. Счастье и боязнь смерти, желание обладать любимой и ожидание гибели поочередно владели его воспаленным воображением. Теперь всему разом пришел конец. Нет больше ни ада, ни рая. Есть серая жизнь, повседневная действительность.

О чем, собственно, собирается говорить с ним этот человек с квадратным лицом?

Нет, сколько ни гадай – не угадаешь, бесполезно.

А все-таки любопытно.

Долго же заставляет он себя ждать!

Пока Енё с нетерпением ждал, когда же раздастся наконец звук тяжелых шагов, до него донесся вдруг шорох шелкового платья. Дверь неслышно отворилась, и Енё увидел входящую Альфонсину.

В первую минуту он подумал, что ее привела сюда любовь.

Ведь Альфонсина пришла одна, сбежав от гостей.

В ее взгляде он прочел смятение и тревогу: Альфонсина, видно, с трудом решилась на этот визит. Прямо с порога, без колебаний, она бросилась на грудь Енё, обвила его шею руками и дрожащим от волнения голосом пролепетала:

– Друг мой! Нас хотят разлучить!

– Кто? – вскричал Енё, ошеломленный неожиданным приходом Альфонсины, ее объятиями и словами.

– Они! Они! – выдохнула девушка и принялась рыдать, судорожно сжимая пальцами плечи Енё.

Беспокойство юноши возрастало.

– Ради бога, Альфонсина, будьте осторожны. С минуты на минуту сюда придет Ридегвари. Если он увидит вас здесь!..

Бедный, славный мальчик! Он больше заботился о добром имени своей любимой, чем о самом себе.

– Он не придет! – поспешила сообщить ему Альфонсина. – Они разговаривают с мамой там внизу. Они решили, что вам надо немедленно перебраться на свою квартиру. Больше вы здесь оставаться не можете. О, я знаю, что это конец. Нас хотят разлучить навеки!

В голове у Енё все помутилось, он потерял самообладание и не мог произнести ни слова.

Между тем Альфонсина говорила все более страстна и пылко:

– Но я не позволю разлучить нас. Я твоя, твоя навеки: в жизни и в смерти. Я твоя жена, твоя любовь, я принадлежу тебе. Я готова молиться за тебя, готова умереть за тебя. Я предназначена тебе.

Эти страстные слова она скрепляла печатью безумных поцелуев: было видно, что она хочет забыть все вокруг и слить свое дыхание с дыханием любимого. Лицо ее пылало, в глазах сверкал адский огонь. Она одновременно плакала и смеялась, и все тело ее судорожно вздрагивало, когда к ней прикасалась рука возлюбленного. Юношу одурманил этот страстный порыв. Енё походил на того заклинателя духов из «Тысячи и одной ночи», которого вызванная им фея, поднимаясь обрат» но к облакам, увлекает за собой.

Он упал К ногам Альфонсины и страстно сжал ее колени. Он совершенно потерял голову.

Тогда Альфонсина внезапно оттолкнула его от себя и с испугом воскликнула:

– Во имя бога, Енё! Сохраните хоть вы рассудок, вы же видите, я совсем потеряла голову! Кто 5к будет защищать меня, если не вы?

И, закрыв лицо руками, она горько зарыдала, между тем как Енё ползал на коленях у ее ног и униженно просил прощения за свою вину; исступленно целуя ей руки, он молил забыть о его порыве.

В ответ на это умиленная Альфонсина подняла его; прижав руки к груди и глубоко вздохнув, она подавила волнение и, воздев к небу полные слез глаза, торжественно произнесла:

– Клянусь тебе, мой любимый, мой друг, моя жизнь, я буду твоей либо умру! Нет такой силы на свете, что могла бы разлучить нас. Ради тебя я готова отречься от родных и даже от веры. Я отрекусь даже от матери, если она встанет на нашем пути! Ради тебя я готова скитаться, стать нищенкой, изгнанницей. Я пойду на все, лишь бы разделить с тобой твою судьбу и в жизни и в смерти!

Эта страстная клятва потрясла Енё, и он лишился остатка разума. Ему тоже захотелось дать клятву.

Но Альфонсина прикрыла ему рот своей нежной маленькой ручкой.

– Молчи! Не клянись! Ведь я – в твоем сердце. Ты – мужчина и должен действовать, а не клясться.

Она снова горячо сжала его руку и выпорхнула из комнаты.

В дверях она обернулась и, показав свое разгоряченное лицо, подарила его невыразимо обворожительной, сияющей улыбкой. Затем, приложив палец к своим пленительным устам, послала воздушный поцелуй.

И исчезла.

Енё долго не мог прийти в себя от изумления. Мысли его путались.

Явь это или наваждение?

Ее поцелуи и сейчас еще горят на его губах, от ее слез еще влажна его грудь, слова еще звучат в ушах, улыбка сияет перед глазами; любовь Альфонсины, ее самозабвение, ее доверие к нему, стремительный взлет – > из адской бездны страсти к холодным звездным высотам целомудрия – что это: явь или наваждение?

Ни то ни другое! Просто – комедия.

Несчастный, доверчивый юноша!

Ты – жалкая игрушка в руках искусных комедиантов! Ставка в страшной, кровавой игре!

Покинув Енё, Альфонсина не спешила возвратиться в зал, где Ридегвари продолжал беседу с баронессой, а направилась в комнату своей камеристки.

Мадемуазель Бетти сообщила, что сестра Ремигия ждет ее в спальной. Она хочет поговорить с барышней, прежде чем пройти к баронессе.

Альфонсина смыла следы слез. Мадемуазель Бетти с помощью косметических средств помогла ей придать бледность лицу, и только тогда Альфонсина вышла к монахине.

Разговор у них был короткий.

– Палвиц здесь? – спросила Альфонсина.

– Сегодня вернулся, – ответила сестра. – Зря только охотился за Барадлаи, все же упустил его.

– Он прислал ответ на мое письмо?

– Да.

И сестра Ремигия, передав письмо, вышла в коридор и направилась в зал к баронессе.

Альфонсина осталась одна в спальне.

Она закрыла дверь, чтобы никто не вошел.

Присев к столу, она вскрыла конверт и прочла:

«Моя госпожа!

Если вы сможете вернуть то, чем пренебрегли, то найдете то, что потеряли.

Отто Палвиц».

Сейчас Альфонсине уже не потребовалась пудра, чтобы выглядеть бледной: ее рука, в которой было зажато письмо, бессильно упала на стол, голова откинулась назад на спинку кресла, листок бумаги дрожал в ее пальцах.

Неподвижным взглядом она смотрела прямо перед собой, завороженно уставившись на огонь.

Лампа была под фарфоровым абажуром, разрисованным привычным сюжетом: ангел взлетал в небо, прижимая к груди спящего младенца.

Альфонсина пристально, не отрывая глаз, глядела на просвечивающий бледный силуэт ангела с ребенком, словно пытаясь угадать: долетит ли он до неба?…

Дождавшись ухода последнего гостя, Енё поспешил к баронессе.

Она была одна в своем будуаре.

– Баронесса, – обратился он к ней, – за сегодняшний день произошло много изменений. Позвольте мне, однако, верить, что одно осталось неизменным, – я имею в виду отношения, которые сложились на ваших глазах между Альфонсиной и мной. Я смотрю на эти отношения, как на краеугольный камень моей жизни. Прошу вас, баронесса, соблаговолите сказать мне, изменилось ли что-нибудь со вчерашнего дня.

Антуанетту отнюдь не рассердило это откровенное заявление Енё; напротив, она была скорее приятно поражена его мужественным поведением.

– Дорогой господин Барадлаи, вам хорошо известно, как мы вас любим. В этом смысле у нас не произошло и не произойдет никаких изменений. Моя дочь искренне к вам привязана и ни о ком другом не помышляет. Что касается меня, то я сочла бы за честь породниться с семьей Барадлаи. Против этого ни у кого нет никаких возражений. Однако поворот событий действительно принес с собой нечто новое, о чем вас следует поставить в известность. Дело заключается в том, мой милый, что вы… Не догадываетесь?

– Не имею представления, что вы хотите сказать?

– Нет?… Гм… Какое вы сейчас занимаете положение?

– Я?… Никакого.