Изобретение империи: языки и практики - Марина Могильнер

Бурятская интеллигенция на протяжении 1917–1922 годов выступала за осуществление идеи соединения этничности и государственности. Действуя в рамках примордиалистской парадигмы, она концептуализировала и пыталась реализовать идею политической этнонации [651] . Планировавшаяся ею автономия должна была обладать достаточно широкими правами в экономической и политической сферах и основываться при этом на чисто этническом принципе организации. То есть предполагалось, что автономия объединит исключительно бурятское население; этническая идентичность, базировавшаяся на культурной тождественности, выступала при этом достаточным основанием для претензий на собственную государственность. Фактически, националистически настроенная интеллигенция пыталась консолидировать весь бурятский этнос в рамках единой политически институционализированной территории. Наиболее последовательно этот проект начал реализовываться в процессе образования Бурят-Монгольской автономной области Дальне-Восточной Республики [652] .

Бурятские большевики, находясь на позициях классового интернационализма и экономического детерминизма, активно выступали против планов националистов [653] . Собственный проект национально-государственного строительства они начали осуществлять при образовании Бурят-Монгольской автономной области РСФСР [654] , а продолжили и завершили в ходе объединения двух автономных областей и создания Бурят-Монгольской АССР [655] . Соответственно, создание автономной республики интерпретировалось большевиками в контексте общего политического курса, осуществляемого коммунистическими лидерами, которые «руководствовались в первую очередь классовыми интересами и находились под влиянием утопической теории „мировой революции“» [656] . Для большевиков достижение национальной автономии было средством популяризации среди бурят ценностей коммунистической идеологии: «…Перед нами, перед группой бурят-коммунистов (большевиков), – утверждала М.М. Сахьянова, – стоит задача большой важности, задача борьбы не только за власть Советов, но и за III Интернационал, ибо победа трудящихся возможна только в мировом масштабе, не заключенная в национальные рамки. Мы, коммунисты – революционная партия рабочих без различия национальностей, не возводим нацию в принцип ценности, которую необходимо сохранять» [657] . В соответствии со своими принципами бурятские большевики практиковали создание смешанных в этническом отношении органов власти. Возражая своим оппонентам, выступавшим за создание обособленных от других национальностей бурятских административных органов, они считали необходимым «образовывать смешанные уездные, губернские Советы рабочих, крестьянских и бурятских депутатов» [658] . По словам М.М. Сахьяновой, бурятские коммунисты «националистическим идеям противопоставляли марксистско-ленинские идеи пролетарского интернационализма, идеи классовой солидарности и единства действий бурятских трудящихся масс с русскими рабочими и крестьянами в борьбе за советскую власть» [659] .

Как бы то ни было, к концу 1923 года буряты обрели, наконец, собственную государственную автономию. При этом большевикам удалось овладеть национально-автономистским движением бурят и реализовать свою концепцию автономного строительства, вследствие чего образованная республика стала представлять собой не этнополитическую (как на то рассчитывали националисты), а территориально-политическую общность. Действительно, Бурят-Монгольская автономия представляла собой целостную территорию (за исключением Аларского аймака на западе и Агинского – на востоке, которые были оторваны от основного территориального массива республики), что было достигнуто путем «включения в бурятские аймаки русского населения, вкрапленного среди бурятских улусов…» [660] . Бурятское население республики составило при этом 56,3 %, а русское – 43,7 % [661] .

Административное управление в республике осуществлялось в соответствии с «Положением о государственном устройстве БМ АССР», которое, фактически, играло роль конституции. Анализ этого документа позволяет заключить, что коммунисты рассчитывали использовать административно-политические структуры автономии вовсе не для «сохранения и развития» этнокультурной специфики бурят, а для достижения своих идеологических целей. Согласно «Положению о государственном устройстве БМ АССР», для управления делами республики было учреждено 9 народных комиссариатов. При этом утверждалось, что «иностранные дела и внешняя торговля остаются всецело в ведении Наркоминдела и Наркомвнешторга СССР» [662] . Бурят-Монгольский военный комиссариат, созданный для управления военными делами, был «непосредственно подчинен ближайшему окружному военному комиссариату» [663] . Управленческие структуры транспорта и связи организовывались «распоряжением народных комиссаров путей сообщения и НКПочтель СССР» [664] и, таким образом, также находились под контролем центра.

Как указывалось в «Положении…», «в целях сохранения единства финансовой и хозяйственной политики РСФСР народные комиссариаты БМАССР финансов, труда и рабоче-крестьянской инспекции остаются в непосредственном подчинении одноименных народных комиссариатов РСФСР…» [665] . Очень характерная оговорка, позволяющая заключить, что при осуществлении экономической деятельности управленческие структуры республики исходили вовсе не из «национальной специфики» хозяйственной деятельности бурятского народа, а из стремления (или указания) «сохранять единство финансовой и хозяйственной политики РСФСР». Явно выраженное стремление к экономической централизации было не случайным. Как отмечает Н. Барон, «создание унифицированного экономического пространства с рациональным разделением труда, разумеется, имело мощный имперский подтекст » [666] .

Автономными объявлялись народные комиссариаты внутренних дел, юстиции, просвещения, здравоохранения и земледелия. Однако и они были ответственны не только перед ЦИКом и Совнаркомом БМ АССР, но и перед Всероссийским ЦИКом [667] . Кроме того, при Народном комиссариате внутренних дел создавался «орган уполномоченного ГПУ РСФСР» [668] . Специфика Государственного политического управления, как известно, заключалась в том, что уже на самых ранних порах существования советского государства этот орган устанавливал жесткий политический контроль над системой органов правопорядка (следствием, судом и прокуратурой). Таким образом, говорить о действительно автономных комиссариатах внутренних дел и юстиции также не приходится. Относительно Наркомюста республики необходимо также добавить, что он действовал исключительно в правовом поле законодательства РСФСР, следовательно, можно говорить о том, что одно из важнейших требований националистов – об установлении среди бурят «национального» суда, базирующегося на традиционном праве, – фактически не было выполнено.

Определенной степенью автономности обладали только Наркомздрав и Наркомпрос республики. Но, ввиду финансового кризиса, и они находились под контролем центра. Так, на I съезде Советов БМ АССР было отмечено, что «тяжелое финансовое положение республики не позволяет поставить дело народного образования надлежащим образом. Правительство РСФСР… взяло на свое содержание аппарат Наркомпроса» [669] . В то же время в силу того, что Наркомпрос БМ АССР все же имел некоторую самостоятельность, то, как будет показано далее, именно через просвещение национальная интеллигенция попытается уже в условиях советской власти осуществлять процесс конструирования бурятской нации.

Итак, подчеркнем еще раз две важные детали: во-первых, Бурят-Монгольская республика с самого начала конституировалась как полиэтническое образование, и, во-вторых, она являлась иерархической единицей, жестко подчиненной в административном смысле политическому центру. В общесоветском контексте это действительно означало, что большевики предпринимали «положительные действия для создания советских интернациональных наций (наций по форме, не по содержанию), которые бы в перспективе приняли модель унитарного централизованного советского государства» [670] .

Несмотря на это, официальная бурятская власть расценивала образование БМ АССР как акт «формального и фактического завершения стремлений бурятского народа к национальному самоопределению» [671] . Эта позиция была озвучена лидером бурятских коммунистов М.Н. Ербановым: «создание Бурреспублики есть фактическое осуществление основных требований бурят-монгольского народа, как в области политической, так и хозяйственной самостоятельности» [672] . Однако созданная автономия в административном, экономическом и политическом отношениях не реализовывала тех претензий, которые лежали в основе примордиалистского националистического проекта. В самом деле, большевики рассматривали автономную республику в первую очередь как канал интеграции бурят в систему советского общества, которое, в свою очередь, конструировалось в контексте революционной марксистско-ленинской парадигмы. Как отмечает по этому поводу Т. Мартин, «…партия могла вывести национальные движения за пределы примордиалистского буржуазного национализма к советскому интернациональному национализму» [673] . Иными словами, в терминах революционного марксизма и через понятие интернационализма бурятские большевики вплотную подошли к созданию идеологического конструкта «советский народ». Характерно в этом отношении обращение Бурнарревкома (временный верховный орган управления БМ АССР) к бурятскому народу: «Трудящиеся массы Бурреспублики, – подчеркивается в нем, – должны самым тесным образом связаться с рабоче-крестьянской массой и правительством РСФСР в деле восстановления и укрепления своего хозяйства и защиты своих классовых интересов» [674] .