Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Учитывая вторую причину, миграция их была, разумеется, спровоцирована политическими обстоятельствами – другими словами, страхом, – что, как правило, и заставляет большие, смешанные группы людей пускаться в путь: 250 тысяч человек за один месяц в 1994 году в Руанде, больше миллиона за другой. Учитывая сильную политическую мотивацию, масштаб миграции готов в 376 году – это не проблема. Однако их образ действий расходится с современными аналогами в высокой степени организованности, продемонстрированной по меньшей мере тремя крупными скоплениями готов. Это вовсе не отрицает того факта (скорее напротив), что к северу от Дуная хватало беспорядков и хаоса, однако в конечном счете перед римлянами предстали три вполне организованных объединения – обе части расколовшегося племени тервингов и грейтунги. Вот что отличает их от современных примеров. Будем ли мы говорить о Центральной Европе в конце Второй мировой войны или о Руанде и Косове, толпы политических беженцев везде представляли собой одно и то же – многочисленные неорганизованные потоки людей, спасающих свою жизнь. Если мигранты оказывались в лагерях, нередко вскоре появлялись лидеры и определенный уровень организации, но современный мир не знает примеров упорядоченной эвакуации, описанной Аммианом. Стоит ли ему верить?

Я считаю, что стоит. Наблюдаемые контрасты между событиями 376 года и современными примерами массовой миграции обретают смысл, если их рассматривать в контексте соответствующей эпохи. Часть объяснения кажущейся странности тех событий заключается, к примеру, в самой природе угрозы со стороны гуннов, с которой готы столкнулись в 376 году. Вестготов, как правило, изображают в современных исследованиях напуганными беженцами, отчаянно бегущими от орды гуннов, мчащихся по их следу. Более ранние историки дают множество оснований для такой точки зрения, поскольку окружают появление готов на Дунае аурой паники и поражения. Достаточно привести слова Зосима, которые прекрасно выражают основную идею большинства других: «Налетая, бросаясь, своевременно отступая и стреляя со спин своих коней, [гунны] учиняли страшную резню. Поступая так, со временем они довели готов до такого разорения, что выжившие покинули свои дома, оставив их гуннам, и бежали к дальнему берегу Дуная, где молили императора принять их»[175].

Однако подробности, переданные нам Аммианом, рисуют совершенно иную картину. Гунны сначала напали на аланов, ираноязычных кочевников, живших к востоку от готов за рекой Дон. Присоединив к себе часть аланов, гунны вторглись в земли грейтунгов. После долгой борьбы и гибели в бою двух предводителей племени – Эрманариха и Витимера – племя приняло решение отступить на запад. Это привело их на территории, занимаемые союзом тервингов. Затем предводитель вестготов Атанарих двинулся к Днестру, вне всякого сомнения встревоженный в равной степени сообщениями о нападениях гуннов и тем фактом, что у его границ обосновалось многочисленное племя пришлых готов. Внезапный набег гуннов вынудил его отступить к Карпатским горам, где он предпринял попытку создать линию обороны и отстоять свои владения. Изложенные Аммианом сведения не слишком точны с географической точки зрения, однако по ним можно заключить, что в основу оборонительного рубежа Атанариха легли заброшенные римские укрепления, некогда используемые для защиты старой римской Дакии к северу от Дуная (лат. limes transalutanus). Однако последующие набеги гуннов подорвали веру тервингов в мудрость Атанариха и заставили «большинство» из них покинуть своего предводителя и обратиться с просьбой о предоставлении убежища к Римской империи. В этом предприятии к ним присоединились продолжавшие отступать грейтунги, которые, похоже, заимствовали эту идею у тервингов[176].

Как долго происходили эти события? Атака гуннов на готов обычно описывается как «внезапная», и, открыто или косвенно, все, что за ней последовало, укладывается во временные рамки года или чуть более того. Однако некоторые детали повествования предполагают иное. Из двух предводителей грейтунгов Эрманарих боролся с гуннами «долгое время» (лат. diu), а Витимер – «некоторое время» (лат. aliquantisper), и сопротивление это включало в себя «многие мероприятия» (лат. multas clades).

Это неопределенные временные индикаторы, однако «долгая» борьба скорее исчисляется годами, а не месяцами. Более того, гунны вовсе не шли по следам готов, даже когда последние добрались до Дуная, ведь германцы терпеливо ждали у реки, отправив посольство к императору Валенту, чтобы лично у него попросить убежища. Однако Валент в то время был в полутора тысячах километров от них, в Антиохии, и посольству на дорогу понадобилось не меньше месяца. Ничто из этого не заставляет нас думать, будто многочисленные гунны сновали близ Дуная в 376 году, даже несмотря на то что тервинги не так давно пережили два серьезных нападения с их стороны. Это умозаключение находит подтверждение в последующих событиях, которые показывают, что большинство гуннов еще долго находились к северо-востоку от Черного моря – вплоть до 400 года. В современных реконструкциях чаще всего прослеживается представление о том, что кочевники зашли на запад до самых Карпат и дальше уже в 376 году или чуть позже. Однако в 395 году, когда гунны совершили первый масштабный набег на Римскую империю, они перешли Кавказские горы, а не реку Дунай. Это обстоятельство рассматривалось как хитрая уловка – якобы гунны прогнали своих лошадей за несколько тысяч километров по северным берегам Черного моря от лагерей близ Дуная – но это же абсурд. Лошади и люди были бы вымотаны подобным переходом задолго до нападения. На самом деле этот набег показывает, что в 395 году большинство гуннов по-прежнему обитали далеко к востоку от Карпат, возможно в регионе между Волгой и Доном (см. карту 7). Это подтверждается и другими обстоятельствами, в частности тем, что большинство готов (помимо тервингов и грейтунгов в 376 году) и другие народы, не принадлежащие к гуннам, составляли основную оппозицию Римской империи вдоль границы по нижнему течению Дуная вплоть до 386 года, то есть в течение еще десяти лет после эмиграции этих двух племен – а возможно, и еще дольше[177]. Хотя гунны, вне всякого сомнения, начали форменную революцию к северу от Черного моря, которая вылилась прежде всего в прибытие готов на Дунай в 376 году, сами кочевники еще не зашли так далеко на запад. Другими словами, тервингов вовсе не подгоняли полчища гуннов и град стрел; у них была возможность спланировать и принять ответные меры куда более спокойно и рационально, чем принято считать[178].

Но даже если у тервингов было время организовать эвакуацию, описанную Аммианом, можно ли считать, что именно так они и поступили? Это бы подразумевало, что в племени существовала правящая верхушка, обладавшая достаточным влиянием и авторитетом, чтобы принять и претворить в жизнь подобный план, – что, в свою очередь, поднимает вопрос о политическом строе готов и силе их групповой идентичности. Тот факт, что предводители тервингов могли принимать важные решения, очевиден и по другим примерам. Как мы видели во второй главе, союз племени поддерживал единую политику по отношению к Римскому государству, особенно в том, что касается степени подчиненности, которую они как клиенты готовы были стерпеть. Дошло даже до смелой политики организованного преследования готов-христиан, поскольку новая религия ассоциировалась с навязыванием культурного превосходства империи. Следовательно, нет ничего неправдоподобного в предположении о том, что тервинги могли обладать достаточно сильной идентичностью, чтобы коллективно принять меры в ответ на новую угрозу со стороны гуннов.

Как и кем именно принимались подобные решения, зависит от распространения социальной власти в готском обществе в данную эпоху, прежде всего от степени социальной стратификации и строгости границ между слоями общества. Эти обстоятельства определяли бы, кто и каким способом имел право участвовать в принятии решений. На вершине социальной лестницы стояли предводители вроде Атанариха, Алавива и Фритигерна, которых наши источники называли «судьями» и «королями», и они бы могли проводить свою политику, но, как мы видели в главе 2, более широкий класс (свободных?) мог наложить коллективное вето на предложения своих вождей, а значит, тоже играл пассивную роль в процессе. Некоторые моменты в повествовании Аммиана подтверждают этот тезис. Так, решение войти в Римскую империю было принято далеко не сразу. Как пишет Аммиан, «diuque deliberans», то есть они «долго размышляли». И я подозреваю, что обсуждение было весьма жарким. Точно так же, уже к югу от Дуная, новый предводитель тервингов неоднократно предстает в источниках «увещевающим» и «убеждающим» своих людей согласиться с теми или иными свои решениями, а не просто отдающим приказы[179].