Записки библиофила. Почему книги имеют власть над нами - Эмма Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Развивая свою тему, О’Брайен предложил разные уровни обслуживания, от простейшего - «обработка» каждого тома, загибание уголков на четырех листах каждой книги, оставленный между страницами трамвайный билет или гардеробный номерок - до самого эксклюзивного «Traitement Superbe», который выполняет только «главный мастер обработки». На промежуточных уровнях обслуживания в книги вставляются шикарные закладки, всяческие открытки, подписанные на память, сажают пятна от «кофе, чая, крепкого пива или виски». Обслуживание по четвертому классу подразумевает подчеркивание «высококачественными красными чернилами», некоторое количество заметок на полях, которые можно выбрать из предложенного списка: от краткого и сильного «Ерунда!» до наукообразного «Да, но см. Гомер, Од., п. III, ст. 151», оставленные между страницами письма, оформленные «под старые» и, наконец, «ненастоящие благодарственные или дарственные надписи от авторов книг». Колонка в следующем номере сообщала о громадном успехе предложенной схемы и шутливо сожалела, что некоторые обработчики не с должным вниманием отнеслись к мелочам, которых могли ожидать клиенты. «На книги безжалостно набрасывались со стилетами, кинжалами, кастетами, топорами, обрезиненными трубами, ножами для чистки картофеля и прочими средствами уничтожения, известными в преступном мире». Один новичок в этом деле попробовал «натаскать терьеров, чтобы они потрепали книгу, как крысу», не понимая, что следы от зубов на обложке книги еще не доказывают, что владелец читал ее. Трудно придумать более наглядный пример ложного доказательства пользования книгой, как эти следы.
А ведь люди оставляют на книгах свои следы, даже становятся их материалом. Это не просто свидетельства предыдущих жизней в надписях на книгах из магазина старых книг (глава 3) и даже не просто пятна от виски, предложенные ушлыми обработчиками О’Брайена, и это подтверждают научные исследования. Историк искусства Кэтрин Руди проанализировала множество старинных служебников, при помощи денситометра (плотномера) замеряя темноту пергамена или поверхности бумаги, чтобы обнаружить пыль и прочие признаки пользования. Особое внимание она обращала на те места книг, которые священник целовал по ходу службы, «выявляя на странице следы его губ, носа и лба». Ее исследования часословов и прочих средневековых сборников религиозных текстов показывают, что молитвы с просьбами об индульгенциях (сокращении времени пребывания души за грехи в Чистилище) читались гораздо чаще других. Проанализировав следы загрязнения и прочие признаки использования молитвенника начала XVI века, хранящегося сейчас в Гааге, Руди делает вывод, что его первых читателей гораздо сильнее интересовало получение индульгенций, чем святые; на основании анализа молитвенника конца XV века она заключает, что его владельца пугала чума (потому что чаще всего прочитывались страницы с молитвами святым Себастьяну и Адриану, которые считались защитниками от бубонной чумы), а не зубная боль (страницы с молитвами соответствующей святой, Аполлинии, остались совершенно чистыми). Точно такова же и моя кулинарная книга, где страницы с любимыми рецептами испещрены пятнами, а со сложными рецептами, особенно десертами (я бы не возражала, чтобы кто-нибудь мне их приготовил), так и остались нетронутыми. Но следы на этих страницах могут оставить в веках совершенно неверные сообщения: какая-нибудь Руди будущих веков, глядя на мою полку с кулинарными книгами, может предположить, что я горячая поклонница всяческих блюд из баранины, предложенных Клаудией Роден, и терпеть не могу сладкого.
Когда мы читаем книгу, то оставляем на ее страницах тысячи микроскопических частиц своей ДНК. В желобках на разворотах книжных страниц полно биологического материала: книга накапливает и хранит самые настоящие следы своих читателей. В каждой книге есть миниатюрная, некаталогизированная, но тщательно сохраненная библиотека тех, кто брал ее в руки. Исследуя протеины при помощи масс-спектрометра и технологии протеомного анализа, Пьер Джорджо Ригетти и Глеб Зильберштейн обнаружили на архивных книгах следы человеческого пота и заболеваний. Подобная же прикладная технология помогла выявить так называемые эндогамные ДНК (от животных, с которых получали кожу для пергамена) и экзогамные ДНК (следы читателей и других пользователей) в Евангелии из Йорка, датируемом X веком. Микрофлора, сохранившаяся на страницах, сообщает нам о контакте с человеческой кожей, микробах из носа и рта и тоже показывает, какие следы оставил на этой книге ее благочестивый обладатель. В рамках проекта «Операция “Пыльный ком”» (Operation Dustbunny) Шекспировская библиотека Фолджера взяла мазок с разворота Библии 1637 года и обнаружила ДНК страдавшего от угрей жителя Северной Европы. Старые книги сейчас изучаются на наличие в них следов читательских ДНК, которые могли быть предтечами современных медицинских проблем, например непереносимости антибиотиков. Эти научные технологии, примененные к книгам и архивам, помогают открыть незримые следы контакта книги и человека. Книги регистрируют нас самыми разными способами, забирая жизнь своих читателей.
Эту взаимосвязь восприняла и сделала буквальной особенно отвратительная разновидность книг. Их переплеты сделаны из человеческой кожи и потому называются антроподермическими. Об их существовании известно давно, и такие книги играют огромную роль в жанре «литературы ужасов» или научной фантастики, связанном с именем Хауарда Филлипса Лавкрафта, в рассказе которого «Пес» (The Hound) наряду со всем известным Некрономиконом, придуманной автором книгой колдовских заговоров, упоминается и тайная подборка книг с обложками из «дубленой человеческой кожи». В такой категории книг всегда присутствует изрядная доля варварской фантазии, но вообще-то антроподермические переплеты вполне реальны, что доказал недавний анализ ДНК. Это жутковатые объекты, в том числе и потому, что наводят на мысль о том, что этически Homo sapiens не так уж отличается от прочих животных, шкуры которых традиционно идут на переплеты. И на вид, и на ощупь человеческая кожа очень похожа на телячью, свиную и козью. Мало того, нередко связь между человеческой кожей на переплете и содержанием книги имеет некое моральное или символическое значение. Один из сборников маркиза де Сада был, по слухам, переплетен в кожу с женской груди (эротика -один из тех жанров, которые чаще всего ассоциируют с антроподермией). Изданную в XIX веке серию гравюр Ганса Гольбейна «Пляска смерти» немецкие переплетчики Зайенсдорфы облачили в человеческую кожу, но так как ее качество было, как они выразились, «очень низким», то на переднюю сторонку обложки пошла «более мягкая», а на заднюю - «грубая, необработанная». Запись в библиотечном каталоге Брауновского университета гласит: «Настоящий
