Моникины - Джеймс Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то время, как я втихомолку делал эти наблюдения, в дальней части зала раздался возглас пажа:
— Дорогу его королевскому высочеству, наследному принцу Великобритании!
Толпа расступилась, и в образовавшемся проходе появился юный мошенник Боб. Основу его туалета составлял костюм поваренка, но остальное более соответствовало его мнимому сану. Британский флаг был переброшен через плечо, как мантия, и концы его поддерживали кок и стюард (оба негра) с «Моржа», одетые аллигаторами. Хвост кенгуру был прилажен таким образом, что вызвал явную зависть в душе мистера Пока.
— Установка его, — шепнул капитан, — делает честь щенку. Вид такой естественный, как у самого лучшего парика. А кроме ватерштага, еще две оттяжки, которые действуют наподобие брасиков шлюпочного румпеля. Зажал их в кулаках и может класть хвост «на штирборт и на бакборт, точно руль».
Я точно повторяю слова капитана и от души надеюсь, что это описание будет понятно читателям.
Боб, по-видимому, прекрасно понимал выгоды такого приспособления. Во всяком случае, остановившись в нашем конце зала, он принялся размахивать своим хвостом вправо и влево, к большой и очень заметной зависти судьи Друга Нации, свидетельствовавшей о большой сноровке юного мошенника, поскольку послу республики по самому его положению полагалось питать презрение ко всякой придворной мишуре. Но тут я заметил, что глаза капитана пылают огнем. И когда наглец юнга дошел в своей дерзости до того, что повернулся к своему начальнику спиной и стал вертеть хвостом под самым его носом, этого человеческая природа вынести уже не могла. Правая нога лорда верховного адмирала медленно, с осторожностью кошки перед прыжком, отодвинулась назад, а затем была выброшена вперед так стремительно, что наследный принц буквально взлетел на воздух.
Королевское самообладание Боба не помешало ему испустить крик изумления и боли, и несколько придворных невольно бросились ему на помощь, ибо придворные всегда невольно бегут на помощь принцам. Не менее десятка дам, проявляя самое заботливое участие, предложили свои флаконы с нюхательной солью. Во избежание неприятных последствий я поспешил объяснить, что в Великобритании принято колотить и пинать всю королевскую семью, и, таким образом, это не более как обычная дань уважения принцу. В подтверждение своих слов я также постарался весьма ощутительно воздать честь молодому негодяю. Зная, что обычаи в разных странах разные, моникины стали наперебой выражать таким же образом свое уважение королевскому отпрыску. Кок и стюард, чтобы развлечься, последовали общему примеру. Этого Боб никак не мог вынести и собирался уже ретироваться, но тут появился церемониймейстер и пригласил его к королю.
Читатель не должен заблуждаться относительно почестей, оказанных воображаемому наследному принцу, и предполагать, будто двор Высокопрыгии питал особое уважение ко двору Великобритании. Тут просто действовал тот же принцип, следуя которому наш ученый монарх, король Яков I, отказался принять при дворе прелестную краснокожую принцессу Покахонтас из Виргинии, потому что она унизила королевское достоинство, выйдя замуж за подданного. Честь оказывалась касте, а не данному лицу или его нации.
Однако, чем бы ни объяснялись его привилегии, Боб был рад сменить общество капитана Пока (который достаточно ясно пригрозил на станингтонском диалекте оторвать ему хвост) на общество их величеств. Несколько минут спустя двери распахнулись, и все мы вошли в королевские покои.
Этикет двора Высокопрыгии во многих существенных особенностях отличается от этикета других дворов моникинской области. Ни король, ни его августейшая супруга не показываются никому в стране. На этот раз в противоположных концах парадной гостиной были поставлены два трона, плотно задернутые занавесками из алого атласа, скрывавшими все, что было за ними. На нижней ступени одного трона стоял камергер, а на нижней ступени другого фрейлина, и они не только говорили за августейшую чету, но и делали все, что якобы делали их повелители. Читателю следует помнить, что все слова и поступки, которые будут далее приписываться королю или королеве, в действительности выполнялись указанными заместителями, и что я ни тогда ни позже не имел чести встретиться лицом к лицу с их величествами.
Сам король — только предмет выражения верноподданнических чувств, так как вся власть принадлежит его старшему кузену, и отношение к нему носит бескорыстный сентиментальный характер. Король — глава церкви, хотя в чисто светском смысле, и поэтому все епископы и прочие духовные лица преклонили колена и прочли молитву. Я заметил, что так же поступили и все представители закона, но так как они никогда не молятся, мне оставалось предположить, что они просто просили о повышении. Дальше потянулась длинная цепь офицеров армии и флота, по-военному целовавших августейшую лапку. Затем потянулись гражданские лица, и, наконец, настал наш черед.
— Имею честь представить вашему величеству лорда верховного адмирала Великобритании, — произнес судья Друг Нации, который отказался от своего права представиться раньше нас и любезно взял на себя эту обязанность, хотя по рассмотрении всех относящихся сюда правил и было решено, что люди ни в чем не должны иметь при дворе преимущества перед моникинами. За исключением, разумеется, лиц королевской крови, как в данном случае для принца Боба.
— Я рад видеть вас при моем дворе, адмирал Пок, — вежливо ответил король, со свойственным высоким особам тактом упомянув имя представляемого к несказанному удивлению старого охотника на котиков.
— Король!
— Что вы хотели сказать? — милостиво осведомился король, немного растерявшись из-за такой формы обращения.
— Я просто не мог сдержать свое удивление перед вашей памятью, мистер король; ведь она позволила вам вспомнить имя, которого вы, вероятно, никогда и не слыхали.
Его слова вызвали вокруг большое и совершенно непонятное для меня смятение. Оказалось, что капитан нечаянно нарушил два важнейших правила этикета. Он признался, что испытал в присутствии короля столь грубое чувство, как удивление, и намекнул, что его величество обладает памятью—качеством ума, которое, поскольку оно могло бы оказаться опасным для свобод Высокопрыгии, давно уже передано в ведение соответствующего министра, а потому приписывание его королю приравнивалось к государственной измене. По основному закону страны старший двоюродный брат короля мог иметь какую угодно память, причем не одну, и употреблять их или злоупотреблять ими в личных и общественных делах, как ему заблагорассудится. Однако в высшей степени антиконституционно и непарламентарно, а следовательно, и крайне невоспитанно намекать, хотя бы самым косвенным образом, на то, что у самого короля есть память, воля, решимость, желание, намерение, короче говоря — какое бы то ни было свойство души, за исключением «королевского соизволения». Говорить о «королевском соизволении» вполне конституционно и парламентарно, лишь бы это подтверждало, что оно всецело зависит от усмотрения старшего двоюродного брата короля.
Когда мистеру Поку объявили о проступке, он проявил должное раскаяние. Окончательное решение вопроса было отложено до того времени, когда судьи выскажутся о допустимости принятия залога, который я немедленно предложил внести за старого товарища по плаванию. После того, как неприятный инцидент был временно улажен, церемония приема продолжалась.
Теперь Ноя подвели к королеве, которая была склонна пренебречь маленькой ошибкой, допущенной в отношении ее августейшего супруга, и приняла моряка (конечно, через свою заместительницу) вполне милостиво.
— Разрешите представить вашему величеству лорда Ноя Пока, верховного адмирала отдаленной и малоизвестной страны, называемой Великобританией, — провозгласил церемониймейстер, так как судья Друг Нации, опасаясь нанести ущерб Низкопрыгии, не пытался больше никому представлять Ноя.
— Значит, лорд Пок — соотечественник нашего кузена, принца Боба — чрезвычайно милостиво заметила королева
— Нет, сударыня, — быстро возразил охотник на котиков, — ваш кузен Боб мне не кузен. И если бы закон разрешал вашему величеству иметь память, или склонность, или что-нибудь в этом роде, я попросил бы вас приказать хорошенько выпороть этого молодого негодяя.
Королева Высокопрыгии (вернее, ее заместительница) застыла от ужаса. Оказалось, что Ной теперь впал в еще более серьезную ошибку. Законы Высокопрыгии ставят королеву в совершенно иное положение, чем короля. Она может предъявлять судебные претензии, и к ней тоже можно предъявлять претензии через суд. Она владеет отдельным имуществом и считается, что у нее есть память, воля, склонности и все прочее, за исключением «королевского соизволения». Для нее старший кузен короля — пустое место. Над ней он имеет не больше власти, чем над торговкой яблоками. Короче говоря, ее величество — куда больше госпожа над своими убеждениями и совестью, чем многие и многие особы женского пола в столь высоком положении. Ной, по простоте душевной (в чем я твердо убежден), серьезно оскорбил деликатные понятия, неотъемлемые от столь усовершенствованного общественного строя. Снисхождение при таких обстоятельствах было уже невозможно, и по мрачным взглядам вокруг меня я понял, что капитан совершил тяжкое преступление. Его тотчас же арестовали и увели в соседнюю комнату, куда я получил доступ лишь ценою немалых хлопот и убедительных напоминаний о священных правилах гостеприимства.