Красная камелия в снегу - Владимир Матлин

Пятый… шестой…

Чтобы прервать неловкую паузу, Арон сказал что-то вроде «It’s nice outside, isn’t it?». Но тот как будто даже не услышал.

«Нужен ты мне очень, — подумал Арон обиженно. — Может, ты вообще — псих».

Седьмой, восьмой… Наконец лифт остановился, дверь открылась, и Арон, стараясь не смотреть на попутчика, вышел в коридор девятого этажа. И в этот момент услышал за своей спиной отчетливо произнесенную по-русски фразу:

— Да, замечательная погода, мистер Андрей Татьянин.

Арон резко повернулся, но дверь лифта закрылась. Все, что он успел увидеть в последнее мгновение, — обращенный прямо на него насмешливый взгляд незнакомца.

Подобно тому, как по кольцам срезанного дерева можно сказать, как оно росло год от года, так и по темным полосам на ремне Арона Тишмана можно было судить о том, как складывалась его жизнь за пять лет пребывания в Америке. Не то чтобы до эмиграции он голодал, а в Новом Свете отъелся, нет конечно, но доступность еды и выпивки, а главное, размеренная жизнь на велфере оказали заметное воздействие на его организм: за пять лет он прибавил в весе около десяти килограммов — точнее, двадцать два фунта в американской системе измерений, к которой Арон привыкал с трудом.

Это было нехорошо не только чисто эстетически, но и для диабета, нажитого еще в молодости в Советском Союзе и ставшего причиной для получения велфера в Америке. С помощью врачей и лекарств он справлялся со своей болезнью, и в целом состояние здоровья не сильно осложняло его спокойную, хотя и несколько однообразную американскую жизнь.

Выходка этого тощего типа в лифте неприятно задела Арона, вывела его из привычного безмятежного равновесия. «Что это значит? — думал он, ужиная в одиночестве за кухонным столом, а потом готовясь ко сну. Что он хотел показать своим дурацким поступком? Что знает Арона, но не желает общаться? Ну так пусть себе молчит. А он кричит в спину из лифта, как пацан какой-нибудь. А ведь весь седой…»

Встречались ли они когда-нибудь «в прежней жизни»? Арон не мог его припомнить, как ни терзал свою память. То, что он назвал Арона не настоящим именем, а литературным псевдонимом, говорило, что они, должно быть, встречались по работе. А может, и не встречались, а просто он видел Арона на читательской конференции или еще что-нибудь в таком роде…

И вообще, думал Арон, раздеваясь перед сном, почему это должно его беспокоить? Да, он работал в советской газете и не делает из этого тайны. Он открыто признает, что был членом партии, он указал это во всех анкетах при въезде в Америку. Он ничего не скрывал, и ему нечего бояться.

И все же неприятное чувство не оставляло Арона. Что это за тип? Что он хочет?

Вообще говоря, можно попытаться узнать его имя. Он в лифте всегда нажимает кнопку двенадцатого этажа. Так. Значит, надо посмотреть имена жильцов на всех квартирах двенадцатого этажа. Сколько их там? Десятка два, не больше.

Как был в пижамных штанах, он спустился вниз, в пустой в этот поздний час вестибюль, и в дальнем углу отыскал почтовые ящики жильцов двенадцатого этажа.

Вильямс… Этвуд… Санчас… Такер… опять Вильямс… И вдруг — Вадим Лурие, квартира 1206. Арон не стал даже досматривать остальные ящики. Конечно это он, даже нет сомнений: кого еще здесь могут звать Вадим?

Арон проснулся и посмотрел на часы — половина девятого. Он потянулся и повернулся было на другой бок, как вдруг вспомнил, что сегодня вторник и, значит, через полчаса придет медсестра проводить процедуры. Он встал, наспех прикрыл постель стеганым одеялом и поспешил на кухню.

Такие квартиры на одного человека некоторые называют «студио», другие «эффишинси». Состоит она из довольно большой комнаты, выполняющей функции гостиной, и столовой, и маленькой спальни, к которой примыкает ванная. Высокая стойка наподобие бара отделяет от столовой кухню, вмещающую электрическую плиту, холодильник и посудомоечную машину.

Мебель Арон собирал в основном по еврейским благотворительным организациям, но кое-что пришлось прикупить: столик в кухню, кресло, тумбочку, другие мелочи. В общем, все необходимое наличествовало, и Арон был доволен своей холостяцкой квартирой. Хотя, конечно, она не шла ни в какое сравнение с его прежними московскими апартаментами, обставленными финской мебелью. Впрочем, все это при разводе досталось Татьяне.

Поставив на плиту чайник и кастрюльку с водой для яиц, Арон вытащил из холодильника сыр, ветчину и сардины.

Он спешил: закончить завтрак и убрать остатки со стола следовало до того, как появится медсестра, иначе придется выслушивать упреки и наставления по поводу диетического питания. «Вам, мистер Тишман, категорически противопоказаны жирные продукты. Вы же разрушаете себя! Я давала вам буклет, как следует питаться при вашем состоянии здоровья. Это рекомендации вашего врача, мистер Тишман, и если вы не считаете нужным…»

Что вы, что вы, мисс Гарсия! Каждое слово врача для меня — закон. Тем более ваше слово, прелестная сеньорита. Но ведь если следовать всем этим «можно — нельзя», то жить не захочется. Околеешь с тоски раньше, чем от болезней… Так, вода кипит. Опускаем на три минуты — всмятку… Сардины уже открыты. Чай заварить или ко-феечку со сливками?

И в этот момент в дверь постучали. Неужели медсестра? На пятнадцать минут раньше — небывалый случай! А кто еще? Ведь, чтобы войти в дом, нужно снизу звонить, а у нее свой пропуск. Нет, это определенно она.

Стук повторился.

— Coming, coming! — прокричал Арон, пряча ветчину и сыр обратно в холодильник. Едва не зацепившись за ковер, он поспешил к двери, повторяя «Just a moment, miss Garsia, just a mo…». Но слова застряли у него в горле, когда за дверью вместо медсестры он увидел того самого типа — седого, тощего.

— Ага, я не ошибся. Позвольте на минутку? — Он выглядел несколько смущенным.

— Конечно, заходите, пожалуйста, заходите, — засуетился Арон, приходя в себя от неожиданности. — Садитесь, пожалуйста. Вот в кресло.

— Нет, я садиться не буду, — сдержанно сказал гость, прикрывая за собой дверь. — Собственно говоря, я только хотел… Нехорошо как-то получилось… ну, в лифте. Просто какая-то мальчишеская выходка. Неудобно…

Арон деланно засмеялся:

— Пустяки, право слово, я понимаю! Ну, может, не совсем удачная шутка. Ей-богу, не о чем говорить. А что, простите, мы с вами раньше встречались? Вы меня назвали Татьянин, а на самом деле моя фамилия Тишман. Арон Тишман.

— Я знаю: на двери только что прочел. Конечно, я и раньше догадывался, что не Андрей Татьянин — так и разит псевдонимом… Нет, мы лично не встречались, хотя знакомы были. Заочно, так сказать. — Он испытующе взглянул на Арона. — Я Вадим Лурие. Припоминаете?

Арон в замешательстве пожал плечами:

— Извините, что-то нет… Не звенит колокольчик, как говорят по-английски.

Худое лицо Вадима еще больше заострилось:

— А для меня — звенит, — сказал он охрипшим вдруг голосом. — Еще как звенит! Я вас тогда один раз видел — на какой-то конференции, издали. Почти двадцать лет прошло, а вот сразу узнал!

— Да в чем, собственно, дело? — осведомился Арон тоном человека, за которым ничего плохого заведомо не числится.

Вадим махнул рукой.

— Вы и не помните, — с горечью произнес он, — а я вот хотел бы забыть, но не могу… «Кто платит трубадурам сионизма» — не помните такую статью за подписью Андрея Татьянина? «Особое суетливое усердие в распространении сионистской лжи проявляет некий В.Лурие, которому наше государство дало возможность получить два высших образования». Видите, до сих пор дословно могу цитировать. «Особое суетливое усердие» — какой перл…

— Ах, вот в чем дело… — Арон покачал головой — понимающе и даже сочувственно. — Что ж, давайте поговорим, я готов. Но не стоя в дверях. Проходите, садитесь. Вот чай заварился. Будем открыто говорить, зачем обиду держать?

— Говорить? С вами? — Вадим засмеялся невеселым смехом. — Ну, знаете… Конечно, я уронил себя этой выходкой… в лифте. Сколько лет мечтал встретить вас где-нибудь в укромном месте… Теперь уже перегорело. Но выслушивать ваши объяснения и извинения…

Вадим повернулся к двери.

— Как угодно, — сказал Арон ему вдогонку. — Только с чего вы взяли, что я намерен извиняться?

Вадим дернулся, как от удара, и повернулся.

— Ах, даже извиняться не намерен? Всегда прав! Где нужно — Андрей, где нужно — Арон… Приспособленец советский!

С исказившимся лицом Вадим пошел на Тишмана. Тот попятился и схватил стул.

— У вас дверь открыта, — громко сказал женский голос по-английски. — Я немного задержалась, извините.

В дверях стояла невысокого роста черноволосая женщина в белом брючном костюме с большой сумкой через плечо.

— Ничего, мисс Гарсия, вы как раз вовремя, — ухмыльнулся Арон и опустил стул.

— О, и мистер Лурие здесь. Какая удача! Я никак не могу застать вас дома, прихожу в назначенное время, а вас нет. Как ваше здоровье, мистер Лурие?