Татарский удар - Шамиль Идиатуллин

Хогарт положил трубку в растерянных чувствах, но с заметным облегчением. Приказ получен.

Хогарт отправился на поиски потерявшегося где-то Фридке, чтобы изложить волю начальства, — и нашел его у узла радиосвязи. Генерал сосредоточенно дослушал невидимого собеседника, сказал «Roger» и отключился.

Хогарт с ходу принялся излагать ему свой план взятия Казани.

Фридке дождался первой паузы и сказал:

— Господин министр, я только что связался с руководством миротворческой миссии. Мне приказано воздержаться от активных действий.

— Что это значит? — спросил Хогарт, уже все поняв.

— Господин министр, мы стоим на месте, пока политики не договорятся до чего-нибудь. Это приказ. Я сожалею.

Хогарт сразу сообразил, что ругаться или звонить руководству генерала бессмысленно, а снова дергать президента — просто опасно. Он пожелал найти изощренную смерть той нелегкой, что дернула его отправиться в Россию, но потом решил не пилить опилки, а поискать конструктивное решение возникшей проблемы. Оно оказалось рядом.

— Генерал, в вверенной вам части много американцев?

— Один взвод.

Хогарт про себя вздохнул, но продолжил:

— Считается ли, что сейчас вы выполняете боевую задачу, или я могу использовать этот взвод в национальных интересах?

Фридке соображал быстро. Тем большего уважения заслуживала его реакция:

— Согласно приказу, боевая задача отложена на неопределенное время. Прецедентов отвлечения международных сил в национальных интересах я не помню. Но думаю, разрешение на это не выходит за рамки моей компетенции. Кроме того, считаю, что данный кризис остается международной проблемой — и никакие приказы этого не исправят. Министр, вы можете использовать своих граждан и вверенную им технику. Это три спецгрузовика и… секундочку… две БМП. Формально они числятся за французским взводом, но, думаю, вам машинки нужнее.

— Спасибо, генерал, — Хогарт впервые пожал Фридке руку. Искренне.

Подготовка заняла пятнадцать минут. Из них полторы минуты ушли на сбор и построение взвода, минута — на объяснение обстановки. Еще две секунды потребовалось, чтобы весь строй сделал шаг вперед в качестве добровольцев. Остальное время парни потратили на то, чтобы сменить голубые каски на сферические шлемы нейтральной окраски (их пришлось одолжить у эстонцев, жаждавших ввязаться в битву), спороть ооновские нашивки, облазить французские БМП и водрузить на передней звездно-полосатый флаг.

В начале шестнадцатой минуты Хогарт подошел к шлагбауму и закричал в мегафон:

— Я министр обороны Соединенных Штатов Уильям Торн Хогарт! Вверенное мне подразделение по поручению президента США и в соответствии с договоренностью между руководством США, России и ООН направляется с миротворческой миссией в Казань! Требую обеспечить зеленый коридор для этого! Препятствование миссии будет считаться противодействием воле объединенного человечества и караться соответствующим образом!

Хогарт передал мегафон стоявшему за спиной Натти. Тот едва успел перевести первую фразу, когда из здания блокпоста громом грянул усиленный мощными динамиками английский выговор:

— Господин Хогарт, нет нужды в переводе. Вас поняли. Татарстан никогда не являлся территорией, подвластной США. Татарстан на время законодательной дискуссии с официальной Москвой не является субъектом России. Татарстан не входит в ООН. Вся полнота власти на территории Татарстана принадлежит народу, от лица которого выступают законно избранные парламент и президент республики. Приказ пропустить вооруженные формирования на территорию Татарстана может исходить только от них. Без такого приказа все вооруженные формирования, проникшие на территорию республики, будут считаться бандитскими и обезвреживаться в соответствии с общепринятой практикой.

— Вы кто? — крикнул Хогарт.

— Переводчик. Учитель английского, — голос несколько утратил демонические интонации.

— Это заметно, — буркнул Натти.

— Вы все поняли, господин министр?

— Да, — крикнул Хогарт. — Не берите на себя слишком много, господин учитель! Объясните своим друзьям, что мы наступаем.

— Ой, наплачетесь, — негромко ответил учитель и испарился со щелчком выключенного динамика.

Хогарт вскинул мегафон, чтобы ответить, опустил его и пошел к машинам под американским флагом.

Натти, обогнав министра, запрыгнул во второй грузовик, где сидело его отделение. Хогарт хотел его остановить — без переводчика оставаться не хотелось, однако передумал. Ближайшие полчаса говорить по-русски не придется, а дальше пусть побежденные озаботятся тем, как понимать победителя.

Колонна зарычала и пошла на шлагбаум. Шлагбаум не шелохнулся, а передняя БМП не сбавила ход — и полосатая труба со звоном улетела куда-то в сторону.

Тут же раздался рев — всесторонний, как в хорошем кинотеатре с современным стереозвуком и мощными сабвуферами. Два танка, стоявших по обе стороны дороги, синхронно тронулись с места, вылетели на шоссе в пятидесяти ярдах за шлагбаумом, густо роняя на асфальт комья глины, глухо перекрыли дорогу и резво развернули пушки в сторону наступающей колонны. Жерла были ужасающими.

Колонна затормозила. Но командир взвода, капитан Энтони Мигелнайт, прошедший две иракских, балканскую и афганскую кампании, мгновенно сориентировался. Выполняя его приказ, пехота из фургонов посыпалась на шоссе и, проворно делясь на группы, рванула к танкам и блокпосту. Одновременно головная БМП осторожно съехала с дороги в кювет, чтобы объехать танки по полю, войти в мертвую зону и оттуда диктовать условия танкистам. Вторая БМП должна была выполнить аналогичный маневр с другого фланга, но оказалась слишком плотно зажата грузовиками и потратила минуту на рывки взад-вперед — пока водители грузовиков не освободили нужное пространство. За эту минуту все и было кончено.

Левый танк развернул башню в сторону валко шедшей по кочкам БМП и дважды оглушительно выстрелил. Первый снаряд разорвался в двух ярдах перед носом машины — та дернула носом, встала как вкопанная и тут же была перевернута вторым взрывом, случившимся под самыми гусеницами. Звездно-полосатый стяг, флагшток которого сломался при падении, отлетел в жирную лужу. Второй танк тем временем задрал пушку вверх и ударил над головами приближавшихся пехотинцев.

«Если осколочный, то все», — подумал Мигелнайт, на бегу сжимаясь в маленький, крохотный, незаметный комочек — и падая, ныряя, проваливаясь сквозь… Ох. Не сквозь. Просто на асфальт. Больно-то как. «Хогарт, сукин сын, куда ж ты нас отправил, они же всерьез стреляют», — уже не так обреченно додумал он сквозь звон в ушах и сообразил, что если еще о чем-то думает, значит, снаряд был не осколочным. Мигелнайт вскочил и побежал дальше к танку, но сразу рухнул головой вперед — шлемом в шоссе, зубами в язык. Вспышка. Медь во рту. Прокусил, дерьмо. Что с ногой? Капитан посмотрел на ногу, на другую, потрогал ее, ничего не ощутив, снова встал и снова рухнул, как детская игрушка, из-под которой ноги выскальзывают. Теперь подбородком. Но боли почти не было. Вообще чувств почти никаких не было — даже удивления по поводу шипения, раздававшегося со всех сторон. Капитан все-таки попробовал посмотреть, что шипит, не змеи же, в конце концов, — и не смог. Значит, позвоночник, понял Мигелнайт. В афганской кампании сержант из его взвода получил компрессионный перелом позвоночника — не в бою, при высадке неудачно из вертолета выпрыгнул. Здоровенный черный парень. Лежал пластом, ходил под себя и плакал. Энтони тоже заплакал, удивляясь себе. Навзрыд. До соплей. Потом сильно, с мокротой закашлялся — и лишь тогда понял: «Это же газ». И с облегчением потерял сознание.

Уильям Хогарт не мог смотреть на это — но смотрел. Татарские полицейские в противогазах под руки доводили до сломанного шлагбаума зареванных американских солдат с соплями до ключиц, аккуратно сажали их на землю и уходили за новой порцией. Тех, кто не мог идти (танк явно был заряжен снарядом с нервно-паралитическим газом, слезоточивые гранаты добавили уже полицейские), тащили волоком.

Рыжий Натти оказался крепким парнем. Размазанный в воздухе коктейль обездвижил его и превратил лицо в багровую маску, пухлую и мокрую, — но дара речи не лишил. Стейкман говорил не умолкая, пока его несли, укладывали, поднимали и бестолково тащили еще куда-то. Говорил громко и, похоже, повторяясь — это понял даже Хогарт, совершенно не знавший русского. Министр все-таки остался без переводчика. Впрочем, переводчик ему теперь ни к чему. Последним принесли слегка помятый экипаж перевернутого БМП — двое даже перебинтованы. Милосердие победителей. (Уже позднее специалисты указали на катастрофическое невезение, подкосившее миротворцев: оверкиль французской БМП АМХ-10Р — почти невероятное событие, не будь которого татарам бы не поздоровилось. 20-миллиметровая пушка и спаренный с нею пулемет стали бы веским аргументом для строптивцев. А их газовый контраргумент оказался бы ничтожным — если бы ошалевшие миротворцы не полезли наружу из перевернувшейся машины, вообще-то наглухо защищенной от отравляющих веществ фильтро-вентиляционной установкой.)