«Мы одной крови». Десант из будущего - Юрий Валин

Зенитчики косили почти без пауз – то ли вообразили, что та странная группа через взлетную полосу именно их атаковать вознамерилась, то ли вообще бомбой были жестоко контужены. Или просто спятили. После штурмовиков очень даже можно…

На летном поле лежали не шевелясь. За грузовиком тоже замерли – от машины оторвало крыло, и вставать там дураков не было…

00.30.16

– …Гранату дай, – неожиданно спокойно сказала Шведова.

– Сдурела?! Мне лимонку на рацию выделили.

– Х…я твоя рация. Прикладом размозжишь.

– Сиди, я сам, – Алексей попытался встать, – удержала за штаны.

– Да ты гранаты швырял?

– В запасном.

– А я по пулеметам. Давай, говорю! Приказываю.

Сорвала «эфку» с Лешкиного ремня, на четвереньках метнулась к кустам, вскочила…

– Да куда ж ты?! – ошеломленно вякнул Трофимов.

Бежала почти по открытому – так быстрей, – от зенитчиков кусты опушки еще прикрывали, со стороны взлетной – как на картинке. По-девчачьи бежала, мешкотно, спотыкаясь. Вот догадалась ремень автомата на плечо накинуть…

– Да что ж дура такая?! – простонал Алексей, забрасывая увесистый чехол «Севера» за спину…

00.30.24

– Куда, дуреха?! – взревел Коваленко.

Старлея Женька не видел. То ли среди побитых тот лежал, то ли в соседней воронке. Но голову поднять сейчас можно было – долбанутые зенитчики, видимо, новый барабан или кассету в свою свинцоплюйку запихивали.

До края взлетной оставалось полсотни метров, и бегущую пятнистую фигурку даже в сумраке белой ночи было видно как на ладони. Шведова… Фиг его знает, кто и как санинструкторам физподготовку припадает, но выучить человека толком не сумели. Сразу видно, что баба, в смысле, девушка бежит. И что отчаянная до безумия, тоже видно…

Капрал что-то пробормотал.

– Лежи, гад! – зарычал Женька.

Ударила установка, заглушая крики финнов. Сейчас все орали: и те, кто здесь лежал, и от грузовика, и даже с той стороны, где бой с пустыми блиндажами угасать начал, тоже дружно вопили. Должно быть, весь аэродром видел. Оранжевый факел сумасшедшего 20-миллиметрового зенитного автомата и пятнистую балахонистую фигурку, торопящуюся-спотыкающуюся к нему вдоль кустов…

00.30.45

…Рация, падла, куда-то в бок тянула. Алексей споткнулся о корни, устоял, в рытвину какую-то оступился, на колени шмякнулся. На поле многоголосо орали, потом вновь врезала зенитка. Мелькали над полем трассеры, алым отсвечивал пожар на той стороне…

Прогалина… Алексей с трудом перепрыгнул через канаву, вломился в кусты. Нет, так не догонишь. Левее призывно манил простор вырубки, что вдоль взлетной идет. Выскочить? А толку? И Марихе не поможешь, и сам…

Тут тропка подвернулась. Правильно вроде бы ведет. Алексей старался дышать ровнее, бок резало болью, рация грузно моталась на спине, ведь лямки старший лейтенант под себя подгонял. Ох, черт, и кто ж ее такую угловатую выдумал?

Гремел финский крупнокалиберный – рядом где-то… Просвет…

Алексей увидел траншею между пеньков – полузасыпана близким разрывом бомбы, вокруг рыхлый желтый песок. Дальше бревенчатый обвод орудийного окопа – несколько бревен встали дыбом, сбитые взрывной волной… Неподвижное тело в светлой форме… пулемет со здоровенным барабаном, кто-то рядом возится… дальше простор летного поля…

Нет, не догнал. Кусты опушки словно вышвырнули из-за себя фигурку, – пухлую, мягкую в пятнистом балахоне, она замахнулась, нелепо занося локоть…

Гранату Алексей не увидел – уловил, как падает на землю старшина, плюхнулся сам – гадина-рация жестко двинула по спине. Трофимов застонал – стон слился с хлопком «лимонки». Вроде добросила Мариша…

Свистнули осколки, с сосен, уже облысевших от взрыва бомбы, хиленько посыпалась хвоя. И завыли – там вдалеке, – закричали люди. Финны в атаку поднялись, что ли?

Черт его знает, что там с атакой, но влупили по опушке крепко. Пулемет, да, похоже, не один. Это по Марихе – финны видели, как выскочила…

Алексей полз к опушке – над головой свистели пули, тукались в стволы. В пулеметном окопе кто-то стонал. А старшина распласталась почти на открытом. Что ж она? Отползала бы…

Трофимов со стоном свалился в крошечный окопчик – наблюдатель у финнов здесь, должно быть сидел. Котелок, песком закиданный, газеты какие-то…

Марина стреляла, головы поднять не могла – просто строчила в сторону, где блеклые огоньки вспыхивали. Да там метров двести, разве достанешь?

– Сюда ползи! Слышишь?

Трещит ППШ старшины – очередь длинная, безрассудная. Смолк автомат, донесся голос Мариши: кричала, повторяла одно и то же матерное.

Не услышит. Не в себе.

Алексей, качнувшись – рация все тянула назад, останавливала, – оперся локтями о низенький бруствер. Поймал на прицел огонек побольше – дергался левее алых всполохов пожара. Надо бы экономнее, эх, забрал лейтенант диск…

На очередь сзади старшина обернулась. Алексей махнул:

– Это я. Отползай, прикрою…

Сообразила, заелозила быстро, но неловко. Тьфу, совсем их не учат. Загнали бы, как положено, в запасной полк…

– К кустам давай, не сюда! Прижмут… – Алексей бил коротенькими. Пусть сюда смотрят, отвлекутся…

Ползла… капюшон сбился, в волосах иглы сосновые, щеки блестят, глаза распахнуты:

– Леха, я…

– К кустам, к кустам, давай! Уходим!

Отвлек, однако – очередь легла близко, звякнула пуля о ведро с пустыми гильзами. Собирали пустышки финны, экономные…

– Лешка! – трещали кусты. Нет, это не старшина, а медведик какой-то.

– Иду. – Алексей выбрался из окопчика. Пригибаясь, уберегая горб рации, побежал к ельничку. Несильно стукнуло в спину…

00.31.19

…Когда Шведова швырнула гранату и упала, Женька прикусил губу. Не добросила, точно. Зенитный автомат, хоть и был заметен только по факелу из ствола, где-то чуть дальше должен был стоять. Но тут граната лопнула, на миг озарив бревна окопа…

Женьке казалось что орут все: и финны вопили что-то невнятное, и Коваленко ревел, и стрелять сразу начали от машины, и с той стороны полосы.

– Бегом, марш! – пронзительно взвыл Попутный.

Двое из финнов метнулись в сторону, к грузовику – майор выстрелил в спину одному, второй задрал руки и с невнятным криком побежал правильным курсом – к опушке. Женька пихал автоматом своих:

– Im Laufschritt, marsch, marsch![103]

До опушки было рукой подать. Но кто-то падал, кто-то орал и катался по умятой траве… Через него перепрыгивали… Свистели пули…

Женька проломил еловые лапы, рухнул, рядом падали финны. Трое… Левее тоже были живые. Хрипел на кого-то Торчок:

– Куда, курицын сын! Отож ползи, убьют…

…Ползли, Женька, финны… Еще один аэродромщик прибился, с рассеченной щекой. Столкнулись с Торчком – ефрейтор двоих сохранил: пухлый финн, похожий на учителя младших классов, кашлял и вытирал слезы, второй зажимал кровящий нос.

– Отож шустрый, – отдуваясь, пояснил ефрейтор. – Бечь собрался, еж лесной. А я, Евгений, думал, уж хана нам.

– Похоже было, – согласился Женька. – Наши-то?

– Майор был цел. И морской наш тож. Стороной фиников гнали…

Через несколько минут командование обнаружили. По стонам. Страдал не Попутный, а очкарик-связист – насквозь ему ладонь прошило. Еще под опекой майора было трое пленных – все, что уцелело на взлетной и не сбежало из блиндажной добычи.

– Что вы там хрустите? – сердито поинтересовался майор. – Уходим срочно. На пятки сядут, стряхивай потом.

– А Коваленко? – растерялся Женька.

– У него спецзадание. Он меня, понимаете ли, предупредил. Морская душа, кобелиная порода. Все, стройте личный состав и маршируем…

В кронах сосен еще пощелкивали редкие пули. Тарахтел пулемет…

00.58

Приемы транспортирования раненых Марина помнила дурно. Впрочем, мертвые – не раненые, им спокойнее. Лешкин маскхалат трещал, но выдерживал – новый, крепкий, что ему… Стоптанные каблуки сержантских сапог тянули две параллельные борозды по хвое. И рация мешала. Вот сундук проклятый.

Старшина замерла на корточках, прислушиваясь. Шорох вроде слышала? Нет, показалось. Хрип собственных легких оглушал. Там, за спиной, стрекотал пулемет, постукивали винтовки. Утихает. Ушел кто-то из наших? Едва ли, там, на взлетной, все и остались.

Шведова потерлась о плечо мокрой щекой и ухватила мертвого за ворот. Поехали, Лешка…

Бороздили хвою сапоги мертвого. Как от дрезины след. Марина протащила еще, оставила тело. Пошатываясь, побрела затирать следы. Вот же, мать их, и веткой неудобно, а подошвами еще хуже. Громко хрустнуло за кустами. Марина упала на колени, лапнула автомат…

– Ты спокойнее, – приглушенно сказали из сумрака. – Свои.

Старшина сидела, выставив автомат, опертый диском о колени – ствол от вдохов-выдохов гулял в поллеса. Коваленко посмотрел, подал руку, помогая встать: