Наследница чужой жизни - Татьяна Юрьевна Лисицына
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгении было всё равно до тех пор, пока её не накрыло чувство к Александру. Даже сейчас, спеша к Грише, и, придумывая на ходу слова, которые нужно сказать, она завернула в знакомый уголок. Положила ладонь на лоб, ожидая, что он, как обычно скажет чужое имя, но Александр открыл глаза:
- Воды, - простонал он.
Евгения быстро налила в железную кружку из фляги. Прислонила к запёкшимся губам, дала сделать несколько глотков и убрала.
- Вам ещё нельзя много пить. Как себя чувствуете?
- В груди печёт.
- Михаил Михайлович осмотрит Вас, как только освободится. Температура ещё держится, но уже не такая высокая. Так что дело на поправку пошло, - Евгения бы осталась ещё с ним, но вспомнила о Грише. – Идти мне надо, поспите ещё.
- Евгения, одну минуту. Я что-нибудь говорил?
Женевьева вспомнила свой позор во сне и чуть не произнесла имя Лизы, но вдруг услышала дикий раздирающий крик, из которого нельзя было разобрать. Так могло кричать раненое насмерть животное. Она побежала туда.
На узкой койке метался и кричал Гриша. Один из раненых держал его за плечи, бормоча какие- то слова. Трое других склонились над ним.
- Пропустите меня! – Женя решительно пробилась к нему.
Увидев её, Гриша откинулся на подушки.
- Только не нужно меня жалеть! Как я теперь? Мне только девятнадцать исполнилось. Проклятая война! Проклятые турки!
- Возвращайтесь по местам, - скомандовала Женя, приближаясь к Грише, которых продолжал кричать на неё, чтобы она уходила. Девушка уложила его на подушку и начала говорить, присев на краешек койки. Слова лились потоком, словно кто-то подсказывал их сверху. Григорий перестал метаться, вслушиваясь в её голос. Когда Слова иссякли, раненый схватил её за руки:
- Женевьева, как мы будем танцевать мазурку?
Евгения вспомнила свой позор во сне. Она споткнулась, и взоры всех обратились на неё. Кто-то смеялся, кто-то смотрел со снисхождением. Пусть это было во сне, но ни за что на свете, она больше не хочет пережить такого позора.
- Мы не будем танцевать мазурку, Гриша, только и всего. Я не умею танцевать. Мы будем сидеть в уголке и смотреть, как танцуют другие.
- Вы не умеете танцевать? – Гриша смотрел на неё с недоверием. - Как так могло получиться? Все девушки…
- Не все, Гришенька. Танцы и балы не самые важные составляющие нашей жизни. Мы займёмся чем-нибудь другим.
Оставим танцы для таких, как Лиза Калиновская, подумала она про себя.
Гриша привстал:
- Женевьева, ты не оговорилась, сказав «мы»? Я не противен тебе без ноги? Ты будешь общаться со мной? С калекой?
Евгения не знала, что ответить. Возможно, это её судьба: выйти замуж за Григория. Возврат к прежней жизни невозможен. После того, как она не уберегла сводного брата, баронесса со свету её сживёт, если она вернётся домой. Или ещё хуже: выдаст замуж за старика, как она однажды обмолвилась, чтобы только с глаз долой.
Евгения взяла Григория за горячую руку. Ей не привыкать жертвовать собой. Александр не для неё. Нужно сказать ему о Лизе.
- Женевьева, мне не нужна твоя жалость. Ты достойна лучшей доли, чем …
Лучшей доли? Да она незаконнорожденная, а Гриша – он же граф Воронин – всегда останется единственным и любимым сыном. Даже без ноги. И кажется ей только что сделали предложение. И его ранение странным образом уравняет их. Горячие пальцы Гриши вцепились в её руку.
- Гришенька, вернёмся к этому разговору, когда ты немного оправишься. Сейчас тебе надо поспать, - она вытерла своим платком выступившую на лбу у молодого человека испарину.
- Один вопрос, Женевьева. Тебе ведь Александр нравится, я видел, как ты на него смотрела. Как разговаривала с ним. Ведь это я сказал тебе о нём. А мог и не говорить.
- Ну что ты, Гришенька?! Зачем грех на душу брать? Ты всё правильно сделал. У него девушка есть, не для меня граф Ракитин. На ноги его поставим, и уедет в Петербург долечиваться. А ты поспи, пожалуйста.
- Как скажете, Женевьева. А ты придёшь ещё меня навестить?
- Конечно, Гришенька. Как только поспишь, так я и приду. И чем раньше заснёшь, тем раньше это случится.
- Ах, Женевьева, - глаза у Григория уже закрывались. – Я засыпаю таким несчастным и счастливым одновременно. Как так может быть?
Евгения ответа не знала, да и раненому он уже был не нужен, тот провалился в сон. Женя встала и, не удержавшись, бросила взгляд вниз. С правой стороны, одеяло чуть выше колена, проваливалось вниз. Она вздохнула, нагнулась над Гришей и, неожиданно для себя, поцеловав его в лоб, решительным шагом направилась к койке, где лежал Александр. Увидев её, он улыбнулся. Сердце у Евгении сжалось. Так бы и сидела возле него. Кормила бы с ложечки. Поправляла бы одеяло. Жаль, что такой, как она, непозволительно влюбляться.
- Александр, я должна сказать Вам …
- Да, Женечка, - его тёмные глаза смотрели слишком ласково.
- Когда Вы были без сознания, вы называли одно имя. Наверно, этот человек очень важен для Вас.
- Да? – Александр улыбнулся. – Может, это было Ваше имя?
- Нет! Я здесь не при чём. И ещё Вы просили Михайла Михайловича записать имя Лизы Калиновской. Он поручил это мне.
Евгения впилась в мужественное лицо графа Ракитина, которое выражало только недоумение.
- Лиза Калиновская? Мне не о чём это не говорит. Не уверен, что мы знакомы. Вы её знаете?
- Да, - Евгения кивнула. – Баронесса Елизавета Калиновская. Надеюсь, память, к вам вернётся, - сказала она как можно холоднее.
- Надеюсь. Женечка, вы не присядете на минутку рассказать последние новости.
- Мне некогда, - нетерпеливо качнула головой Женя. – Теперь, когда она сказала о Лизе, находиться рядом с ним стало мучением. Она сама отняла у себя надежду. - И должна ещё Вам сказать, во сне, вы звали Алису.
- Алису?
- Мне так послышалось. Извините, меня ждут раненые.
- Погодите,
