Воронья стража - Владимир Свержин

Лис в ответ хмыкнул, отключил связь и отправился держать совет с шевалье де Батцем и своим недавним тюремщиком по поводу того, как лучше поставить с ног на голову весь полуторатысячный мегаполис. Причем не вообще, а в строго заданном направлении.

Здесь я мог не волноваться: Лис был великим мастером устройства всевозможных шоу и массового запудривания мозгов неподготовленной публике. Чего стоило только срежиссированное им братание армии Пугачева и Вашингтона у стен Питтсбурга или же лотерея памяти блаженного Дезодорана, проведенная с целью изъятия денег у населения одного из городов Священной Римской империи! Однако сейчас на все приготовления был день, от силы два. Идея Рейли использовать высокопоставленного пленника для переговоров с Францией поневоле заставляла торопиться. В отличие от иезуитов, срок от возникновения мысли до ее претворения в жизнь у лорда-протектора был весьма невелик.

Обдумав со всей возможной тщательностью сложившуюся обстановку, я повторно вызвал Рейнара и обрисовал ему “направления поиска”. Выслушав, что от него требуется, шевалье д'Орбиньяк протянул: “Да-а-а!” – затем рассказал анекдот, заканчивающийся фразой: “Таки теперь нехай это будут его проблемы!” – и отправился готовить акцию, которая должна была надолго запомниться жителям Лондона.

Пользуясь аристократическими привилегиями и репутацией капризного вельможи, я попытался вздремнуть еще часок-другой, но тщетно. Стоило мне лишь начать проникновение в сюжетные перипетии первого сна, как за дверью, отделявшей спальню от приемных покоев, раздалось звяканье шпор, тяжелая поступь и бряцанье шпаги. Не решаясь войти в опочивальню принца до его пробуждения, некто старательно выхаживал из конца в конец соседней комнаты, чеканя шаг и звеня амуницией, точно шаман, отгоняющий злых духов. Где уж тут выспаться в таких условиях!

Утешаясь мыслью, что с нынешнего утра Британская монархия передо мной в неоплатном долгу, я волевым усилием заставил себя открыть глаза и сесть. Минут пять, тупо глядя на колокольчик для вызова прислуги, я соображал, пытаясь вспомнить принцип его действия. Затем, к несказанной радости, найдя в себе, должно быть, завалявшиеся после бессонной ночи силы, дотянулся до антикварной вещицы и обреченно затряс ею: блям-блям-блям. За дверью только этого и ждали. Статный капрал-испанец, уроженец Пиренеев, в прошлом слуга в господском доме рода Гевара де ла Серна, сменивший на посту начальника моей стражи надежного, но туповатого голландца, влетел в покои, опережая расторопных лакеев.

– Хорошо ли почивалось, монсеньор? – склоняясь в поклоне, проворковал галантный страж, не то стремясь засвидетельствовать мне почтение, не то глумясь над пленником.

Я плотно сжал губы и промычал нечто невразумительное, игнорируя его вопрос. Но похоже, он и не дожидался ответа. Пока замершие в недоумении лакеи в задумчивости соображали, что им надлежит делать, если клиент, которого они должны одеть, со вчерашнего дня еще не раздевался, он, не разгибая склоненной в поклоне спины, продолжил любезно:

– Не мое дело вам советовать, монсеньор, но, может быть, вашему высочеству будет угодно посетить нынче обедню в здешней церкви Святого Иоанна?

От подобной беспардонности я даже окончательно проснулся.

– Да как ты смел такое мне предложить, негодяй! – с трудом подбирая слова, выдавил я. – Да еще здесь, в Англии! Ты что же, не ведаешь, скотина, что я гугенот?!

– Как же! – пропуская мимо ушей вельможное хамство, едва усмехнулся мой тюремщик. – Мне это прекрасно ведомо. Однако же ходит слух, что в свое время посещение католической церкви Святого Бенедикта в квартале Сорбонны весьма способствовало вашим деяниям.

Я покосился на многосведущего испанца, соображая, откуда бы ему знать о столь малозаметных событиях почти годичной давности.

Впрочем, зачем гадать! Единственным, кто мог поведать моему собеседнику о деталях парижской эпопеи, несомненно, был брат Адриен, весьма ловко решивший использовать услужливого сына Пиренеев в качестве почтового голубя.

Я молча кивнул, давая понять подслеповатому аргусу [35], что не премину воспользоваться его советом.

Дивная все-таки штука религия! По меткому замечанию лорда Эгмота, это не что иное, как облаченная в слово, точно в камень, обыденная норма вчерашнего дня. Что общего между религией и верой в Господа? Весьма немногое. Примерно в той же степени, что и эти два понятия, близки между собой гранитный монумент и герой, послуживший для него прообразом.

Памятник может быть сколь угодно прекрасен, но души в нем нет и не будет все едино. Так точно глупец, торящий себе путь к Господу ровными камнями отшлифованных слов канонических молитв, положит всю жизнь на строительство прекрасной дороги в Никуда, в то время как душа его будет безмолвствовать в угоду тем, кто продает каменья и указывает направление Пути.

Когда бы Всевышнему нужны были молитвы, как сказывал некий анархист, он бы создал не человека, а магнитофон. Но вера каждого глубоко лична, можно сказать, интимна. Чтобы сметь прислушиваться к собственной душе, имеющей единственное предназначение – обеспечивать связь с Творцом, необходима смелость. Необходима вера в себя, не просто как в существо, с трудом преодолевающее отмеренный срок от рождения до могилы, но как в наиболее совершенное создание Господа, облаченное высокой миссией – созидать жизнь в этом, быть может, и не лучшем, но отведенном нам мире людей.

Однако вера суть вещь частная, личная, и если не установить турникет между Богом и человеком, то как же тем, кто поставил себя над людьми, держать в повиновении эту вечно мечущуюся тварь Господню?! Одной силой оружия здесь не обойтись. На силу всегда иная сыщется. А вот со Вседержителем не поспоришь! У него набор козырных тузов неограничен. Но каков соблазн объявить себя возвышенным перед ликом Господним и на этом основании повелевать в миру именем Его. Из каких бурьянов произрастает их право решать, лучше не спрашивать, ибо тут к услугам Господних переводчиков всегда найдется голос булата и золота.

Правда, и здесь в семье не без красавца! Сыскался, к примеру, в благородном католическом болоте искренний служитель Господа Томас Лютер. Он никак не мог понять, каким образом безобразия, творимые в лоне родной Первоапостольской Церкви, совместимы с благочестивым служением? Да и то сказать – времена были веселые! Папы с антипапами друг дружку разве только саблями не рубили, да и на престол римский восходили, как Иоанн XXIII – пират Валтасар Косса, так Александр VI Борджия – виртуоз интриги и признанный авторитет среди отравителей. Взвыл Лютер от ужаса и, содрогаясь от собственной дерзости, наваял свои знаменитые тезисы, легшие в основу протестантизма. Тоже, надо сказать, не абы какой подарок человечеству, но все же созидательный порыв борьбы с засильем мерзости в официальной церкви. Возможность лично прочитать, что ж там святоши с амвона на латыни долдонят, – уже не мало!

Но спрашивается, как же предстоятелям Церкви Христовой не ополчиться на столь опасного смутьяна?! Ведь начинается-то все с малого! Сначала Библию всяк без присмотра прочитает, затем возмыслит себя вправе толковать Учение! А дальше, и подумать страшно, вопросы разные задавать начнет: “Откуда все взялось да так ли это было? Да все ли верно в речах, которые ученики учеников Христовых под запись говорили? Не вкралось ли лишнее словцо, а может, и того хуже, что важное вписать забыли?” А сомнения и поиск собственного пути при любой религии вещь недопустимая.

Как же тут не возмутиться?! Как не стукнуть железным кулаком об стол?! Конечно, лучше бить не по столешнице, которой, собственно, что Иисус, что Магомет – один узор, а по мерзкой роже коварного изменника А если нельзя кулаком, то можно легонько пальчиком, но чтоб с тем же эффектом. И такой железный кулак возник! Он и должен был возникнуть, поскольку, когда находится с кем драться, всегда находится кому. Господь в предвечной мудрости своей сотворил человека всеядным хищником. Сколько ни жуй силос под радостные вопли вегетарианцев, положения дел это не меняет.

Воинство Иисуса, замысленное строптивым идальго Игнасио Лойолой в тюремных застенках, вполне подошло для столь возвышенной цели, как удушение пакостной ереси. И тут уж для достижения цели все средства хороши. Как следствие: были бы средства, а цель всегда найдется!

К чему кривить душой! Мне был приятен преподобный брат Адриен, благочестие которого было глубоко и подвижно, как шарик ртути. И столь же опасно, как он. Я не тешил себя пустыми надеждами, что горькая участь друзей подвигла, без сомнения, отважного монаха пересечь Ла-Манш и пробраться в Тауэр. Я прекрасно помнил, что иезуиты, кстати, в отличие от протестантов, предполагающие у человека свободу воли, одаривают ею неразумное чадо Божье лишь за тем, чтобы оно могло принести сей скромный дар, сию посильную лепту к Господнему Престолу. Вернее, к тем, кто уполномочен распоряжаться этой самой свободой.