Последняя цивилизация. Политэкономия XXI века - Василий Галин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внешние нетто-обязательства США, 1789–1914, млн долл. [742]
В Германии обоснование протекционизму дал Ф. Лист [743]: «…На развитии германской протекционной системы покоится существование, независимость и будущность немецкой национальности» [744]. Для того, чтобы ввести протекционистскую систему в 1879 г., отмечал Ф. Лист, Германии необходимо, прежде всего, создать свою национальную экономику, т. е. достаточно емкий собственный внутренний рынок. Его создал Бисмарк, объединив Германию.
…Значение национальной экономики для экономического прогресса обосновал Ф. Бродель: «Национальная экономика представляет собой политическое пространство, превращенное государством (…) в связное и унифицированное экономическое пространство, деятельность различных частей которого может быть объединена в рамках одного общего направления. Одной лишь Англии удалось в достаточно короткий срок реализовать такое свершение. Применительно к этой стране нередко употребляют слово «революция»: сельскохозяйственная революция, политическая революция, финансовая революция, промышленная революция. К этому списку следует добавить еще одну революцию, (…) приведшую к созданию в стране национального рынка » [745] .
Для России толчком к переходу к протекционизму стала русско-турецкая война 1877 г., поставившая Россию на грань экономического банкротства — «внутренний кредит был исчерпан — внешнего не оказалось» [746] — и политического бессилия: «Берлинский конгресс был лишь спектаклем, утверждавшим величие Англии, мудрость Германии и унижение России» [747]. С. Витте, характеризуя состояние России того времени, отмечал: «Несмотря на свои огромные естественные богатства, Россия оставалась страной… с исключительно слабо развитой промышленностью, способной удовлетворять лишь самым примитивным потребностям ее огромного населения» [748].
…Результат введения в России протекционистского тарифа С. Витте наглядно демонстрировал в своих «Лекциях…», сравнивая выпуск в 1877 г. с 1897 гг., за эти 20 лет: производство чугуна выросло — в 8,5 раз, стали — в 25 раз, машин — в 3 раза, хлопковых тканей — в 3,5 раза, химическое производство и добыча угля — в 6 раз, нефти — в 24 раза и т. п. Объем внешней торговли России за это время вырос с 983 млн руб. до 1369 млн руб., при этом отрицательный торговый баланс, составлявший до введения протекционизма 80 млн руб., сменился в 1895–1897 гг. на положительный в + 139 млн руб. (в среднем за год) [749].
Все страны, осуществившие переход к протекционистской политике: США — в 1861 г., Австро-Венгрия — в 1874/75 гг., Россия — в 1877 г., Германия — в 1879 г., Испания — в 1886 г., Италия — в 1887 г., Швеция — в 1888 г., Франция — в 1892 г. [750], демонстрировали опережающие темпы экономического и промышленного развития, что подтверждают результаты многочисленных исследований [751]. Например, автор одного из них Д. Ирвин отмечает, что США обычно упоминают как хрестоматийный пример, показывающий, как «крупная» страна может улучшить свои условия торговли и благосостояние путем торговых ограничений [752].
Главным фактором являлось то, что в условиях протекционизма становится выгодным накопление капитала. В результате, например, в Германии объем инвестиций вырос с 8 % в 1851–1860 гг. до 16 % в 1891–1913 гг. В то же самое время, в Великобритании, сохранявшей свободу торговли, этот показатель снизился с 11,5 % в 1860–1869 гг. до 6 % в 1890–1899 гг., что сопровождалось деиндустриализацией страны [753].
Однако деиндустриализация была лишь начальной стадией «английской болезни». Последовавший, по словам Д. Белчема, «рост нерегулируемой экспортной торговли вызвал чрезмерные прибыли крупных капиталистов за счет мелких предпринимателей и эксплуатируемых рабочих, ставших жертвами чрезмерной конкуренции, чрезмерной работы, падающей зарплаты и излишнего применения машин» [754]. Английский историк Д. Григг отмечал, что верхние слои английского общества, составлявшие около 0,5 % населения, жили с необыкновенным размахом и роскошью; и это нарочито-показное поведение богачей еще более подчеркивало тот огромный социальный разрыв, который существовал между богатыми и бедными [755].
Наглядную картину состояния метрополии Британской империи давал в своей статье в нью-йоркском «Индепендент» в январе 1903 г. Д. Мак-Карти: «Работные дома не могут вместить всех голодных, молящих каждый день и каждую ночь о пище и ночлеге. Благотворительные организации уже исчерпали все свои средства, стремясь прокормить вымирающих от голода обитателей чердаков и подвалов в тупиках и закоулках Лондона. Сонмы безработных и голодных денно и нощно осаждают казармы Армии спасения в различных районах Лондона, но дать им пристанище негде и поддержать их силы нечем» [756].
Состояние Англии наглядно характеризует динамика миграции ее населения — как видно из графика, с введением свободы торговли, за исключением десятилетия процветания, англичане активно рванули из своей собственной благодатной страны, и можно считать, что им повезло — было куда.
Динамика эмиграции и темпов естественного прироста в Великобритании, по десятилетиям [757]
По словам Т. Паркера, Англия того времени: «это рай для богатых, чистилище для мудрых и ад для бедняков » [758]. Д. Григг в свою очередь отмечал, что среди англичан самых разных мировоззрений, включая и «патриотов малой родины» (Англии), и приверженцев империализма, в начале XX века усиливалось «чувство национальной дегенерации, ощущение того, что страна прогнила до основания» [759].
…«Шутники» даже приписывали эти последствия введения свободы торговли желанию Адама Смита, как истинного шотландца, насолить англичанам, за все те беды, которые Англия принесла Шотландии [760].
Американский этап либеральной глобализации начала XXI в. характеризуется теми же симптомами «английской болезни» начала ХХ в. И прежде всего — это деиндустриализация и ориентация на экспорт капитала. Экспорт доллара, как и веком раньше фунта, вытеснил товарный экспорт. В результате уже к концу ХХ в. Америка, как и в начале века Великобритания, имела устойчивый отрицательный внешнеторговый баланс.
…В начале XXI в. У. Боннер и Э. Уиггин отмечали: «Доллар — самый успешный экспортный товар Америки» [761]. К этому времени 80 % всех находившихся в обращении долларов были на руках у иностранцев [762]. Уже в 2002 г. Америка экспортировала по 1,5 млрд долл. ежедневно [763]. К 2010 г. объемы экспорта этого «товара» удвоились и продолжают расти.