Любовь и верность - Мэгги Робинсон

Во всяком случае, для всех женщин, кроме своей жены.

Возможно, она видела или слышала кое-что из подноготной сливок лондонского общества, когда выдавала себя за миссис Ивенсон, но сейчас пребывала в полной растерянности. Похоже, гнев Алека ничуть не остудил его страсть, когда он прижался губами к ее губам. Мэри лишь тихо вскрикнула, когда его язык – горячий, ищущий – ворвался в теплую сладость ее рта. Исчез тот ласковый, поддразнивающий ее мужчина, который не спешил и так заботился о ее чувствах. Мэри тонула в его мускулистых руках – она задыхалась, ей не хватало воздуха.

Но почему-то у нее не возникло желания ударить Алека по голове, чтобы остановить его. Он в самом деле двигался уверенно, стремясь к достижению своей мужской цели. Ощутив давление его плоти на живот, Мэри опустила к ней руку. Кажется, в прошлый раз ему понравилось, когда она прикасалась к нему, да и сейчас, судя по неистовым конвульсиям его тела, Алек не потерял к этому интерес.

Зарычав, Алек слегка прикусил ее язык; одна его большая рука прижала ее растрепанные волосы, а другая потянулась к ее лону. Мэри хотелось, чтобы он, как раньше, скользнул в него пальцами, и вскоре Алек так и сделал. Должно быть, он обладает телепатическими способностями и точно знает, чего именно хочет женщина в каждый момент, потому что определенно – о! – знал, что делает. Его большой палец нажал на чувствительный бутон у входа в ее лоно, отчего – она же читала книги – Мэри буквально обезумела.

Она приподняла бедра, готовясь взлететь. Пик так близок, так близок – он тут, у поворота. Рукой она сжимала отвердевший бархат – как-нибудь ей хотелось бы внимательнее разглядеть его, но сейчас ее глаза были закрыты, а под веками вспыхивали крохотные красные искорки. Их поцелуй был то игривым, то настойчивым, и спустя короткое время Мэри позволила теплой волне ощущений подхватить ее. Она лежала в колыбели его объятий, чувствуя себя защищенной, а Алек, взяв ее за руку, приготовился овладеть ею.

Чувство дискомфорта не было слишком неприятным, но на мгновение Мэри забыла расслабиться. Возможно, она даже закричала. Алек продолжал целовать ее и, играя с ее языком, вошел в нее, а затем замер. Ее веки, трепеща, приподнялись, и она встретила его взор – черный, как смерть.

– С тобой все в порядке? – спросил он, прерывая поцелуй.

– Конечно, все в порядке, – отозвалась Мэри. – А мы сейчас должны разговаривать?

Алек усмехнулся, и его пенис, дрогнув, вошел чуть глубже, словно она сказала что-то смешное.

– Нет. Что вы хотели бы делать, мисс Ивенсон?

– Ну-у… Как обычно, я полагаю. – В самом деле, чего хочет этот мужчина? Ее лоно растянулось до предела, и она была не в состоянии думать.

Она не хотела думать. Потрясающее чувство полета стало улетучиваться, но Мэри хотелось, чтобы оно вернулось.

– Ох! Значит, как обычно? Что ж, в таком случае обхвати меня ногами. Да, вот так.

Мэри показалось, что он еще глубже проник в нее, если это вообще возможно. Все ее чувства сосредоточились в нижней части ее тела. Ей казалось, что ее лоно припухло и одновременно расцвело, но ощущение дискомфорта не проходило.

– Руками тоже, – посоветовал Алек. – Или хотя бы одной рукой. А вторую положи между нами и ласкай себя так, как я делал это раньше. Я бы сам сделал это, но не хочу слишком давить на тебя, ты же такая малютка.

Алек нависал над ней, и между ними оказалось слишком большое пространство. А Мэри хотелось, чтобы их кожа соприкасалась, чтобы ее груди расплющились о его широкую грудь. Теперь она понимала, что Алек имел в виду, говоря, что ему нужно больше рук. Они бы сейчас очень помогли и ей, потому что ей хотелось прижать к себе его мрачное лицо и снова целоваться с ним вместо того, чтобы вести эти странные разговоры. Согнув ноги, она впилась пятками в его ягодицы, надеясь отвлечь его внимание от своей робкой руки, ищущей чувствительный бутон в ее лоне. Это, конечно, абсолютно безнравственно, но так приятно! Испытывать чувство наполненности и в то же время чувствовать прикосновения к волшебному бутону – пусть даже прикосновения собственных пальцев.

А потом она поняла, почему он не прижался к ней: наклонившись, Алек сжал губами ее сосок. Когда он осторожно потянул его, наслаждение стало еще острее, и она, кажется, снова закричала. Алек ласкал то один ее сосок, то другой, посасывая и покусывая их, а палец Мэри задвигался стремительнее. Движения Алека тоже стали быстрее – он ритмично входил в нее и выходил, а Мэри приподнималась, чтобы быть ближе к нему, чувствуя, что с каждым его толчком ее возбуждение все возрастает.

Раздавшийся звук должен был бы смутить Мэри, но этого не произошло. Он прозвучал, как музыка, и темп их движений изменился, когда она полностью раскрылась перед ним, и к стону матраса добавились басовые нотки. Облако незнакомого мужского запаха, влажность, грубые прикосновения его щетины к ее шее, сладкие и страстные поцелуи, удовлетворенные стоны – Мэри позволила всему этому унести ее прочь. Она мечтала об этом долгие годы, но реальность превзошла самые смелые мечты. Они соединились именно там, где должны были соединиться, и через мгновение она лопнет от удовольствия.

Алек понял, когда это произойдет, и помогал ей. Его пальцы заменили ее руку, и теперь она действительно закричала – в этом не было сомнения. В самом конце Алек изящно вышел из нее и излил свое семя на простыню, а Мэри содрогалась в конвульсиях под ним. На его лице застыла маска блаженной агонии, и Мэри спросила себя, было ли на ее лице такое же выражение.

Дикое. Первобытное. Чистое.

Алек наблюдал за ней – Мэри видела это из-под полуприкрытых век: она приоткрыла глаза, когда ей стало казаться, что больше она не выдержит. Его черные очи сверкали, его губы растянулись в беспощадной улыбке, как будто он – гордый и замечательный демон.

У него было полное право испытывать гордость. Их встреча оказалась далеко не просто образовательной. Она получила неземные ощущения, особенно в конце. Признаться, Мэри хотелось бы повторить урок, причем как можно скорее, если он не забыл о необходимости сердиться на нее за обман.

Впрочем, сейчас, судя по виду, Алек не был сердитым. Его лицо прояснилось, губы слегка приоткрылись, когда он пытался перевести дыхание. Мэри постаралась как можно осторожнее прикоснуться к его щеке, поросшей щетиной.

– Спасибо тебе, Алек, – прошептала она.

– Это я тебя должен благодарить. Ты уверена, что с тобой все в порядке? Тебе не очень больно?

– Все чудесно. Честное слово. – Правда, теперь, когда его восхитительные толчки прекратились, Мэри могла признаться, что она все же чувствует что-то.

Должно быть, на ее лице появилось выражение неуверенности. Соскочив с кровати, Алек направился в ванную и вернулся оттуда со стаканом теплой воды и полотенцем.

– Лежи спокойно, а я обо всем позабочусь, – проговорил он.

– Я же сказала тебе, что со мной все хорошо! – Но, опустив глаза, Мэри увидела пятна крови на своих бедрах и почувствовала головокружение. Она не раз бинтовала ссадины своих племянников и видела столько мясных туш, что этого хватило бы на всю жизнь. Но почему вид следов потери собственной невинности смутил ее?

– Не двигайся! Боже, прости меня, Мэри!

– Н-не извиняйся, все хорошо.

Алек очень нежно и осторожно тер и похлопывал ее, стирая влажные следы недавней близости. Вид у него был мрачный и виноватый, и Мэри захотелось ободрить его.

– Я же сама просила об этом, Алек, – сказала она. – Все было замечательно. Правда, замечательно, хотя этого слова явно недостаточно. Надо посмотреть подходящее в словаре.

– Я был груб. Посмотри на себя – ты же как фарфоровая статуэтка. И взгляни на меня – бык в посудной лавке. Я сделал тебе больно.

– Нет, не сделал! Ну да, сначала было немного неприятно, но потом… Боже! Да ты напрашиваешься на комплименты! Мне не с кем тебя сравнить, но можешь мне поверить: мне очень понравилось. Вообще-то мне бы хотелось прямо сейчас все повторить. – Мэри заставила себя улыбнуться, стараясь не смотреть на окровавленное полотенце.

Одна его бровь дрогнула.

– Прямо сейчас? Ты и впрямь считаешь меня быком. Боюсь, мужчине нужно более одной минуты, чтобы прийти в себя. И я никогда не сделал бы это сразу после того, как ты потеряла невинность.

– Я не теряла ее, – возразила Мэри. – Ты говоришь так, будто я уронила носовой платок или не на место положила перчатку. В конце концов это был всего лишь кусочек кожи – абсолютно бесполезный, как аппендикс.

Алек несколько мгновений смотрел на нее, а затем, запрокинув голову, громко рассмеялся. Таким он нравился Мэри, потому что грозный горец исчез. Ему надо больше смеяться.

И Мэри решила, что приучение Алека Рейнберна к смеху станет ее миссией, пока она находится в Рейнберн-Корте. Им обоим не помешает немного легкомыслия в жизни – хотя бы ненадолго.