Любить запрещается - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам ведь и так хорошо, правда, милая? – говаривал он, приходя в убогую квартирку, которую снял для нее.
Понадобился весь ее ум, чтобы убедить его, что роль нужна ей только для того, чтобы у них было побольше денег, которые они могли бы прокутить вместе. И тогда он отвел ее к директору съемочной группы.
Лулу хорошо помнила, как вошла тогда в кабинет этого большого человека, не чувствуя тревоги, а, наоборот, крайне уверенно. За те восемнадцать месяцев, что ждала этого момента, она не утратила веры в свою способность добиться успеха. Она знала, что, сколь велико ни было ее разочарование и как бы труден ни был путь наверх, она в конце концов будет там.
Одежда на ней была дешевая, потому что другой она не могла себе позволить, но у нее были молодость и красота, которая даже среди тысяч красивых женщин Голливуда выделяла ее чем-то неуловимым, ускользающим, трудноопределимым, что и делает «звезду».
– Так вы хотите попробоваться, – неодобрительно сказал директор съемочной группы.
– Да, если можно.
– Вы, наверное, полагаете, что можете играть.
– Нет, но думаю, что могу научиться.
Он взглянул на нее из-под тяжелых век. Лулу увидела выражение в его глазах и поняла, о чем он думает, но не испугалась. Всего лишь еще один мужчина, но на этот раз с положением, которое позволяет ему принести ей больше пользы, чем заплатить за гамбургер или выложить несколько долларов за номер, снятый на одну ночь.
Они пришли к соглашению. Все оказалось легче, чем ожидала Лулу, удивительно легко, в сущности. Пробы прошли исключительно удачно. Сначала ей, конечно, дали только маленькую роль, но она не была вырезана, а в следующем фильме ее имя было уже в титрах.
Именно тогда она сменила имя. Это была его идея – человека, который отныне распоряжался не только ее появлением на экране, но и ее личной жизнью, ее помыслами и устремлениями.
– Тебе нужно превратить в капитал эту твою игривость, – говорил он. – Тебе нужно имя, которое звучит фривольно, заставляет мужчин думать об удовольствиях, о веселье – в общем, о чем угодно, кроме их бизнеса и их жен. Что-нибудь вроде Фру-Фру, нет, Лулу – лучше.
Так родилась самая очаровательная «звезда» столетия – девушка, которая могла заставить усталого бизнесмена забыться, которая должна была пробуждать в мужчинах страсть от Йокогамы до Аляски. И Лулу была счастлива. У нее было все, чего она хотела, решительно все, пока она не встретила Дарта Гурона.
Сейчас она смотрела на его фотографию и почти ненавидела его, потому что он по-прежнему избегал ее. Она вспомнила мужчин, которые ползали на коленях, вымаливая ее благосклонность; вспомнила тех, кто посылал ей невероятно экстравагантные подарки с еще более невероятными записками. Она вспомнила режиссера своих первых картин, который плакал, когда она его бросила, а потом утолял свое горе не алкоголем, что можно было бы понять, а морфием, и кончил тем, что его упрятали в каком-то богом забытом месте и больше никто и никогда о нем не слышал.
Мужчины, мужчины, мужчины! Вся ее жизнь состояла из сплошной череды мужчин, но единственного, кто был ей нужен, она не могла заполучить.
Когда Лулу приехала в Англию, она не могла поверить, что Дарт может легко окунуться в жизнь, в которой ей не было места. Не то чтобы ее не привечали в обществе, где он часто бывал. Любой человек с такой мировой известностью, как у нее, столь же удачливый и колоритный, принимался там как нечто само собой разумеющееся.
Стало вполне привычным, что Дарта повсюду приглашали вместе с Лулу. Никого не волновало, живут они вместе или нет, – важно было то, что они оба были звездами на узком небосклоне верхнего класса английского общества. Они вместе посещали обеды, балы, ночные клубы, небольшие частные вечеринки с танцами и полуофициальные приемы. Но в итоге Лулу чувствовала себя еще дальше от Дарта, чем когда-либо раньше.
От случая к случаю они выезжали вдвоем, обычно чтобы осмотреть старинные усадьбы, к которым он питал неутолимое пристрастие.
– Ненавижу развалины! – капризно восклицала Лулу.
– Это не развалины, дорогая, – отвечал он. – Это остатки века изящества, ныне утраченного. Это то, что мне хотелось бы воссоздать, – мир, в котором хорошие манеры и красота шли рука об руку и где суматоха, спешка и дурные манеры атомного века были неведомы.
– Почему же ты не купишь себе какой-нибудь дом, раз ты так к этому относишься? – спрашивала Лулу.
– Но я был бы в нем посторонним, не так ли? – мягко отвечал он.
Лулу не понимала.
– Я бы сказала, что ты мне не посторонний, – говорила она и сердилась, потому что он смеялся, но не весело, а как-то грубо, как будто она сказала какую-то глупость.
– Он будет моим, будет! – сказала Лулу, вышагивая по спальне взад и вперед. У нее теплилась надежда, что Дарт зайдет к ней, но по тону, каким он пожелал ей спокойной ночи, поняла, что у него нет ни малейшего желания снова увидеть ее.
Она вдруг принялась стаскивать с себя платье из серебристой парчи, которое надела к обеду. Кто-то сказал, что в нем она была похожа на русалку, а ее изумруды навевали мысли о море.
Лулу сняла ожерелье и серьги и положила в выстеленный бархатом футляр, изготовленный специально для них. Затем она достала из тайника за большим платяным шкафом свою шкатулку с драгоценностями, в которой хранила самое ценное, что у нее было, – хронику всех своих сражений и побед. Алмазы, сапфиры, рубины, изумруды – там было все. Дневник, записанный драгоценными камнями, история в самоцветах, более ценная, чем любая другая книга по истории.
Чтобы спрятать изумруды, ей пришлось приподнять одну из полочек шкатулки, под которой она увидела маленький револьвер с рукояткой из слоновой кости, который повсюду возила с собой на случай ограбления.
В Америке она обычно спала, положив его рядом с постелью. Здесь, в Англии, она чувствовала себя в большей безопасности, но лишь потому, что вошло в привычку прятать шкатулку в разных местах, меняя их каждые сутки. Она никому не доверяла, даже своей горничной, которая была с ней уже около пяти лет. Драгоценности были для Лулу как бы самой ее кровью, без которой она могла завянуть и умереть.
Она медленно достала револьвер из шкатулки и вспомнила, как Дарт однажды увидел его, когда они путешествовали на лайнере.
– Зачем он тебе? – спросил он тогда.
Лулу рассказала ему, как всегда оберегала свои драгоценности, и добавила:
– К тому же он может пригодиться, если однажды я захочу покончить с собой.
– Не смей так говорить! – резко бросил он. – Жизнь бесценна. Я видел на войне, как бессмысленно ее расточают, и больше не желаю видеть легкого отношения к смерти, запомни это навсегда!