Во все тяжкие… - Анатолий Тоболяк

— Это неожиданно. Это новый поворот.

— Она скучать не даст, Милочка моя!

— Где же она?

— А ты сам докумекай. Ха!

— Все еще у подруги? Продолжает за ней ухаживать?

— Холодно. Мерзко холодно.

— Взяла отгул?

— Холодно. Очень холодно.

— Неужели уволилась из Рыбвода? — предположил я совсем уж несообразное.

— Говорю же, что ты бездарь. Стандартно мыслишь, Анатоль. А Милочка моя неординарная особа. Она уж если мстит… кха! кха! апчхи!

— Будь здоров!

— … то мстит по-настоящему, по правилам газавата, — осилил Автономов непростую фразу.

— Уехала? — осенило меня.

— Вот теперь горячо, Анатоль. Да, уехала. Тишком уехала. Бросила меня. Каково? — произнес он любимое словцо.

— Ничего не понимаю. Куда? Зачем? А дочка?

— А дочка у папы с мамой. Их-то она предупредила. А меня — хренушки. Умотала без прощаний аж на четыре дня. На Буйновский рыборазводный в командировочку, — надорванно завершил он.

— Фу-у! — Я облегченно вздохнул. — Ну и мастер ты пугать. Тебе бы фильмы ужасов делать, цены бы тебе не было. Я уж подумал… А тут всего-то командировка! Сам, что ли, не бывал в командировках? Отвечай на пальцах, чтобы не надрывать глотку. Я пойму. Ха-ха!

— Шут гороховый!

— Я уж подумал, что она мотнула куданнибудь за рубеж — дальний или ближний. А тут всего-то Буйновский рыборазводный! Тьфу! — Я скривил лицо в гримасе.

— Перестань паясничать! — ударил он ладонью по столу. — Я узнал: этот Ростропович тоже уехал.

— Да? Куда? В свой Израиль?

Тоже в командировку, мать твою так! На соседний заводик в Лиственничное, — прорезался голос Автономова. — А оттуда рукой подать до Буйновска. Это как?

— Совпадение — только и всего. Не драматизируй, Костя. Она, видимо, спешила и потому не дала знать.

— НЕ УТЕШАЙ МЕНЯ! — вскочил с табурета Автономов. — Я убежден… убежден я, понимаешь, что это запланированная акция! — сильно выразился он, как крупный специалист по террористическим взрывам и поджогам, и тут же, плеснув себе водки в стакан, алчно выпил, как крупный специалист по сивухе.

— Бре-дя-ти-на! — по слогам отверг я.

— Да? Бредятина, считаешь? А вот мы это проверим. Проверим. Я не намерен ходить в рогачах, нет уж!

Дальше началось нечто несусветное. На правах его домашней сиделки я заявил, что он уйдет из квартиры только через мой труп. Автономов пообещал, что так оно и будет: он сделает из меня высококачественного покойника, если я встану на его дороге. Я не испугался этих угроз и загородил ему выход из кухни. Он с легкостью отшвырнул меня в сторону — больной называется! Он метнулся в гостиную, а я за ним, где попытался отнять у него одежду. Тщетно! Тогда я сделал попытку спрятать в мусорном ведре две пары его туфель, но он меня настиг и вырвал из рук свою обувку. Оделся он быстро, как солдат при сигнале «тревога». Я увидел, что на трельяже лежит в открытую пачка крупных купюр, и ловко смахнул их себе в карман, чтобы лишить его средств на дорогу. Он, уже одетый, уже готовый к выходу, заметался в поисках денег, пока не сообразил, что они у меня, и, закрутив мне руку за спину, вывернул мои карманы со словами: «Ворюга! Домушник!». Больше я ничего не мог сделать, чтобы удержать его, разве что устроить пожар в квартире…

— Стой, Константин! Погоди! — сдался я. — Погоди… я поеду с тобой.

— А я тебя приглашаю с собой? — горячо дыхнул он.

— А я поеду, дундук! Я тебя одного такого не пущу, народный мститель! Я не хочу потом казнить себя всю жизнь, что не поехал с тобой.

— Чего ж ты стоишь как истукан? Одевайся! — рыкнул Автономов. И мы, стало быть, согласованно вышли из квартиры, а вскоре мчались по междугородной трассе, на скоростной, конечно, иномарке, с владельцем которой Автономов сторговался за крутые деньги.

По этой дороге я, может быть, никогда больше не поеду. До конца дней своих. Этот участок автострады, выводящий к морю, угнетает и бередит сердце многочисленными памятками трагедий — могильными столбиками и крестами по обочинам… Мы тоже едва избежали гибели. Многотонный «МАЗ», доверху груженный песком с карьера, вылетев из-за поворота, каким-то чудом не протаранил нашу быстроходную жестянку, вильнув в сторону. Я облился холодным потом. Автономов крякнул. Молодой кореец за рулем выкрикнул: «Вот козел!» — но скорости не сбавил и продолжал гнать как расчетливый самоубийца.

В другое время, при иных обстоятельствах можно было бы, наверно, полюбоваться зелеными сопками и распадками, быстрыми речками, открытыми пространствами лугов. Но молчаливая угрюмость Автономова, но странность цели, к которой стремились, сводили как бы на нет живописность местности. На одном из подъемов открылось пустынное море. Оно приближалось, разрастаясь. Вскоре мы ехали по гравийной дороге вдоль берега. Автономов по-прежнему молчал, точно исполнял обет бессловесности. А может, он берег горло для предстоящего объяснения с Миленой. Зато молодой кореец, заскучав с такими нелюдимами, как мы, запустил кассету с восточной музыкой. Я воспользовался этим и наклонился к Автономову.

— Ты обдумал программу действий? — спросил я негромко.

Он покосился па меня нехорошим кровавым зрачком. Разлепил губы, расцепил зубы и пожелал узнать, что я имею в виду, мать-перемать, под «программой действий». Никакой программы действий у него нет. Он не такой прагматик, как я, рассчитывающий каждый свой шаг. («Нашел прагматика!») Свой рабочий день он может планировать, а свои чувства ему неподконтрольны. Какова ситуация — таковы и действия, ясно?

— Чего уж тут неясного, — пробормотал я. — Но ты прежде разберись все-таки в ситуации, а потом уж давай волю своим чувствам. А то у тебя зачастую получается наоборот.

— Не занудствуй, Анатоль, — пробурчал он.

Но я не послушался и продолжал:

— Как поступают в большой политике? Сначала визит в чужое государство наносит полномочный представитель или министр иностранных дел, а уж потом глава государства. Давай я подготовлю Милену к твоему вторжению. Обещаю, что буду действовать исключительно в твоих интересах. А? Как?

— А хрена с маслом не хочешь? — круто повернулся ко мне Автономов.

— Не хочу. Хочу разрядки или компромисса.

— Обойдусь без твоей дипломатии!

— И наломаешь дров.

— А если и так, тебе-то что?

— Тебя жалко, дурынду.

Отстань, Аиатоль, Христа ради! Я вообще не допущу тебя к нашим переговорам.

— Даже так? А зачем же я здесь? — несказанно удивился я.

— А ты всегда лезешь в мои дела без спроса! С юных лет. Надоело! — сказал, как обрубил, Автономов.

Я отшатнулся. Секунду переваривал это наглое и нелепое обвинение.

— Ты серьезно, что ли, Костя? Или так убого шутишь?

— Серьезней не бывает, — опять обрубил он.

— И не возьмешь свои слова назад?

— И не подумаю.

— Эй, друг! — окликнул я корейца. — Останови, пожалуйста. Я выйду.

Он тормознул с мгновенной исполнительностью. Тут же мне в плечо вцепились железные пальцы Автономова.

— Сиди, Анатоль. Не бесись. Поехали! — дал он новую команду водителю.

Я редко позволяю себе нецензурные выражения, в основном, матерюсь мысленно, но сейчас разразился хулиганской тирадой в адрес Автономова. Она развеселила его, как добрая шутка. Короткий конфликт был исчерпан. Но ненадолго.

…Мы свернули с прибрежной гравийной дороги на обустроенную проселочную, которая вскоре разветвилась в чахлом лиственничном лесу. Кореец притормозил, обернулся и бросил на нас быстрый взгляд: куда? Автономов на миг заколебался. Ему, похоже, надо было решить давнюю сказочную задачу: налево, направо или прямо, и каждое из этих направлений не обещало путникам ничего хорошего.

— Налево давай! — махнул он рукой.

Минут через пять-семь мы подкатили к опущенному шлагбауму, закрытому на висячий замок. Он наглухо преграждал путь. Дальше была территория заводика. Невдалеке проглядывали приземистые корпуса. Было тихо и безлюдно, как в необитаемой местности, лишь гортанно каркали вороны.

— Пошли, Анатоль! — заворочался Автономов, открывая дверцу. — А ты, парень, вот что, — обратился он к корейцу. — Ты подожди нас чуток. Может, придется в поселок подъехать, тут недалеко. За простой доплачу. Пошли, Анатоль!

— Я здесь подожду, — ответил я, не двигаясь с места.

— Пошли, пошли, ты можешь понадобиться.

— Сказал же — здесь подожду! Если надумаешь остаться, дай знать. Я вернусь в город.

— Капризничаешь, Анатоль?

— Нет, не хочу быть третьим лишним, только и всего.

— Злопамятный ты, вот что!

— Принципиальный я. Иди!

— Ну, смотри. — Он одарил меня сумрачным взглядом, выбрался из машины и нырнул под шлагбаум. Кореец закричал ему через открытое окно:

Побыстрей, мужик! Я спешу! — Автономов лишь махнул рукой не оглядываясь.