Безумие на двоих (СИ) - Гранд Алекса

– Не, Ромео и Джульетта, это все, конечно, замечательно. Только вы б так откровенно не палились, пока Александра официально Латыпова не отшила.

– Друг называется. Умеешь ты кайф обломать, Крест!

Взъерошив волосы пятерней, Матвей шутливо шикает на Игната, подается вперед, чтобы распахнуть передо мной дверь, и натыкается на чуть запоздавший закономерный вопрос с моей стороны.

– А ты зачем вообще в универ приехал?

– На заочке восстановиться. Зачем тебе муж без высшего образования?

Зимин озорно подмигивает, а у меня в душе цветы распускаются. Аккуратные пурпурные фрезии, величественные в своей красоте ярко-алые розы, нежнейшие светло-розовые пионы и самые обыкновенные полевые ромашки. Энергия Мота не только его – меня подзаряжает, открывает новые неизведанные резервы и дает несокрушимую веру в собственные силы.

 Так что в наполовину пустую аудиторию я вваливаюсь, готовая сворачивать горы, но никто от меня этого и не требует. Латыпов уехал с командой на матч в Казань, поэтому малоприятный разговор переносится на неопределенный срок, а к паре я успела перелопатить достаточно материала.

– Хорошо, Баринова. Я бы даже сказал, отлично.

Заслушав мой доклад, выносит вердикт Глеб Аркадьевич, и я опускаюсь на лавочку с чувством выполненного долга, позволяя себе филонить до конца занятия. Не слушаю выступающих и откровенно игнорирую беспрестанно шушукающихся Шарову с Ефремовой.

Да, я в толстовке Матвея. Да, у меня небрежный пучок на голове. Да, я не накрашена. И мне совершенно плевать, что вы, блин, думаете по этому поводу.

После звонка я рассеянно закидываю конспекты в рюкзак и тороплюсь домой, минуя традиционные посиделки в столовой с одногруппниками. Норовлю распасться на атомы от растущего кома противоречий и хочу вылить на родителей все, что меня тревожит.

Но и здесь моим выкладкам не суждено сбыться. Мама с Сергеем Федоровичем на ужине у каких-то Семеновых и, судя по игривому тону ее сообщения, вернутся поздно.

«Завтра с утра начну собирать вещи. Люблю тебя».

Не глядя на экран, быстро печатаю Моту и отрубаюсь, не успев раздеться. Потому что прошлая ночь выдалась бессонной и настолько выматывающей, что лимит моего «могу» несколько иссяк.

– Доброе утро, Сашенька.

Я разлепляю веки, когда за окном давно уже рассвело, солнце яркой краской позолотило стволы пока еще голых деревьев, а мама сидит на кровати и осторожно распускает пряди моих запутавшихся волос. Смотрит с невыразимой нежностью и явно желает восполнить пробелы в нашем общении, возникшие в последнее время.

– Привет, мам. Как погуляли?

Сиплю хриплым ото сна голосом и радуюсь, что вчера не нанесла макияж и не могу сегодня похвастаться жуткими разводами туши и размазавшимися тенями. Цепляю с тумбочки резинку, чтобы сделать высокий хвост, выскальзываю из постели и никак не комментирую болтающуюся на мне мужскую толстовку.

– Здорово. Надо будет втроем тоже где-нибудь отдохнуть. Может быть, в каком-нибудь спа-комплексе?

– Может быть.

Не решаюсь сразу приступить к самому важному и молча выкатываю из-под кровати небольшой чемодан серо-стального цвета с колесиками. Нервно чиркнув молнией, оставляю его на полу и придирчиво инспектирую содержимое шкафа.

Возьму только необходимый минимум. Остальное купим с Матвеем позже.

– Я съезжаю от вас.

Твердым тоном бросаю через плечо, да так и стою к маме спиной. Чувствую напряжение, охватившее мое тело от макушки до пят, и каменею, как будто проглотила железный прут. Боюсь сейчас увидеть мамины слезы и подрагивающие от волнения губы.

– Куда, Сашуль? Только не говори, что в общежитие. Ты скоро заканчиваешь. Какой смысл?

– К Матвею.

Произношу с ощутимым нажимом и все-таки поворачиваюсь, высоко вздергивая подбородок. До последнего готова за нас с ним сражаться. Даже если она от меня откажется, все равно уйду.

– К Матвею? Это немыслимо. Он же…

– Какой, мама? Неуправляемый? Бракованный? Импульсивный?

Не контролируя себя, все-таки рву голосовые связки и в защитном жесте прижимаю светло-синий джемпер к груди.

– А что, если он единственный способен сделать меня счастливой?!

Глава 47

Мот

– Не дави на Сашку так сильно, брат.

Окатив меня слишком серьезным взглядом из-под пушистых ресниц, советует Крестовский и моментально вскидывает ладони вверх, намекая, что не претендует на истину в последней инстанции.

Мы с ним сидим неподалеку от автосервиса в дешевой забегаловке со вполне сносной кухней, но совершенно посредственным обслуживанием. Официанты ползают между столиками, как сонные мухи, по десять раз уточняют заказ и напрочь отбивают желание оставить хоть сколько-нибудь им на чай.

– А чего ждать? Пока ее этот убогий в ЗАГС волоком потащит?

Пылю я и принимаюсь остервенело резать глазунью с хрустящим поджаренным беконом. По чистой случайности не расколов тарелку напополам и не сломав нож, я все-таки отправляю несколько кусков в рот и сосредоточенно жую, косясь на товарища исподлобья.

Да, Крест чертовски прав. Но я не могу пустить все на самотек и смиренно ждать, пока все разрулится без моего участия.

– Мы же не в Средневековой Европе живем, в конце концов. Успокойся, Матвей.

Игнат пытается достучаться до здравомыслящей части меня, но стремление быть в гуще событий и владеть ситуацией давно и прочно поселилось в моей крови. Не вытравить ни аргументами, ни уговорами.

– Дашь на сегодня Марковник? Верну в целости и сохранности.

В два счета расправившись с завтраком, я так же стремительно опустошаю стакан с чем-то отдаленно напоминающим натуральный какао и расплачиваюсь по счету. Пока Крестовский тянет апельсиновый сок через трубочку и отбивает нервное стаккато по столешнице.

– Не накосячишь?

– Не накосячу. Я все-таки уже не тот безмозглый сопляк, а вполне состоявшийся, как личность, взрослый идиот.

Не без труда выцарапав у друга ключи, я вихрем выметаюсь из здания кафе, прыгаю в призывно мигнувшую фарами Тойоту и вливаюсь в плотный автомобильный поток. Ловлю несколько камер по пути и наверняка получу пару штрафов позже, но это вряд ли меня заботит.

Так что спустя полчаса я прибываю в конечную точку маршрута, швыряю тачку на парковке для служебного транспорта и размашистым шагом миную крутящиеся стеклянные двери. Вместе с парой усталых клерков заталкиваюсь в переполненный лифт и поднимаюсь на девятый этаж.

Надо же, не забыл.

– Ада, здравствуй.

Коротким кивком приветствую неизменную секретаршу отца и хмыкаю, отмечая, как ее лицо вытягивается от изумления. Последний раз в офисе их фирмы я был лет десять назад, когда в нашей семье все еще было благополучно.

Повесив куртку на вешалку, я по-хозяйски падаю на кожаный диван молочно-белого цвета, закидываю ногу на ногу и первым нарушаю воцарившуюся в помещении тишину.

– Бате сама скажешь, или я могу войти?

– Минутку, Матвей Сергеевич.

Кое-как справившись с волнением, растерянная Адель поправляет безукоризненного сидящую на ней блузку лавандового цвета, не с первого раза попадает дрожащими пальцами по кнопке селектора и все-таки складывает разрозненные слоги в более-менее различимые слова.

– Сергей Федорович… ваш сын в приемной. Примете?

– Кто?

От подобного пассажа женщина, повидавшая немало за время работы у моего отца, густо краснеет, я же чувствую недоумение и легкое жжение под ребрами от застрявшего в барабанных перепонках вопроса.

– Проводи.

– Не нужно, спасибо Ада.

Задвинув глубже внезапно проснувшуюся досаду, я уверенным жестом торможу беспомощно хлопающую ресницами секретаршу и в пару секунд преодолеваю расстояние до массивной двери из мореного дуба с пафосной позолоченной табличкой с надписью «генеральный директор».

– Ну, здравствуй, отец.

Переступив невысокий порог, я не спешу занимать свободное кресло напротив бати. Использую по полной выпавшее на мою долю преимущество, смотря на родича сверху вниз, и впервые натыкаюсь на глубокую морщину, прорезавшую гладкий лоб, и нити серебра в некогда темной шевелюре.