История России с древнейших времен. Том 3. От конца правления Мстислава Торопецкого до княжения Димитрия Иоанновича Донского. 1228-1389 гг. - Сергей Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из князей муромских упоминается Ярослав по случаю брака ростовского князя Бориса Васильевича на его дочери. В Рязани княжил Олег Ингваревич, внук Игорев, правнук Глебов, оставивший (1258 г.) стол сыну Роману. В 1270 году на Романа донесли хану Менгу-Тимуру, будто он хулит хана и ругается вере татарской; хан напустил на Романа татар, которые стали принуждать его к своей вере; тот не соглашался, и когда стали его бить, то он продолжал восхвалять христианство и бранить веру татарскую; тогда разъяренные татары отрезали ему язык, заткнули рот платком и, изрезавши всего по составам, отняли наконец голову и взоткнули на копье. Рассказавши смерть Романову, летописец обращается к русским князьям и увещевает их не пленяться суетною славою света сего, не обижать друг друга, не лукавствовать между собою, не похищать чужого, не обижать меньших родичей. Неизвестно, кто оклеветал Романа.
Из бояр при князьях Северо-Восточной Руси упоминается Жидислав, воевода князя Ярослава Ярославича, которого татары убили в Переяславле в 1252 году; именем своим он напоминает прежних, славных на севере Жидиславов, или Жирославов. У князя Василия костромского упоминается воевода Семен, опустошавший в 1272 году Новгородскую волость; можно думать, что это одно лицо с знаменитым впоследствии Семеном Тонилиевичем.
Обратимся теперь к Юго-Западной Руси.
Плано-Карпини, проехавший через древнюю собственную Русь (Киевскую область) в 1245 году, говорит, что он во все продолжение пути находился в беспрестанном страхе перед литовцами, которые начали опустошать теперь и Приднепровье благодаря тому, что некому было противиться: большая часть жителей Руси или была побита, или взята в плен татарами; Киев после Батыева опустошения сделался ничтожным городком, в котором едва насчитывалось домов с двести, жители находились в страшном рабстве; по окрестностям путешественники находили бесчисленное множество черепов и костей человеческих, разбросанных по полям. Таким образом, Русь находилась между двумя страшными врагами, татарами с востока и Литвою с запада, которые не замедлят вступить в борьбу за нее. Но у нее оставался еще знаменитый князь, под знаменем которого она могла еще с успехом отстаивать свою независимость, хотя и тут, разумеется, собственная Русь не могла играть по-прежнему первенствующей роли; Киев уже прежде потерял свое первенствующее значение, перешедшее теперь к богатой области Прикарпатской, отчине знаменитого правнука Изяслава Мстиславича. Но к этой волости перешло также роковое преимущество Киевского княжества быть предметом усобиц между Мономаховичами и Ольговичами: несмотря на татарское опустошение, за Галич продолжали бороться двое представителей обеих враждебных линий – Даниил Романович Мономахович и Михаил Всеволодович Ольгович.
Даниил еще до взятия Киева Батыем поехал в Венгрию, но был дурно принят королем, который отказался выдать дочь свою за его сына. Даниил выехал из Венгрии, но, встретив на дороге толпы народа, спасавшегося бегством от татар, должен был возвратиться назад; потом, услыхав, что брат, жена и дети спаслись в Польшу, отправился и сам туда же, на дороге соединился с семейством и вместе с ним поехал к Кондратову сыну Болеславу, который дал ему на время Вышгород, где Даниил и пробыл до тех пор, пока узнал, что татары вышли из его волости. Обстоятельство, что Даниил выехал в Венгрию только с одним сыном Львом, оставивши семейство в Галиче, заставляет думать, что он не бежал пред татарами, а ездил для сватовства и заключения союза с королем против татар. В Галиче ждали Даниила прежние неприятности: когда он подъехал к городу Дрогичину, то наместник тамошний не позволил ему войти в город; другие города были опустошены; из Бреста нельзя было выйти в поле от смрада гниющих трупов; во Владимире не осталось ни одного живого человека; Богородичный собор и другие церкви были наполнены трупами. Между тем и Михаил черниговский с сыном Ростиславом возвратились из Польши, где также скрывались от татар, и проехали мимо Владимира к Пинску, не давши знать Романовичам о своем приезде, чем явно выказывали вражду свою к ним; из Пинска Михаил отправился в Киев и жил под этим городом на острове, а сын его Ростислав поехал княжить в Чернигов, Когда, таким образом, Черниговские обнаруживали неприязнь свою к Романовичам, последние должны были бороться со внутренними врагами. Бояре галицкие, по словам летописца, называли Даниила своим князем, а между тем сами держали всю землю; главными из них были в это время Доброслав Судьич, попов внук, и Григорий Васильевич: первый взял себе Бакоту и все Понизье, а другой хотел овладеть Горною стороною Перемышльскою, и был мятеж большой в земле и грабеж от них, Даниил послал стольника своего Якова сказать Доброславу: «Я ваш князь, а вы меня не слушаетесь, землю грабите; я не велел тебе принимать черниговских бояр, велел дать волости галицким, а Коломыйскую соль отписать на меня», «Хорошо, – отвечал Доброслав, – так и будет сделано»; но в это самое время вошли к нему Лазарь Домажирич и Ивор Молибожич, два беззаконника от племени смердьего, как называет их летописец; они поклонились Доброславу до земли. Яков удивился и спросил; «За что это они так тебе низко кланяются?» «За то, что я отдал им Коломыю», – отвечал Доброслав. «Как же ты смел это сделать без княжеского приказа? – сказал Яков. – Великие князья держат эту Коломыю на раздачу оруженосцам своим, а эти чего стоят?» «Что же мне говорить?» – отвечал, смеясь, Доброслав; другого ничего Яков не мог от него добиться. К счастию Даниила, оба боярина, Доброслав и Григорий, скоро перессорились; Доброславу не хотелось иметь товарища, и потому он прислал к князю с доносом на Григория, и оба потом явились с наветами друг на Друга к Даниилу, который был особенно оскорблен гордостию Доброслава: этот боярин приехал к князю в одной сорочке, закинув вверх голову, в сопровождении толпы галичан, шедших у его стремени. Романовичи увидали, что оба боярина лгут, оба не хотят ходить по воле княжеской, и потому велели схватить обоих, потом отправили печатника Кирилла в Бакоту собрать подробные сведения о грабительствах боярских и успокоить землю, в чем Кирилл и успел.
Но только что установилось спокойствие внутреннее, как Романовичи должны были приняться за оружие для отражения врагов внешних: в 1241 году Ростислав Михайлович черниговский, собравши князей болховских и галичан себе преданных, осадил Кирилла в Бакоте; после битвы у городских ворот Ростислав потребовал свидания с печатником, надеясь склонить его на свою сторону, но Кирилл отвечал ему: «Так-то ты благодаришь дядей своих за их добро? ты позабыл, как тебя выгнал и с отцом король венгерский и как тогда приняли тебя господа мои, твои дядья? отца твоего в великой чести держали и Киев ему обещали, тебе Луцк отдали, а мать твою и сестру из Ярославовых рук освободили». Много умных речей говорил Кирилл, но Ростислав не послушался; тогда печатник принялся за другое средство, подействительнее, и вышел на черниговского князя с пехотою; тот не решился вступить в битву и ушел за Днепр. Даниил, услыхавши, что Ростислав приходил на Бакоту с князьями болховскими, пошел немедленно на последних, потому что эти князья также отплатили ему злою неблагодарностию за добро: когда он жил в Вышгороде у Болеслава мазовецкого, то князья болховские прибежали также в Польшу от татар; но Болеслав не хотел принимать их, а хотел ограбить. «Это особенные князья, а не твои ратники», – говорил он Даниилу, который вступился за них; галицкий князь хотел было даже биться за них с Болеславом, насилу брат его Василько умолил последнего не трогать болховских, которые обещались служить полякам. Но теперь они забыли все это, и Даниил без милости опустошал их землю, оставленную татарами в целости для того, чтоб жители сеяли на них пшеницу и просо; семь городов их взял Даниил и сжег. Но Ростислав черниговский не думал еще отставать от своих враждебных намерений: соединившись с изменником Данииловым, боярином Владиславом, и с рязанским изгнанником, братоубийцею, князем Константином Владимировичем, овладел Галичем, но был скоро выгнан оттуда Романовичами и спасен был от дальнейшего преследования только вестию, что татары вышли из Венгрии и идут на землю Галицкую; Константин с крамольным владыкою перемышльским также принужден был бежать перед дворецким Данииловым, Андреем; Андрей настиг и разграбил гордых слуг владыкиных, разодрал тулы их бобровые, прилбицы (опушки у шапок подле лба) волчьи и барсуковые; тут же попался в плен и славный певец Митуса, который прежде по гордости не хотел служить князю Даниилу. Через три года (в 1245) Ростислав, женившийся между тем на дочери короля венгерского, пришел с тестевым войском опять на волость Даниила, разбил бояр последнего, но был выгнан самим Даниилом.
Через несколько времени Ростислав с полками венгерскими в польскими вошел в последний раз в землю Галицкую и осадил Ярославль. Во время сильных боев перед городом венгры и поляки укрепили свой лагерь, чтобы не терпеть никакого вреда от осажденных до тех пор, пока не будут готовы осадные машины Ростислав хвастался перед войском своим: «Если б я знал только, где Даниил и Василько, то поехал бы на них с десятью человеками». Он устроил воинскую игру перед городом и, сражаясь с каким-то Воршем, упал с лошади и вывихнул себе плечо – примета была не на добро, замечает летописец. Даниил и Василько, услыхавши о его приходе, помолились богу и стали собирать войска. На реке Сане произошла последняя кровопролитная битва между Мономаховичами и Ольговичами; перед сражением, говорит летописец, пролетела над полком стая птиц хищных, орлов и воронов, и стали птицы играть, клоктать и плавать по воздуху – знамение было на добро. Первый напал на полки Ростиславовы дворецкий Андрей; когда с обеих сторон переломали копья, то послышался треск, как от грома, и много с обеих сторон попадало всадников с коней своих; Даниил послал к Андрею 20 отборных мужей на помощь; но те испугались и прибежали назад к Сану, оставя храброго дворского среди врагов с малою дружиною. Между тем поляки, поднявши страшный крик, поя Кирлешь (Кирие елеисон), двинулись на Василька; с ними был сам Ростислав, а в заднем полку стоял с хоругвию известный венгерский воевода Филя; он по-прежнему хвастался и укорял Русь. «Русские, – говорил он своим, – горячо наступают, но долго не выдерживают боя, стоит нам только выдержать их первый натиск». Даниил бросился на выручку брата, попался было в плен, вырвался, выехал из полков, но потом возвратился опять, ударил на Филю, смял полк его, разодрал хоругвь пополам; увидавши это, Ростислав побежал, а за ним и все венгры. Мы оставили Василька, ожидавшего нападения поляков, которые кричали друг другу: «Погоним длинные бороды». «Лжете, – прокричал им в ответ Василько, – бог помощник нам» – и с этими словами, пришпорив коня, двинулся к ним навстречу. Поляки не выдержали натиска и обратились в бегство. Даниил, гоня венгров и русь Ростиславову через глубокую дебрь, сильно тужил, не зная, что делается с братом, как вдруг увидел хоругвь его и самого князя, гонящего поляков; Даниил остановился на могиле против города и подождал брата, с которым стал советоваться – продолжать ли преследование? Василько отговорил его гнаться дальше. Поражение неприятелей было полное: множество венгров и поляков было побито и взято в плен, в числе пленных находился гордый Филя, схваченный Андреем дворским, и знаменитый изменник галицкий, боярин Владислав: оба казнены были в тот же день вместе со многими другими венгерскими пленниками.