Вернувшийся к рассвету - Дмитрий Ясный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так точно, товарищ….
Рапорт неожиданно прервала открывшаяся без стука дверь в кабинет полковника.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
— День добрый, Алексей Петрович. Здравствуйте, лейтенант. Без чинов, пожалуйста, и представьте, что меня здесь нет. Продолжайте.
— Есть, товарищ генерал-лейтенант!
— Ну, я же просил — пожилой крупный мужчина со светлыми волосами недовольно поморщился, устраиваясь в кресле у окна. Достал сигареты, пристукнул зажигалкой по подлокотнику:
— Не возражаешь, Алексей Петрович?
— Курите, Сергей Леонидович.
Сизый табачный дым потянулся в форточку одновременно с продолжением доклада лейтенанта.
— Фотографирование производилось фотоаппаратом марки «Зенит-18». Фотоаппаратура стандартная, единственное отличие от основной модели — цена. Кай приобрел так называемый «олимпийский» вариант. Никаких объектов стратегического, военного и гражданского назначения Кай не фотографировал. Только ландшафты и пейзажи. Количество негативов совпадает с количеством приобретенной пленки. Две пленки засвечены, скорее всего, из-за неопытности объекта — ранее он фотоаппаратом не пользовался и в личном владении не имел. Также объектом приобретены химикаты для проявки пленок и фотографий, необходимая аппаратура и оборудование для печатания фотографий. В частности, кюветы, боскеты, фотоувеличитель. В целом, поведение объекта Кай стандартное, из шаблонов не выбивается. На наших сотрудников, изображающих грибников и туристов, реагировал спокойно, попыток что-то прикрыть или спрятать, не отмечено. Прослушка квартиры и телефона объекта никаких новых данных не дала — обычные бытовые разговоры. Объектом осуществлена перестановка мебели во второй комнате, вследствие чего наблюдение за определенным участком квартиры несколько затруднено. Точнее, за постелью. Также при работе с фотооборудованием объект задергивает шторы и выключает свет на период от часа до двух. В указанный промежуток времени визуальный контроль объекта невозможен. У меня всё, товарищ полковник.
— Спасибо, лейтенант. Можете быть свободны.
— Есть, товарищ полковник! Разрешите идти?
— Идите.
Лейтенант четко повернулся на каблуках и вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
— У тебя далеко фотография этого Кая, Леша?
— Рядом, Сергей Леонидович. Возьмите.
Генерал принял из рук полковника сероватую папку, тщательно протерев мягкой тряпочкой стекла очков, водрузил их на нос. Зашелестели переворачиваемые страницы. Генерал всматривался в строки личного дела объекта Кай, подносил к глазам прикрепленные скрепками фотографии, задумчиво хмыкал, несколько раз потер указательным пальцем правый висок. Дойдя до последней страницы, захлопнул папку, долго смотрел на сидящего за своим столом полковника, вновь закурил.
— Ну и к чему вся эта суета, Леша?
— Не понял вашего вопроса, Сергей Леонидович.
— Всё ты понял, Леша, всё ты понял. Это вот я никак понять не могу, что ты ищешь, чего добиваешься? Что за хоровод ты вокруг этого пацана крутишь? Маячки, прослушка, «наружка», целых две оперативные группы задействовал, наблюдателей в доме напротив посадил. И не скрываешь их, даешь ему понять, что он под наблюдением. Для чего это? Чем он тебя так заинтересовал? — генерал жестом остановил пытавшегося ответить полковника — Потом скажешь, сейчас меня слушай.
Генерал вытряхнул из пачки третью сигарету, задумчиво пересчитал оставшиеся и, раздраженно, засунул обратно. Пояснил:
— Ольга пересчитывает. Врачи ей сказали, что курю слишком много. Теперь не более двух штук за час выкуриваю. Ладно, давай я тебе свое виденье сложившейся ситуации обрисую. Ты у меня на хорошем счету. Грамотный, умный, инициативный работник. Профессионал. Коммунист с многолетним стажем, имеешь боевые награды. Все твои операции проводились блестяще, результаты великолепные. Всегда четкое обоснование использования средств и людских ресурсов с анализом ситуации и характеристикой фигуранта. И вдруг ты поднимаешь непонятную возню вокруг рядового агента-внештатника, маловразумительной самодеятельностью занимаешься. Ну, хорошо, пусть не совсем рядового. Неплохого аналитика, я бы даже сказал талантливого. Да, и он, как ты говоришь, уникум, этот паранорм. И что? Это повод отправлять запросы, рыться в его прошлом, а прошлого-то всего шестнадцать лет, из них дай бог лет десять сознательного. Ты же приставил к нему «наружку», микрофонов и маячков навесил. Может он еще кого убил? Собирается? Его завербовали? Может быть, он бомбу у нас украл? Нет? Тогда объясни мне, Леша, какого черта целый отдел седьмого управления стоит на ушах из-за какого-то щенка? Почему мне задают неприятные вопросы о твоей излишне бурной деятельности? Давай, объясняй, я слушаю тебя.
— У меня нет устраивающего вас ответа, Сергей Леонидович.
— А что у тебя есть Леша?
— Ощущение. Интуиция. Вы ведь знаете меня, Сергей Леонидович, я вас ни разу не подводил. Этот мальчик….. Да какой он, к чертовой матери, мальчик! — полковник стукнул ладонью по серой папке — Старик это в теле мальчика! Крокодил седой! Волк! Матерый и жестокий. Для него жизнь человека горелой спички не стоит! Я это чувствую, я в этом уверен. И он к чему-то готовится и готовился. Всё это время, каждую минуту. Каждый шаг этого человека рассчитан, он семь лет непреклонно идет к своей цели, и я хочу узнать, что это за цель? Что он нам готовит?
— Тогда, может быть его изолировать? Например, в Балашихинском комплексе? Вот здесь он у тебя будет.
Генерал резко сжал пальцы в кулак.
— Нет. Это ничего не даст. Затаится, будет ждать. Десять лет, двадцать. Ждал семь лет, подождет и двадцать. Он ведь нас тобой, Леонидыч, переживет. Сейчас ему шестнадцать, через двадцать лет будет тридцать шесть. А сколько через двадцать лет будет нам?
— Тогда выведи его за штат. Думаю, это будет несложно. Он ведь обожает кататься на мотоцикле.
— Да, это не составит труда. Простое решение. Только он не против нас. Не за, но и не против.
— Уверен?
— Да, Сергей Леонидович. В этом я полностью уверен.
— Хорошо — генерал всё-таки закурил третью сигарету — под твою ответственность. Я доверяю твоему чутью, Леша, ведь недаром за глаза тебя зовут «Наш пограничный пес Алый». Знаешь об этом? — полковник кивнул — Значит знаешь. Поэтому продолжай его вести, но с урезанным штатом. Оставишь себе техгруппу и одну смену «наружки». Больше дать не могу, даже не проси — Деветьяров уже доложил самому. Все понятно? Работай.
«Есть упоение в бою, у мрачной бездны на краю….» или вот ещё «Сверканье молний гневных, что дух вздымают на свершенья, дающих неземные наслажденья».
Вы никогда подобного не испытывали? Я тоже ранее никогда у бездны на краю не стоял и в грозу по голому полю не шлялся. В бою же не до высокого штиля и анализа испытываемых чувств — обстановка не располагает. Да и не принимал я участия в огневых контактах — генералы в атаку не ходят, генералы посылают, в атаку. Но все описываемые классиками ощущения и намного больше было в том вулкане эмоций, что сейчас переполнял меня. Полковник сволочь, разумеется, редкостная, но я был ему благодарен. За свет в глазах моей любимой, за её легкую походку, счастливую улыбку, за выросшие за её спиной крылья. За её спокойное дыхание и изящную теплую ладошку, невесомо лежащую на моей груди. За моего ангела. Хрен с вами, Алексей Петрович, выдавлю из себя «спасибо» за «подвод субъекта к объекту разработки», чтоб вас на том свете определили на самую большую сковородку!
Я осторожно, чтобы не дай бог потревожить солнышко, выбрался из постели. Еле касаясь губами, нежно поцеловал розовую мочку уха, смуглое плечико, полюбовался волнующей все мое естество выскользнувшей из-под одеяла линией груди. Спи, любимая, вымотал я тебя. Спи, моя женщина, спи моя радость. Я люблю тебя.
Шагнул к окну, поправил штору, чтобы лучи солнца не потревожили мою звездочку. Вгляделся в окна дома напротив. Интересно, полковник посадил туда наблюдателей или нет? Если посадил, то пусть смотрят и завидуют — такого счастья им никогда не испытать. Перевел взгляд на часы — седьмой час утра. Пора. Выходя из комнаты, остановился на пороге, чтобы еще раз полюбоваться на мое сопящее во сне счастье. Устала, моя звездочка. М-да, старик в теле юноши это что-то с чем-то. «Если бы молодость знала, если бы старость могла». В моем случае я и знал и мог. Я был нежен и груб, я был ласков и жесток. Я покорял и отдавался на милость победителя. Я вел любимую к звездам, и вместе с ней падал в бездну. Мы были переполнены счастьем и пусты одновременно. Мы были ненасытны, мы были алчны и щедры, мы любили друг друга. Каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Мне не надо было кричать — остановись мгновенье, ты прекрасно! — времени для нас не существовало, в этом мире не было никого кроме нас. Только я и моя звездочка. Я и Надя. Не было больше ни старика в теле ребенка, ни юноши с разумом старой развалины, мы стали едины. И это было хорошо.