Крестоносец. За Гроб Господень - Пол Догерти

Теодор никогда ей не перечил. Они стали часто выезжать вдвоем на конные прогулки, чтобы оказаться подальше от смрада и грязи лагеря, от шума и грохота осады. Мчались галопом куда-нибудь в глубинку и разыскивали там какой-нибудь беленький домик с хлевами, клумбами и огородами.

Теодор садился возле Элеоноры на траву и говорил о том, что его детство и юношество тоже прошло в таком краю и что он всегда мечтал найти ему подобный. Элеонора, внимая ему, явственно услышала, как захлопнулась дверь в прошлое. Возвращения в Компьен не будет. Не будет больше преследовать ее чувство вины за смерть мужа, не будет больше она разделять божественные грезы с Гуго и Готфридом. Когда падет Иерусалим — если он падет, — ее клятва будет исполнена и она начнет новую жизнь, дорога к которой уже ждала ее.

Элеонора вспомнила это обещание, данное самой себе, когда Гуго собрал их на встречу: ее брат был теперь авторитетным лидером, с которым считались и к голосу которого прислушивались. И вот что он четко и властно провозгласил: Готфрид Бульонский и Роберт Фландрский снова воссоединились с «Армией Господа», которая насчитывала теперь в лучшем случае двадцать тысяч воинов. Осада Аркаса истощала их ресурсы, и поэтому ее следовало прекратить, потому что на защиту Иерусалима выступила огромная армия каирского халифа.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Бельтран, вваливаясь непрошеным в шатер, волоча за собой чем-то удрученную Имогену.

Элеонора внимательно к ней присмотрелась. Лицо ее бывшей помощницы похудело и осунулось, однако не вследствие лишений, а просто потому, что они с Бельтраном в последнее время постоянно ссорились, однако Элеонора не знала причины этого.

— Откуда я знаю? — парировал Гуго. — С Божьей помощью. Один из моих братьев поехал на соколиную охоту. Его сокол напал на голубя и ранил его; голубь упал. Выяснилось, что голубь нес послание в маленькой трубочке, привязанной к одной из лапок.

— Не может быть! — фыркнул Бельтран.

— Тем не менее это правда. Я тоже об этом слышал, — вмешался Теодор в разговор. — У турок есть голуби, специально приученные к доставке посланий на большие расстояния.

— И что же было в том послании?

— То, что я вам говорил. Это письмо было послано из одной крепости халифа Каира, которая находится на юге, — ответил Гуго. — Египтяне отправили большую армию для защиты Иерусалима.

Тишину нарушали только потрескивание огня и далекие шумы, долетавшие из лагеря.

— Это сумасбродство должно закончиться, — сказал Готфрид, расставив руки и поднимаясь. Элеонора мысленно улыбнулась. Готфрид явно действовал по наущению Гуго, хотя тот стоял с невинным лицом как ни в чем не бывало.

— Но мы присягнули на верность графу Раймунду, — вставил Альберик.

— Только в том, что касается взятия Иерусалима, — пробормотал Норберт.

— Если он не пойдет на Иерусалим, — гневно продолжил Готфрид, — то мы больше ничем не будем ему обязаны.

Это заявление было встречено криками одобрения.

— Но как же копье? — вспомнил Норберт. — Граф Раймунд хранит копье у себя, а пророк Пьер Бартелеми считает это знаком свыше, прямым Господним благословением всего, что делает граф Раймунд.

— Но кто сказал, что Пьер Бартелеми — истинный пророк, сродни библейским? — спросил Гуго с угрожающими нотками в голосе. — Небеса могут лишить его своего благоволения, а Господь — своего благословения. Я правильно говорю?

Последующие несколько дней дали ответ на вопрос Гуго, поскольку Пьер Бартелеми своими пророчествами лишь ухудшил свое положение в «Армии Господа». Теперь ему являлись видения Христа, святого Петра и святого Андрея, и истории он рассказывал мрачные. Якобы Господь поведал ему, что в «Армии Господа» собралось слишком много грешников, которых теперь следует беспощадно истребить. Поэтому граф Раймунд должен собрать всю армию и выстроить ее в боевой порядок. После этого Пьер Бартелеми чудесным образом увидит, что на самом деле франки выстроятся пятью шеренгами: те, которые будут в первых трех шеренгах, окажутся истинными приверженцами Христа, но в последних двух соберутся люди, запятнанные грехами прелюбодеяния, распутства, гордыни, алчности и трусости. Пьер заявил, что Господь поручил ему лично засвидетельствовать казнь каждого из этих грешников. Понятно, что это «пророчество» было не чем иным, как неприкрытой угрозой. Граф Раймунд стремительно терял свою популярность. Осаде Аркаса не было видно конца, а император Алексий снова прислал письмо с просьбой подождать. А тут еще и Пьер Бартелеми со своими пророчествами!

По лагерю быстро, как пожар в степи, распространился слух о том, что Пьер Бартелеми — шарлатан и что его так называемое священное копье есть не что иное, как наконечник турецкого копья, которое он сам — а может, и с помощью графа Раймунда — специально спрятал. Франкам надоело, что Пьер посреди ночи таращится во тьму, а потом разражается своими чудесными пророчествами. Настало время проверить их на истинность. Оппозицию возглавил Арнульф Шокский, капеллан герцога Нормандского. Он и другие стали задавать неудобные вопросы, которые благодаря влиянию членов «Братства Портала Храма» вскоре стал задавать весь лагерь. Почему святое копье Бартелеми нашел сам, без чьей-либо помощи, да и к тому же еще в полной темноте? Почему его не показали всем и сразу? И почему эти видения посещали именно Бартелеми — бывшего завсегдатая таверн и человека, которого подозревали в дезертирстве из армии? Более того, почему святое копье оказалось именно в Антиохии? Неужели Понтий Пилат со своими солдатами когда-либо бывал в этом городе? Почему ни у кого другого не было подобного видения, и почему только Пьер Бартелеми знал, где спрятано копье? Даже Адемар Монтейский в свое время не задавал таких вопросов. Хотя благочестивый Адемар всегда с подозрением относился к этой священной реликвии.

Споры продолжались в том же духе. Многие стали считать священное копье всего лишь фальшивкой. Арнульф продолжал свои нападки, которые становились все более настойчивыми, пока не спровоцировали Пьера Бартелеми на открытое противостояние с несогласными. Он решил защищаться.

— Разожгите огромный костер! — воскликнул он. — И я возьму священное копье и пройду с ним сквозь огонь. Если это копье послано Богом, то я пройду сквозь огонь невредимым; если же нет, то я сгорю дотла!

Испытание огнем казалось единственным выходом из создавшегося положения.

Был назначен день: страстная пятница 1099 года. Пьер постился и молился. В назначенный день приготовили ровную полоску земли. В центре ее неплотно разложили кучу дров, протянувшуюся на расстояние пяти шагов. Воины собрались на близлежащих склонах, чтобы посмотреть на испытание огнем и стать свидетелями решения, которое примет Господь. Возле центра расчищенной площадки стояла группа священников, выступавших в качестве официальных свидетелей. Они были босые и в епанчах. Элеонора и Теодор тоже пришли посмотреть вместе с членами братства. Пьера Бартелеми вывели и сняли с него верхнюю одежду. Потом подожгли сухие оливковые ветви. Куча горящего хвороста высотой четыре фута, состоящая из двух частей, растянулась примерно футов на четырнадцать. Между двумя половинами кучи был оставлен промежуток величиной около фута. Огонь разгорелся и загудел. Раймунд Агильерский, капеллан графа Раймунда Тулузского, обратился к армии и сказал зычным голосом:

— Если всемогущий Господь действительно говорил с этим человеком с глазу на глаз, а святой Андрей рассказал ему, где спрятано копье, то этот человек пройдет сквозь огонь невредимым. А если произойдет иначе, то это будет означать, что он лжец! Тогда пусть сгорит и он, и копье, которое он понесет в своих руках.

Все воины стали на колени и выкрикнули в ответ: «Аминь!»

Языки пламени взлетали все выше; жар усиливался. Пьер Бартелеми совершил коленопреклонение, принял благословение священника, а потом вскричал своим громким скрипучим голосом, что видит Бог — он не солгал. Он также попросил армию молиться за него. Священник взял копье, завернутое в льняную ткань, и дал его Пьеру Бартелеми в руки. Пророк поднялся и пошел прямо в огонь. Какая-то вспугнутая птица пролетала над костром; огонь подпалил ей крылья, и она камнем упала вниз. Однако Пьер прошел сквозь первую кучу, а потом, немного постояв, двинулся через вторую. Рев, приветствовавший его благополучное прохождение через огонь, донесся, казалось, до небес. Пьер поднял копье вверх; оно так и осталось завернутым в полотно, на котором не было никаких следов возгорания. Потом Пьер побежал к собравшимся зрителям с криком, что Господь подтвердил: он — не лжец! Теодор взял Элеонору за руку и быстро увел подальше от места события, поскольку ситуация была чревата бунтом. Все сгрудились вокруг Пьера Бартелеми. Элеонора так и не узнала, что же на самом деле случилось впоследствии. То ли в результате чрезмерного восторга толпы, то ли недруги постарались, но этот горячий прием причинил ему больше вреда, чем сам огонь: ноги пророка были сломаны в двух или трех местах, и была серьезно повреждена его спина. Пьера бы вообще разорвали на части, если бы не подоспел граф Раймунд со своими подручными. Он пробился сквозь толпу, освободил его и быстро отвез в хижину Раймунда Агильерского. Однако толпа, считая, что стала свидетелем великого чуда, бросилась теперь к костру и разобрала его уголья как священные реликвии.