Двое против ста - Сергей Алтынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– За что тебя первый раз выгнали из войск? – спросила Лена, отставив в сторону железную кружку с купленным у местных интендантов сорокадвухградусным коньяком.
Валентин лишь махнул рукой, плеснул в свою кружку еще немного ароматного крепкого напитка.
– Все-таки – за что? – повторила вопрос Лена.
– За что, за что... Героя Советского Союза на хер послал. Он, может, и Герой, но глупый... И за свое геройство людей готов положить. Хоть полк, хоть дивизию... Может, и не прав я был. Только Герой тот теплое место в Госдуме занял и в ус не дует. Объявить войну – он первый «за». Переговоры затеять – опять же «за». Потому как начальство огорчать не хочет.
– Значит, он не Герой.
– Не все так просто... – осушив кружку одним глотком, покачал головой майор Лапето. – Он мужик не из трусливых и в генерал-полковники не за шарканье на парадах пробился. Просто... бывает так, и нередко. На войне герой, а перед начальством... А вообще глупость какая-то.
Лена не знала, что и сказать. Глупость?! Впрочем, с этого дня она была офицером разведки ВДВ, и лишних размышлений и вопросов ей теперь не полагалось. Основной принцип существования: десантник не спрашивает, сколько врагов, десантник спрашивает – где они? Теперь у нее был целый ряд профессий. Могла служить «вышибалой»[28] , могла «мотальщицей»[29] . Из кулинарных изысков умела готовить лишь «макароны по-скотски»[30] . Помимо оказания первой медицинской помощи, прослушала курс лекций по профилактике ПТСР[31] . Утром им обоим предстояло отправиться в «рейд». То есть глубоко проникнуть на территорию противника.
Выдвинулись, проникли – до этой самой «территории» было не более трех километров. Там они вышли на соединение с автономной диверсионной группой, которая занималась отслеживанием и ликвидацией полевых командиров. Старшим группы оказался Андрей, сокурсник Валентина по Киевскому общевойсковому училищу[32] . Оба были немало удивлены такой встречей.
– Я грешным делом думал, что ты, Валька, на той стороне! – усмехнувшись в запорожские усы, сказал Андрей.
– Господь с тобой! – только и ответил майор Лапето.
– Рад видеть тебя в наших рядах!
В немногочисленном отряде оказалась еще одна женщина, явно прибалтийского происхождения, по имени Милда. Лена несколько удивилась – обычно прибалтки сражаются на стороне боевиков. Впрочем, она скорее всего была сотрудницей ГРУ или ФСБ, работающая под «прибалтийской легендой». Так убедила себя Лена, не имеющая привычки задавать лишних вопросов. Самое интересное, что за два дня Лена и Милда стали неразлучными подругами. У них оказалось немало общего. В детстве и юности – спорт. Потом – война. Об этом периоде ни Милда, ни Лена не рассказывали друг другу, говорили в основном о детстве, подростковых увлечениях. И та и другая, истосковавшиеся по обычным, свойственным каждой женщине разговорам, готовы были раскрыть друг другу душу. Но лишь до определенных границ. Обе оставались разведчицами спецназа. Утром второго дня им пришлось участвовать в допросе пленника. Тот поначалу молчал. Потом его увели в бункер к Андрею. Более Лена не видела этого плотного бородатого кавказца с печальными и одновременно полными ненависти глазами. Вечером второго дня их пребывания диверсионную базу посетили неожиданные гости. Кто бы мог представить, что в тыл боевиков может высадиться вертолет федеральных сил. В сопровождении автоматчиков к господам диверсантам прибыл известный российский генерал. Патриотический и за Россию страдающий! В 91-м Белый дом защищал, в 93-м самолично формировал экипажи для расстрела все того же Белого дома и лично «пли!» командовал. Вместе с ним был и высокий чин из контрразведки. Длинный, нескладный, в мешковато висящем на сутулых плечах камуфляже. Некто Муравьев. Оба без всякой субординации поздоровались с Андреем за руку, затем вручили ему три пуленепробиваемых кейса. Лапето и Лена наблюдали за этим издали, из замаскированного окна подземного бункера. Андрей открыл все три кейса, достал из каждого по пачке купюр, произвольно вытащил по одной из каждой и проверил, не фальшивка ли, с помощью специального аппарата. И Лена, и Валентин замерли в недоумении – если это выдача «боевых», то сумма непривычно большая. И почему ее выдают на территории противника, а «кассирами» являются столь высокие чины?! Между тем в обмен на деньги Андрей и его бойцы вытащили пять огромных мешков с неизвестным содержимым. Муравьев поморщился, но приказал своим людям затащить мешки в вертолет. Таким образом, произошел непонятный, но очень важный обмен. Валентин приказал Лене остаться в бункере и быть настороже. Сам же отправился к Андрею, чтобы пролить свет на происходящее. О дальнейшем Лена узнала со слов Валентина.
– Видел? – поинтересовался Андрей, как только перед ним предстал его бывший сокурсник Лапето. – Какие люди ко мне в гости захаживают. И не за просто так. Они у меня вот где, эти генералишки москальские!
– О чем ты, Андрюха? – отказывался верить своим ушам Валентин. – Ты...
– Работаю сразу на два фронта, – усмехнулся Андрей. – Нет, конечно, я в армии независимой Ичкерии, но с этими продажными упырями у меня бизнес. Знаешь, что в мешках, которые они увезли?
– Героин, – ответил Лапето, который слишком поздно все сообразил.
– Вот именно. Они делают свой бизнес, я свой. Переправляю это зелье, травлю москалей. Генералы делают состояние. В скором времени мы сорвем по-настоящему большой куш. Москалям нужен один из... – Андрей назвал имя одного из наиболее одиозных полевых командиров. – У них там, в ихней Россиянии, скоро выборы, и им нужна хотя бы видимость победы. За его башку я получу...
– В училище я ни разу не слышал от тебя слово «москаль», – оборвал товарища на полуслове Валентин.
– Правильно, – усмехнулся во второй раз Андрей. – Подожди-ка, Валя...
Усмешка исчезла с его загорелого усатого лица. Кажется, он тоже обо всем догадался.
– Не понимаю... И ты, и я – мудаки! Не в объятия друг к другу надо было бросаться... – почти простонал Андрей.
В самом деле, надо было досконально выяснить, кто, откуда и куда. Рад видеть в наших рядах! Грешным делом думал, что на ТОЙ стороне?! На какой стороне оказались они с Леной теперь?! Шли без пароля, начальник разведки сказал, что командир диверсионной группы известен Валентину в лицо. Подстава?
Все внезапно стало ясно, как Божий день. Начальник разведки также мог понятия не иметь, на чьей стороне лихой повстанец Андрей и его команда. Автономная группа, повстанцы, точнее, наемники, но при этом наши наемники. Приказ-то явно был сверху, и акция по уничтожению или захвату «полевого генерала» планировалась заранее. И еще КТО-ТО был уверен, что Андрей с Валентином легко найдут общий язык. И доставят к выборам столь желанную бородатую голову... Валентин опередил Андрея, сразу дав понять, кто выстрелит первым. Направил в грудь сокурсника тупой ствол своей «грозы».
– Ни я, ни она живыми не дадимся. Дашь двадцать минут?
– Нам потом менять дислокацию? Ты же выдашь нас! – стараясь держать руки ладонями вперед, зло проговорил Андрей.
Реакцию и скорость своего бывшего сокурсника он знал преотлично. Валентин молчал. Что он мог ответить?!
– Двадцать минут, Андрей, – произнес наконец Лапето. – Я обещаю, что протяну время.
Он не стал произносить пафосно-киношную фразу «в память о курсантских годах».
– Твои люди убьют нас, но и отряд сильно поредеет. И ты не получишь свой «куш». Мертвецам не нужны деньги, – подвел итог Валентин.
– Двадцать минут... – проговорил Андрей. – Ладно, Валя... Потом, как Бог решит.
Бог решил следующим образом. Валентин и Лена беспрепятственно покинули лагерь «господ наемников» и спустя три часа давали объяснения в особом отделе контрразведки. Валентин как мог тянул время и одновременно пытался выяснить, каким образом все так сложилось. Однако сидевший рядом с особистами начальник разведки хранил гробовое молчание и старался не смотреть на своих недавних подчиненных.
– Полный провал!
– Вас ждет следствие и гарнизонный суд!
Так сыпали с разных сторон особисты – один молодой и в очках, другой постарше, с небольшой подстриженной бородкой.
– Достаточно! – неожиданно произнес начальник разведки, поставив некую точку. – Давайте координаты этой банды...
Валентину ничего другого не оставалось, как выполнить приказанное. Потом их с Леной на некоторое время оставили в покое. Почти целые сутки они провели в своем кунге, допивая коньяк, почти ни о чем не говоря. Да и что теперь было говорить. Спасибо, в своих стрелять не пришлось. Впрочем, Лене пришлось. Уши пленному щекотать. И смеяться, точно захмелевшей от всего того, что именуется войной. У которой вроде бы не женское лицо. А ведь пленный этот скорее всего был из СВОИХ. Что теперь с ним? Вот оно как все... Самое ужасное, что Лена чисто по-человечески привязалась к Милде. Женщине, стрелявшей в русских. «Как надоело все», – говорила Милда, и Лена понимала ее. Да, надоело. Тем не менее приходилось выполнять эту тяжелую работу. Лена сама выбрала этот путь после смерти сестры Оксанки, после встречи с Валентином.