Могилы из розовых лепестков (ЛП) - Вильденштейн Оливия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Катори? — крикнул папа.
Я поползла к входу. Он стоял в нескольких ярдах от домика на дереве, щёки его пылали, хотя остальная часть лица была смертельно бледной.
— О, милая! Я повсюду искал тебя. Я думал… — его голос потрескивал, как старый проигрыватель.
Я спустилась по лестнице. Когда мои ноги коснулись земли, я чуть не упала, но удержалась на широком стволе. Папа шагнул ко мне, затем обхватил меня своими длинными руками.
— Я думал, ты уехала в Бостон. Я думал, ты не вернёшься, — сказал он.
— Я бы никогда не уехала, не сказав тебе. Мне просто нужно было пространство после того, как я услышала, — я вздохнула, и у меня защемило в груди, — после того, как я услышала, что это не был несчастный случай.
Папа положил голову мне на плечо, а затем отпустил меня, и его глаза излили свои эмоции прямо в мои. Я чувствовала тревогу, ужас и чувство вины. Это было всё равно, что принимать душ с поднятой головой и широко открытыми глазами.
— Я должен был сказать тебе правду. Я просто так боялся того, что это сделает с тобой.
— Спасибо тебе, папочка.
— За что?
— За то, что защищал меня.
Он снова обнял меня.
— Давай отвезём тебя домой.
Я кивнула. Однако прежде чем уйти, я подняла глаза. Я не была уверена, что хотела сказать Каджике, но я не могла просто притвориться, что его там не было.
Каджика присел на платформу, как будто собирался спрыгнуть. Его глаза сияли, когда он наблюдал за моим отцом и мной.
— Папа, я бы хотела, чтобы ты познакомился с моим другом. Он приехал из Бостона.
Папа поднял глаза. Тело Каджики застыло в тревоге, отражая тело моего отца, хотя я сомневалась, что реакция моего отца на него была вызвана страхом. Больше похоже на удивление и настороженность.
Моему отцу потребовалось мгновение, чтобы выйти из своего похожего на транс ступора и признать охотника, который стремительно спускался по лестнице.
— Привет, я Дерек.
Он нерешительно пожал протянутую руку моего отца.
— Каджика.
Папа оглядел его с ног, испачканных землёй, до мешковатых спортивных штанов и чёрной толстовки с капюшоном.
— Каджика, — повторил папа. — Это Готтва?
Глаза охотника расширились.
— Забавная история, — сказала я. — Он внучатый племянник Холли.
— Я думал, он твой друг из Бостона.
— Ну, так оно и есть, но когда мы встретились, и я спросила его, откуда взялось его имя, он сказал мне, что у него есть двоюродная бабушка в Роуэне.
— Но ты не знала, что Холли из Готтвы, — сказал папа, отпуская руку Каджики. Чёрт.
— Нет… Я не знала, что Холли была нашей родственницей, — сказала я. — Я знала, что в ней есть местная кровь.
Папа снова изучил Каджику. Спустя долгое время он сказал:
— Тогда это как бы делает тебя родственником, — сказал папа Каджике.
— Ага, — сказала я.
Одна из папиных бровей приподнялась.
— Твоё лицо кажется ужасно знакомым. Мы встречались раньше?
— Нет, сэр, — сказал он.
Мои ладони стали скользкими. Несмотря на то, что они были холодными, мне пришлось вытереть пот о штаны. Неужели папа нашёл мою книгу? Видел ли он фотографии охотников за фейри, похороненных на нашем заднем дворе?
— Я уже несколько дней в городе. Может быть, вы видели меня издалека? — предположил Каджика.
— Может быть, — он снова оглядел его. — Могу я спросить, почему ты не носишь обувь, сынок?
— Я… — Каджика запнулся, пытаясь найти правдоподобное оправдание. — Я забыл их в Бостоне.
Я чуть не рассмеялась — почти потому, что реальность была жалкой.
К счастью, папа не спросил, как он не заметил, что был без обуви, когда садился в автобус или самолёт из Бостона в Роуэн.
— Ну, ты выглядишь примерно моего размера. Я уверен, что у меня есть несколько пар обуви, пылящихся в глубине шкафа, — сказал папа. — Моя жена всегда преследовала меня, чтобы избавиться от вещей, так что ты действительно окажешь мне услугу, если примешь пару.
В этот момент отец стал чем-то большим, чем просто человеком, которого я любила больше всех остальных. Он стал человеком, которым я восхищалась больше всех остальных. Мама никогда не просила его рыться в шкафу и выбрасывать неношеные предметы одежды. Если кто и был барахольщицей, так это она.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Что ж, давайте отправимся домой. Катори похожа на сосульку, да и ты сам выглядишь не намного теплее.
— Нет, я должен вернуться… — начал Каджика.
— Только не без обуви. Ты захватил с собой пальто или тоже забыл его в Бостоне? — то, как папа спросил его, сказало мне, что ложь его не обманула.
Каджика опустил глаза в землю.
— В спешке, чтобы добраться сюда, я оставил его дома.
— Что ж, тебе повезло. У меня есть отличное пальто, которое я просто не могу застегнуть на животе, — папа покачал головой. — Покупки в Интернете пошли не так, как надо.
Каджика снова посмотрела на папу, сдвинув брови. Несмотря на то, что у него были воспоминания Блейка, он, похоже, не понимал, что такое Интернет-шопинг. Или, может быть, он не понимал, почему совершенно незнакомый человек был добр к нему. Нет, Негонгва проявил к нему доброту. Вероятно, его поставили в тупик покупки в Интернете.
— О… хорошо, — наконец сказал он.
И вот мы поплелись к катафалку. Папа поднял заднее сиденье для Каджики, который сел с большой сдержанностью.
— Как ты узнал, где меня найти? — спросила я папу, устраиваясь на переднем сиденье рядом с ним.
— Би предположила это, когда я сказал ей, что нигде не могу тебя найти.
Папа положил свою руку поверх моей, когда ехал обратно, как будто боялся, что я снова умчусь. Несколько раз я оглядывалась на Каджику, который смотрел в окно, крепко сцепив руки на коленях. После того, как мы припарковались, охотник настоял на том, чтобы подождать у машины, но папа заставил его зайти внутрь. Каджика широко раскрытыми глазами огляделся вокруг. Я тоже так сделала, но по совершенно другой причине. Наша гостиная и кухня были безупречно чисты, без малейшего намёка на приём, который мы устроили всего несколько часов назад.
— У вас очень хороший дом, сэр, — сказал он папе, который тоже оценивающе огляделся.
— Это всё Нова. У неё был настоящий талант к декорированию.
Когда он сказал это, мой взгляд упал на дверь, которую я перекрасила. Я не жалела о смене цвета, но перекраска весёлого жёлтого маминого цвета причинила боль моему отцу, поэтому я пожалела об этом. Я решила, что перед отъездом в Бостон я восстановлю железные китайские колокольчики в качестве подарка ему.
— Я сейчас вернусь, — сказал папа, направляясь наверх. — Кэт, почему бы тебе не приготовить немного горячего шоколада?
— С радостью… то есть, если я смогу заставить кровь вернуться в мои руки, — сказала я, направляясь на кухню.
Я потёрла ладони друг о друга, чтобы согреться. Как только я снова смогла согнуть пальцы, я схватила глубокую кастрюлю и наполнила ёе молоком. Я держала руки над кипящей жидкостью. Вскоре я уже закатывала рукава водолазки.
Когда я отвернулась от плиты, Каджика всё ещё стоял в прихожей, неподвижный, как тотемный столб.
Я разломила горько-сладкую плитку шоколада и бросила кусочки в молоко, затем выключила огонь и помешала.
— Ты можешь подойти ближе. Я не буду кусаться.
Он медленно направился к кухне на ногах цвета синяков. Когда он увидел, что я смотрю на них сверху вниз, он перестал двигаться.
— Садись, — сказала я ему, кивнув головой в сторону одного из кухонных стульев.
Медленно, он сделал это.
Я наполнила чайник и поставила его кипятить, затем накачала немного свежего розмаринового мыла Айлен в пластиковый таз, который мы держали под раковиной. Прежде чем электрический чайник щёлкнул, я добавила тёплую воду в мыло. Оно вспенивалось и распространило свежий зелёный аромат поверх аромата расплавленного шоколада. Я поставила тазик рядом с его стулом и положила чистое кухонное полотенце на наш обеденный стол. Он уставился на воду, как будто это было самое странное подношение, которое он когда-либо получал… Он, охотник, которого похоронили под заколдованными лепестками роз.