Семья Корлеоне - Эд Фалько

— А как правильно и как неправильно убивать? — спросил Уилли. Он оглянулся на Корра, затем снова посмотрел на Пита. — Мы найдем ублюдков и сотрем их в порошок.

— Ты вот что подумай, Уилли, — заметил Корр. — Чем все обернулось, когда ты попытался это сделать в прошлый раз?

— В следующий раз я не промахнусь, — решительно заявил Уилли, вскакивая на ноги.

— Сядь. — Взяв Уилли за руку, Пит усадил его обратно на парапет. — Послушай меня, Уилл О’Рурк, — продолжал он, по-прежнему крепко сжимая его запястье. — Мы взялись за Брази готовые наполовину, как это принято у ирландцев, и ты сам видишь, куда нас это привело.

Опершись на дубинку, Корр задумчиво промолвил, словно разговаривая сам с собой:

— Нам нужно усвоить у итальянцев один урок.

— Что это значит? — спросил Уилли.

— Это значит то, — объяснил Пит, — что нам нужно проявлять терпение и тщательно разрабатывать план, и тогда, когда мы сделаем шаг, мы сделаем его правильно.

— О господи… — Уилли выдернул руку из сильных пальцев Мюррея. — Мы должны сделать это сейчас, когда мы вместе, прежде чем все разойдутся каждый своим путем и всё забудут, как это происходит всегда.

— Мы не забудем то, что сделал с Донни Лука, — решительно произнес Пит. Он снова взял Уилли за запястье, но на этот раз мягко. — Он поступил мерзко, и мы заставим его за это заплатить. За это, а также за пятьдесят других грехов. Но мы будем терпеливы. Мы дождемся нужного момента.

— И когда же это случится? — язвительно поинтересовался Уилли. — Когда, по-твоему, настанет момент разобраться с Лукой Брази и всеми остальными макаронниками?

— Итальянцы отсюда никуда не денутся, — сказал Корр. — И нам придется с этим жить. Их слишком много.

— И что с того? — воскликнул Уилли, обращаясь к Питу. — Когда же наступит нужный момент?

— Я установил кое-какие связи с ребятами из итальянских группировок, Уилли, — сказал Пит. — В настоящее время у Марипозы и Чинквемани огромный зуб на Луку Брази. Кроме того, существуют трения между Марипозой и Корлеоне, а также тем, что осталось от семьи Лаконти…

— Какое это отношение имеет к нам и к тому, что мы должны убить сукиного сына Брази? — перебил его Уилли.

— Видишь, — спокойно произнес Пит, — именно здесь вступает в игру терпение. Мы ждем и смотрим. И только увидев, кто оказался наверху, мы сделаем свой шаг. Нам нужно подождать, — закончил он, тряхнув Уилли за руку. — Нам нужно ждать и слушать, и когда наступит нужный момент, мы вступим в игру. Когда наступит нужный момент.

— Ох, — пробормотал Уилли, глядя на голубей, затем на ясное небо и яркий солнечный свет, согревающий город. — Ох, — повторил он. — Даже и не знаю, Пит.

— Все ты знаешь, Уилли, — заверил его Корр. — Разве мы с Питом не дали тебе торжественную клятву в этом деле? И мы говорим также и от лица остальных. От лица братьев Доннелли и даже этого юного шпанюка Стиви Дуайера.

— Лука труп, — решительно произнес Пит, — но пока что мы ждем.

Зима 1934 года

Глава 13

Вдоль кромки воды выросли похожие на дюны сугробы высотой в два и даже в три фута. Снег продолжал падать и теперь, в лунном свете, на песчаный берег и покрытую зыбью черную кожу залива Литтл-Нек. Лука Брази никак не мог ухватить лихорадочно кружащие мысли, что, скорее всего, было следствием наложившихся друг на друга последствий кокаина и таблеток. Мгновение назад он думал о своей матери, и вот уже его мысли перескакивали на Келли. Мать угрожала наложить на себя руки. Келли была уже на седьмом месяце беременности. Лука, как правило, не мешал кокаин с таблетками, и сейчас ему казалось, будто он бродит во сне. Скорее всего, дело было в таблетках, но и кокаин добавил свою долю. Лука решил прогуляться по заснеженному берегу в надежде, что холодный свежий воздух поможет прочистить голову, однако он уже начинал околевать от мороза, но ему по-прежнему никак не удавалось упорядочить свои мысли. У него в сознании всплыла пара строчек из популярной песенки «Красотка Минни»: «Она крутила шашни с типом по прозвищу Угар; она его любила, хотя он сидел на кокаине». Лука рассмеялся вслух и тотчас же осекся, услышав собственный трескучий пронзительный смех, похожий на безумный хохот лунатика. Он обхватил себя руками за плечи, словно пытаясь не дать себе развалиться на части, и подошел ближе к воде, темной и пенящейся. Было что-то пугающее в этом огромном черном пространстве, набегающем на берег.

В доме оставалась Келли. Она требовала, чтобы Лука отвез ее в больницу. Весь день они развлекались таблетками и кокаином, и к вечеру Келли вдруг покрылась пятнами. И вот теперь она требовала, чтобы Лука среди ночи в снежный буран отвез ее в больницу. Лука посмотрел на воду. Он укутался в меховую шубу и надел на лакированные ботинки галоши. Сквозь разрыв в тучах выглянула полная луна. Фетровая шляпа промокла насквозь, и Лука снял ее, чтобы стряхнуть с полей снег. «Джайентс» одержали победу в финальной серии, и город словно обезумел, а теперь еще эта суровая зима. Лука отлично заработал на бейсболе, поставив на «Джайентс» еще в самом начале, когда главными фаворитами считались «Сенаторс». Он получил много денег. Об этих деньгах не знал никто, даже ребята. Лука попытался объяснить это матери, но та только упрямо твердила, что во всем виновата она. Келли не переставала скулить. Она скулила, и Лука кормил ее таблетками. Он не утопил ее в океане, и вот теперь она уже была на седьмом месяце.

Лука мысленно увидел белый округлившийся живот своей матери. Сначала его отец был в восторге. Однажды он вернулся домой рано, с цветами, еще когда все было хорошо. Лука даже не мог сказать наверняка, что это его ребенка носит в себе Келли, так почему ему должно быть до этого какое-то дело? Келли шлюха, и она, и все ее племя, племя шлюх. Однако было в ее лице, в ее теле что-то такое, что Луке хотелось лечь рядом с нею и заключить ее в объятия. Всего какое-то мгновение назад ему хотелось размозжить ей голову, и вот он уже изнемогал от желания ее обнять. Вдвоем с Келли, обезумевшие от таблеток, а в последнее время и от кокаина, они делали друг другу, друг с другом такое…

Лука поднял взгляд к небу, и снег упал ему на лицо и в рот. Он потер виски, а вода шипела, накатываясь на песок, и снег падал на залив крупными хлопьями, которые кружились, появляясь из мрака, и исчезали во мраке, жирные и белые, пока их не проглатывала неспокойная вода залива, пересеченная золотистой дорожкой лунного света. Сделав глубокий вдох, Лука застыл, слушая звуки воды и ветра, и это его несколько успокоило, помогло вернуться на землю. Черное пространство залива перестало пугать и снова стало манящим. Лука подумал, как же он устал. Устал от всего. Он не бросил Келли в океан, потому что хотел по-прежнему обнимать ее ночью, когда она молча спала рядом с ним, потому что сам не знал, почему, но он ее хотел, и если бы она только не скулила и не была на седьмом месяце беременности, все было бы гораздо лучше, даже если бы оставались его мать с ее постоянными жалобами и непрестанная головная боль, и весь этот нескончаемый бред, который все тянется, тянется и тянется… Лука снял шляпу, стряхнул с полей снег, расправил ее и снова надел и, поскольку делать все равно было нечего, направился обратно к дому.

Когда Лука свернул к дому, у него снова разболелась голова. С обледенелых водостоков свисали огромные сосульки, доходящие до нескольких футов в длину. Некоторые опускались до самой земли. Из окон подвала на снег просачивались красноватые отсветы, и когда Лука, присев на корточки, заглянул в одно узкое окно, он увидел Винни, в штанах и майке, подкидывающего уголь в топку, и даже сквозь свист ветра под скатами крыши и в голых ветвях древнего раскидистого дерева, которое нависало над домом, словно охраняя его, Лука расслышал ворчание и стон котельной, принимающей порции угля из широкой совковой лопаты. Когда он прошел на кухню и остановился в дверях, топая ногами и стряхивая целые пласты снега с одежды, ребята, сидевшие за столом, приветствовали его, выкрикивая его имя. Скинув шубу, Лука бросил ее на вешалку, и без того уже переполненную. На кухне пахло кофе и беконом. Высокий незнакомец стоял у плиты, готовя яичницу, а рядом на закопченной горелке разогревался кофейник. Мужчина был в возрасте, лет под пятьдесят, в костюме-тройке из плотной ткани защитного цвета с таким же галстуком и красной гвоздикой в петлице. Лука недоуменно уставился на него, но Хукс объяснил:

— Это Горски. Он друг Эдди.

Эдди Яворски, сидевший за столом между Джоджо и Поли, в подтверждение промычал что-то нечленораздельное. В углу стола небольшим холмиком возвышалась куча банкнотов и монет. Эдди изучал пять карт, зажатые веером в левой руке. В правой он держал десятидолларовую бумажку, готовый положить ее в банк.