Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Погонин Иван

— Не то слово. Весь город о ее романах судачил, один только господин Тименев ничего не знал. Вот так-с.

Помощник начальника тяжело вздохнул.

— Ну и кто же у нее в поклонниках ходил?

— Баринов из губернского правления, помещик Лискутов, этот вообще старик, ему за сорок, и чего только она в нем нашла? А последний ее предмет — наш Слепнев.

— Слепнев! Вы это наверно узнали?

— Ну да. Есть у нас в городе такие сестры Авдиевы. Олимпиада Семеновна и Пелагея Семеновна. Обе дамы, несмотря на солидные уже лета, незамужние. У них по четвергам дни. Папенька мой ходит туда иногда, ну я с ним после вашего задания увязался. А там весь вечер разговор был только об убийстве и об убиенных. Ох уж они им кости мыли! Я еле-еле полчаса высидел, больше не смог, ушел по-английски. Но про роман Веры Аркадьевны и Слепнева все говорили как об общеизвестном факте.

7

Утром следующего дня Тараканов съездил на Прямую улицу и побеседовал там с матерью и сестрой Алинского. Потом он поехал на Киевскую, в магазин Доброхотова, где имел непродолжительную беседу с приказчиком.

Вечером Тараканов разбирал многочисленную корреспонденцию. Резолюции он ставил почти машинально, не особенно вдумываясь в смысл прочитанного. Его мысли были заняты совершенно другим. Около восьми вечера он решительно отложил перо, взял фуражку и поехал к Недовесову.

— Проходите, проходите! Вот не ожидал вас увидеть. Рад, очень рад. Как здоровье?

— Благодарю, Иван Ильич, здоровье в полном порядке. Я к вам по делу.

— Ну разумеется! Слушаю вас внимательно.

— Иван Ильич, я думаю, Алинский не виноват в убийстве.

— Вот те раз! Я, следователь, который вел это дело от начала и до конца, в вине Алинского уверен, прокурор, написавший обвинительный акт, — тоже, а вы, милостивый государь, вдруг приходите и заявляете, что он не виноват. С какой стати?

— Разрешите объяснить?

— Прошу вас. Присаживайтесь. Может, чаю? Или коньячку?

— Благодарю.

— Значит, коньячку. — Следователь достал из шкапа две рюмки, а из письменного стола — серебряную фляжку. — Всегда имею запасец. Жена, знаете ли, иной раз не позволяет, поэтому и таюсь.

Хозяин и гость выпили.

— Нектар у вас, а не коньяк, Иван Ильич, прямо нектар. Кунцевич меня точно таким потчевал иногда. Не из Эриванской ли губернии?

— Оттуда. На мой вкус — лучше французского. — Польщенный хозяин заулыбался. — Ну-с, и какие вас терзают сомнения?

— Меня прежде всего смутило вот что: как установлено в ходе следствия, в роковой вечер Тименевы и их гости — Павел Неверов и Алинский — поехали смотреть фильму. Расстались они около половины двенадцатого, после чего Тименевы уехали домой на своем экипаже, а Алинский проследовал на Миллионную на конке. Так?

— Да. И вагоновожатый, и кондуктор его уверенно опознали! Пассажиров в то позднее время было мало, а Алинский к тому же одет был во фрак. Такого пассажира они нескоро забыли бы.

— Вот-с! А как Алинский тогда попал в дом Тименевых? Что делать с нашим первоначальным предположением о том, что преступник пробрался в дом в отсутствие хозяев и прятался в спальне Тименева под кроватью, оставив там следы своего пребывания?

— Осип Григорьевич, вы только что сами сказали, что это было наше с вами предположение, сделанное в первый день производства следствия, то есть в то время, когда у нас не было никаких данных против преступника. Мало ли подобных предположений, которые на нашем юридическом языке именуются версиями, в ходе следствия возникает? И мало ли из них затем отбрасывается? И это предположение мною было отброшено. Вы полагаете, я над этим обстоятельством не думал? Думал, еще как думал! Очевидно, что у Алинского и Веры Аркадьевны, которая, как мы установили, не особенно была верна мужу, было в ту пору назначено свидание. Секретное свидание, кстати, мы с вами предполагали с самого начала, и этому есть подтверждение: помните показания прислуги о жалобах хозяйки мужу на головную боль и отсутствие этих жалоб горничной в спальне? Тименева впустила Алинского, меж ними возникла ссора, он ее удушил, потом прошел к хозяину, взял кинжал, убил его, вернулся в спальню хозяйки, вылез в окно — и был таков. Кстати, такая последовательность убийств объясняет то, что хозяйка была задушена, а хозяин убит ножом. Алинский пришел на свидание без оружия, поэтому хозяйку задушил, а с хозяином, как с более сильным, решил расправиться при помощи кинжала.

— Позвольте, позвольте. А как же положение трупа? Почему мы его обнаружили не в постели, а на пороге кабинета? Он что — спать не ложился, Алинского дожидался? Постель была не смята, следов крови на ней мы не обнаружили, а раневой канал свидетельствует о том, что удар в спину был нанесен в тот момент, когда Тименев не лежал, а стоял. Ведь так в заключении врача написано?

— Ну и что, что написано? И всему этому есть объяснение: в тот момент, когда Алинский зашел в кабинет хозяина дома и снимал со стены кинжал, Тименев, который спать ложиться только собирался и даже халата не снял, услышал шум и вышел из спальни в кабинет. Увидев в темноте фигуру мужчины, он испугался, бросился в спальню, но убежать не успел — преступник свалил его точным ударом.

— Что же это он так долго спать не ложился?

— Откуда мне знать? Бумаги какие-нибудь просматривал, счета, мало ли у коммерсанта занятий.

— Ну хорошо, а следы?

— Следы пальцев рук на окне?

— Нет, я про другие — следы крови на столе и у двери спальни Тименевой и след под кроватью хозяина.

— Ну и как эти следы обеспечивают алиби Алинского? Как? Да никак! Он действительно что-то искал в столе, ну и что, он после этого не может быть убийцей? И у дверей Тименевой он немного постоял — может быть, его насторожили какие-то звуки на улице или в доме и он на некоторое время затаился? Ну а отсутствие пыли под кроватью тоже объяснимо: может, у Тименева запонка туда закатилась и он лазал ее отыскивать?

Тараканов растерянно молчал.

— Ну что, Осип Григорьевич, уделал я вас?

— Хорошо. А как быть с манишкой? Я сегодня говорил с матерью Алинского, и она утверждает, что изъятая нами манишка сыну не принадлежит, и обе из имевшихся у него манишек — налицо. Я был в магазине, где Алинский их покупал, приказчик сверился по книгам — именно две штуки Алинскому и продали, не более. Он, кстати, так до сих пор и не рассчитался.

— Осип Григорьевич! Вы же опытный сыщик! Какая мать станет свидетельствовать против сына? Были у него одни манишки, поизносились, пообтрепались от стирки, он купил другие, а в тот вечер надел старую. Кровь с нее вы куда денете? А отпечатки пальцев? Давайте подытожим: показания и опознания кондуктора и вагоновожатого конки — раз, то есть даже два, показания и опознания извозчика — три, показания семейства Алинских о том, что он вернулся поздно, — четыре, отпечатки его пальцев на месте убийства — пять, кровь человека на манишке — шесть, сама манишка, найденная в его жилище, — семь! Манишка в доме Алинских как появилась? Вы же сами ее нашли.

— Не я, мой городовой.

— Какая разница! Вы же не приказывали ему ее туда подбросить? Ну и любовь! Любовь Антонины Аркадьевны к Всеволоду Андреевичу, которую она не умела скрыть, и о которой многие поэтому знали, и из-за которой она до сих пор ничего путного нам не говорит! Или вы думаете, что у этой наивной, романтической барышни, почти дитя, были чувства сразу к нескольким мужчинам?

— А что, Антонина Аркадьевна отказывается давать показания?

— Ну почему же! Я ее допросил, и она сказала, что в просонье слышала шум в комнате сестры, которому не придала значения, и более ничего не знает. Но вам надобно было видеть ее лицо во время допроса! Я по ее лицу как по открытой книге читал. Там прямо было написано: знает она того, кто был у сестры в ту роковую ночь, ни малейших сомнений, знает. Да вы сами в этом убедитесь, если на суде ее послушаете. Ну? Вы и теперь убеждены, что Алинский не виноват?